По ту сторону - Сергей Щипанов

Неожиданно для себя я разрыдалась – слёзы градом. Бросилась в ноги хозяйке дома, оказавшегося западней.

– Ваша милость, умоляю, не надо! Не заставляйте снимать одежду! Я… сознаюсь… я женщина. Только не выдавайте меня!

Сидония расхохоталась. Сардонический смех прозвучал жутковато:

– Я должна убедиться!

Воля этой властной госпожи подавляла. Как во сне я стала раздеваться, дрожа от стыда и страха. Осталась с забинтованной грудью и нелепом подобии трусиков.

– Снимай всё! – приказала Сидония.

Пришлось покориться.

Я стояла перед госпожой совершенно голая, жалкая и подавленная, а она скользила взглядом от головы до ног, хищно раздувая ноздри. Я была полностью в её власти, и она могла делать со мной всё, что вздумается. В глазах закона я – преступница, нарушившая запрещение женщинам носить мужскую одежду.

– Подойди ближе! – прозвучал новый приказ.

Во взгляде Сидонии я усмотрела огонёк извращённой похоти.

Отчаянно замотала головой:

– Госпожа… ваша милость, ради Бога, не надо!

– Чего ты боишься?! – Сидония усмехнулась. – У меня много грехов, но среди них нет содомского… Пока нет.

И опять я вынуждена подчиниться.

Вздрогнула от прикосновения холодных пальцев. Стояла, опустив глаза долу, а фон Борк самым бесстыдным образом ощупывала мои груди, живот, бёдра, ягодицы.

– Хороша, – сказала она с уже знакомой усмешкой. – Грудки очень славные, а бёдра узковаты… Вот что я тебе скажу, милая: я ведь разгадала тебя сразу, едва увидев. Это деревенских олухов, что окружали тебя, ты могла водить за нос. А я, Сидония фон Борк, вижу людей насквозь!.. А теперь ответь: ради какой надобности ты старалась выдать себя за мужчину?

– Позвольте мне одеться, ваша милость.

– Не раньше, чем ответишь мне, негодная! – вспылила Сидония.

Я стала рассказывать путаную историю, сочиняя на ходу: мол, спасалась от гнева московского царя, бежала в Восточную Пруссию вместе с парнем, своим женихом, он заболел и скоропостижно скончался, а я, боясь надругательства со стороны мужчин, взяла его одежду и…

– Довольно! Ты лжёшь, как непотребная девка! Правду! Иначе я прикажу слугам высечь тебя розгами. Прежде чем выдам властям. Здесь не жалуют женщин, наряжающихся мужчинами – ты поплатишься головой!

Я плохо соображала в тот момент. Единственное, что пришло на ум: я должна придерживаться моей версии, иначе окончательно запутаюсь. Не могу же, на самом деле, открыть ей истину! Она решит: я просто издеваюсь.

Я упала на колени.

– Ваша милость, клянусь: всё, что я поведала вам – истинная правда!

– Ты прежде бывала в Померании? – задала неожиданный вопрос Сидония.

– Нет.

– Где же ты могла обо мне слышать? Только не лги, будто бы в Московии знают, кто такая Сидония фон Борк!

Вот в чём дело! Барбара рассказала ей о нашем разговоре. Мерзкая доносчица!

– Молчишь? Тебе нечего сказать? Так вот – ты шпионка, тебя подослали! Говори: кто и зачем?

Я попыталась было отрицать, но Сидония поднялась и вдруг залепила мне пощёчину:

– Долго ты собираешься испытывать моё терпение?!

Она взяла звонок.

– Ваша милость, я скажу правду! – вскричала я, поднимаясь с колен.

Голому человеку разговаривать с одетым – мучение. Тем более возражать. Но я спасала свою жизнь.

– Вы не верите мне, ваша милость, а между тем я – ведунья! У меня в роду по женской линии все занимались ведовством, передавая знания от матерей дочерям.

Сидония обратилась в слух.

Странное дело, но упоминание чародейства придало моей версии весомость.

Я продолжила:

– Да простит меня ваша милость, но должна сказать: о вас идёт слава, как о колдунье, и даже на моей родине слышали о вас. Вы, якобы, навели порчу на князя Вольгаста…

– Я знаю! – прервала Сидония. – Только всё это – выдумки! Церковный суд снял с меня обвинение. Ты же, как я знаю, предрекла мне смерть на костре. Объясни.

– Я предвижу будущее, ваша милость. Не всех, только отмеченных знаком судьбы!

Сама не заметила, как стала впадать в экзальтацию. Посмотреть со стороны – демоническое зрелище, наверное. Обнажённая женщина изрекает пророчества, раскачиваясь и простирая руки.

– Обвинения сняты с вас, ваша милость, однако же готовятся новые. На сей раз вам вменят в вину проклятие рода герцогов Штеттина, обречение князей сего рода на бесплодие.

Сидония переменилась в лице, сделавшись белее мела. Удар попал в цель. Она, конечно, творила волшбу в полном одиночестве, и была уверена, что о ней не знает ни одна душа.

Я же просто вспомнила рассказ экскурсовода.

До чего быстро работают мозги в минуту смертельной опасности!

– Как?! – вскричала колдунья. – Откуда ты…

Она заходила взад-вперёд, нервно комкая в руках платок. Схватила бокал с вином, и разом осушила.

– Ваша милость, – напомнила я о себе, – я, с вашего позволения, оденусь.

Сидония кивнула. Она опустилась на оттоманку, рванула на себе колье с рубинами – ей не хватало воздуха.

– Вам плохо, ваша милость? – спросила я, надевая сюртук.

– Нет, всё в порядке, – ответила Сидония. Она взяла себя в руки.

Некоторое время молчала. Я стояла подле, ждала, что скажет.

– А тебе идёт платье мужчины, – небрежно обронила хозяйка. В самообладании ей не откажешь. – Однако хоть ты и умеешь предвидеть будущее, всё же допускаешь оплошности. Женщина, «мой юный друг», когда смотрит вверх – поднимает глаза, мужчина – запрокидывает голову… Дай руку! – приказала она неожиданно.

Я выполнила приказ.

– Видишь! Ты протянула руку ладонью вниз, мужчины же, всегда подают ладонью вверх!

Ух, ты! А ведь верно.

– Благодарю вас, ваша милость.

– Пустое. Так когда, ты утверждаешь, меня должны казнить?

– Не скоро, ваша милость! Через тридцать восемь лет. Сначала вас отправят в монастырь, затем заточат в Тюремную башню, а уж потом…

Сидония облегчённо вздохнула:

– Вот как! Что ж, у меня есть время подготовиться. Садитесь, мой друг, – сказала хозяйка, переходя на «вы». – Сейчас нам принесут вина и перекусить, затем мои люди доставят вас обратно. Пока же, расскажите мне…

Мы беседовали ещё часа два, угощались вином. Сидония расспрашивала, выведывала секреты пророчеств. Я, как смогла, удовлетворила её любопытство, вспомнив рассуждения «ясновидящих» и «экстрасенсов» двадцать первого столетия. Сидония осталась довольна.

А я была готова пожелать ей отправиться на костёр прямо сейчас. Жаль – нельзя. Хорошо, хоть не домогалась.

На прощание она сказала, что в случае надобности разыщет меня, и пожаловала две монеты. Золотые!

3

«Кто пьян да умён – два угодья в нём», – любила повторять Барбара к месту и не к месту. Старая ведьма успешно сочетала оба качества. В последнее время она начинала прикладываться к бутылке с раннего утра, чтобы к вечеру напиться до положения риз. Как удавалось ей обслуживать клиентов в таком состоянии – одному Богу ведомо.

После случая с фон Борк я возненавидела свою «благодетельницу» – её длинный язык едва не стоил мне головы. Неизвестно к тому же, каким унижениям могла подвергнуть меня Сидония, прежде чем выдать палачу. По злому ли умыслу Барбара передала фон Борк неосторожное высказывание о том, что мне известна её судьба, или старуха просто проболталась, не знаю. С того дня я старалась всячески избегать общения с предательницей.

В Штеттине мы пробыли две недели, дали десяток представлений, да и двинулись дальше – в Гамбург.

Путь не близкий, зато дороги не чета тем, что уже проехали. Выступали мало – старались поскорее добраться до вольного имперского города Гамбурга (таков его официальный статус), главнейшего из портов на Северном море.

Я безмерно радовалась возможности оказаться подальше от Померании и от фон Борк – красавицы с извращёнными наклонностями.

Молва нисколько не преувеличивала: Гамбург действительно был богатым и большим городом. А должен стать ещё крупнее, ещё зажиточнее. Бросались в глаза вереницы возов на подъезде к городу, везущих камень и лес. Строили тут с размахом. На обеих берегах Эльбы.

Трущоб здесь тоже хватало – роскошь и нищета уживались рядом, дополняя друг друга. Привлечённые богатством, со всех краёв сюда стекались мошенники и авантюристы, бродяги и проститутки, воры, и тому подобный люд, вплоть до беглых каторжников. Зуко, рассказывая мне о Гамбурге, сказал: «Тут меня обкрадывали, пару раз пытались ограбить, и разок ударили ножом». Словом – необходима осторожность.

Поставили лагерь на одной из городских площадей, стали выступать.

Стелла опять работала на верхотуре – отчаянная девчонка. Правда, выбора у неё не было. Себастьян жонглировал, подбрасывал и ловил тяжеленные, пуда на два, гири, завязывал узлом железные прутья в палец толщиной. Зуко веселил публику, сбивал с моей головы парик. С успехом шли сценки-репризы. Работа кипела.

У Барбары клиентов заметно поубавилось – одна-две местных кумушки за день заглянут, и то хорошо. Видно, вечно пьяная прорицательница не внушала доверия горожанам. Старуха редко показывалась на свет божий, даже в кабак за вином посылала Анатаса, сынишку Зуко. Встречаясь со мной взглядом, она криво ухмылялась – то ли не хотела показать, что чувствует себя виноватой, то ли замыслила недоброе.