Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России - Андрей Аксёнов

Помимо билетных и бланковых проституток, конечно, существовали и нелегальные, которые не имели ни бланков, ни билетов и работали на свой страх и риск.

В начале XX века настолько безнравственное положение вещей возмущало очень многих, и первыми на защиту прав проституток встали феминистки, заявляя о притеснениях женщин в публичных домах и вне их. Во время революции 1905 года был образован Всероссийский Союз равноправия женщин, и в его программе, помимо прочего, были требования о реформе законов о проституции. В 1908 году в Петербурге прошел первый в России женский съезд, в котором приняли участие почти все женские организации и представительницы всего политического спектра – от либералок до большевичек. Этот съезд прогремел на всю страну, в газетах появились десятки публикаций, в поддержку женщин стали высказываться политики. На съезде было принято более 20 резолюций: о страховании работниц, охране материнства и детства, изменении брачного законодательства и политических правах – и, среди прочего, поднимался вопрос о проституции и ее причинах, причем на съезде присутствовали чиновники из министерств внутренних дел, юстиции и промышленности.

В результате довольно сильного общественного давления в 1909 году был издан закон «О мерах к пресечению торга женщинами в целях разврата». Закон не запрещал проституцию в принципе, но повышал возраст, с которого можно было работать в публичном доме, до 21 года; отдельно оговаривалось наказание за насильственное помещение женщин в бордели.

К сожалению, возраст согласия этим законом так и не был отрегулирован. Если женщина работала не в борделе, а на улице, самостоятельно или под надзором каких-нибудь банд, то за это наказывался сутенер как «виновный в принятии в притон разврата лица женского пола моложе 21 года», но клиенты таких девушек не наказывались. Борьба продолжалась, и в следующем, 1910 году в Петербурге прошел Первый всероссийский съезд по борьбе с торгом женщинами, где говорилось не только о легальной проституции:

«Если бы на одну минуту удалось сорвать покров с тайной проституции столицы, то… в другом виде предстали бы перед нами и различные конторы для найма прислуги, рестораны, модные мастерские, кафе, гостиницы и увеселительные заведения, деятельность которых частью ничем не отличается от деятельности публичных домов».

Если уж зашел разговор про публичные дома, нельзя не вспомнить о средствах контрацепции и предохранения от венерических заболеваний. К началу века презервативы были относительно доступны и назывались «резиновые изделия», «кондомы» или «предохранители». Производство презервативов из каучука было налажено еще в середине XIX века. К началу ХХ века их уже изготавливали и из латекса. Помимо этого, можно было купить презервативы попроще – например, из рыбьего пузыря. Стоили они в любом случае недешево, до 5–6 рублей за дюжину, так что в основном, конечно, обходились без них.

Очень характерное свидетельство положения дел – небольшая брошюра «Половая перепись московского студенчества и ее общественное значение», изданная в 1909 году в Императорском Московском университете (сейчас – МГУ). В ней опубликованы результаты статистического опроса, проведенного среди 2 тысяч студентов университета (примерно половина от общего их числа). Уточним, что речь идет исключительно о мужчинах.

Помимо интересующей нас темы, можно узнать еще несколько отдельных довольно интересных подробностей: например, курила половина студентов, а треть – принципиально не пила. У 11,5 % студентов родители болели туберкулезом (чудовищная статистика!)…

О сексе, однако, вопросов гораздо больше, а ответы весьма любопытны. «Старался ли кто-нибудь дать разъяснение относительно сущности половых процессов?»: «да» – 26 %, «нет» – 73 %. «Читали ли вы произведения изящной литературы, специально посвященные половому вопросу, или нет?»: 96 % студентов ответили, что читали. Как вы думаете, что же в то время считалось такими произведениями? Нет, не порнографические рассказы. Вот список: Леонид Андреев, «Бездна», – 26 %, Леонид Андреев, «В тумане», – 25 %, Лев Толстой, «Крейцерова соната», – 30 %, Эмиль Золя, «Плодородие», – 11 % и так далее. Можно примерно представить себе уровень тогдашних нравственных требований, если «Крейцерова соната» считалась «произведением изящной литературы, специально посвященным половому вопросу»!

В каком возрасте начиналась половая жизнь и при каких обстоятельствах? 65 % студентов имели сексуальный опыт; более того, 6 % получили его еще до 12 лет. На каждый следующий год приходилось примерно по 10 %. Самый интересный вопрос – о первом контакте: 40 % респондентов утратили невинность с проститутками, 10 % – с чужими женами. Оставшаяся половина, не считая единичных случаев опыта с гимназисткой, монахиней или кем-то еще, впервые занималась любовью с горничными, кухарками, нянями, воспитательницами и работницами. Подводя итог, можно сказать, что, в отличие от сегодняшнего дня, практически никто не терял невинности со сверстницами.

На момент проведения опроса 60 % студентов удовлетворяли свои желания с проститутками, 12 % – с чужими женами, 20 % – с прислугой. Только у 15 % были постоянные любовницы.

При этом вероятность подхватить венерическую болезнь была высока: пятая часть опрошенных в течение жизни болели триппером, а 3 % – сифилисом. Для предохранения 16 % использовали презервативы, а 25 % – прерванный половой акт.

Если с середины XIX века еще было принято сетовать на падение нравственности в городе и горевать о тлетворном влиянии городских нравов на простодушных сельских жителей, то к концу столетия в моду начал входить декаданс. Люди свободных профессий – журналисты, писатели, поэты, актрисы, адвокаты, не скованные ни патриархальностью деревенских нравов, ни честолюбием высшей аристократии, – погрузились в разнообразные эксперименты.

Любовные треугольники поэтов, поэтесс и актрис распадались и создавались в немыслимых сочетаниях, жены уходили от мужей и возвращались обратно. В среде социалистов, как положено, начали развиваться и более революционные идеи – заговорили о феминизме, о новом быте. Даже радикальные борцы с режимом не всегда готовы были принять такие шокирующие идеи, как, например, теорию о «стакане воды» – о том, что новой женщине удовлетворить свое желание должно быть так же просто, как утолить жажду.

Что же касается низов – заводских рабочих или прислуги, их отношение к сексу было вполне крестьянским: это и были вчерашние крестьяне. Однако в деревне все всегда на виду, общество замкнуто, а в городе легко затеряться или даже переехать. Между тем крайняя бытовая теснота в сочетании с доступностью и легальностью борделей приводила к тому, что среди прислуги и фабрично-заводских работниц сексуальная свобода была повсеместной. Это доказано статистикой.

Во время Первой мировой войны проводились исследования среди семей столичных нижних воинских чинов, согласно которым доля внебрачных рождений достигала 10 %, причем это не просто незаконнорожденные дети, а дети, родившиеся у незамужних женщин, – и это каждый десятый ребенок. Сколько детей родилось от связей на стороне, подсчитать едва ли возможно.

Институт семьи в больших индустриальных городах переживал серьезный кризис. Экономические условия вынуждали супругов годами жить порознь. Незамужние женщины жили отдельно от родителей, в крайней бедности, без образования, без представлений о гигиене и последствиях сексуальной жизни. При этом, как вы помните, среди обеспеченных и образованных мужчин был огромный спрос на секс…

Многим, в первую очередь социалистам, такое положение вещей казалось логичным и закономерным следствием прогресса. Именно поэтому после революции большевики осуществили несколько реформ, но довольно быстро свернули их. Пожалуй, наиболее важным последствием этого можно считать современное либеральное законодательство о разводах, но отношение к сексу и незаконнорожденным в советском обществе оказалось потом намного более строгим, чем во времена Российской империи.

Любовь, символизм и морфий

В 1904 году два знаменитых поэта, Валерий Брюсов и Андрей Белый, вступили в мистическое соперничество за сердце «демонической женщины» Нины Петровской. Это история душераздирающей и странной любви.

В самом начале XX века в моду вошел символизм. Его последователи и пророки искали и находили в тумане жизни знаки и указания. У каждого поступка, по их мнению, должен существовать скрытый смысл, а жизненные переживания – только отголосок чего-то трудновыразимого, происходящего в неких высших сферах.

Чтобы быть своим для символистов, нужно было понимать этот тайный язык намеков, экзальтации и переживаний, – а что может дать больше переживаний, чем любовь? Но обыкновенная, земная любовь была слишком простой.

Ходасевич, который оставил невероятно искренние и проникнутые тревогой воспоминания о символистах и символизме, писал так:

«Любовь открывала для символиста или декадента прямой и кратчайший доступ к неиссякаемому кладезю эмоций. Достаточно было быть влюбленным – и человек становился обеспечен всеми предметами первой лирической необходимости: Страстью, Отчаянием,