Унесенные временем - Геннадий Авласенко

— Но, волчья сыть!

— И что? — резко спросил Феофан, одновременно с этим перехватывая у возницы кнут. — Порешили вы с братом того купца, так, что ли?

При этих его словах Санька вздрогнула и сжалась. По-новому как-то взглянула на невзрачного этого мужичка в нелепом среди лета головном уборе. Раньше возница казался ей просто смешным, теперь же при одном только взгляде на его сутулую спину Саньку невольно пробрала дрожь.

— Ну, что молчишь? — нетерпеливо прогудел Феофан, швыряя кнут себе под ноги. — Говори!

— Осуждаешь, святой отец? — с какой-то даже издевкой отозвался воз­ница, нагибаясь и вновь подхватывая кнут. — А ежели у нас иного выбора не было?

— Бог судит, не я! — буркнул Феофан и из-за плеча бросил обеспокоен­ный взгляд в сторону Саньки. — А выбор, его завсегда найти можно!

— А ежели он брата мово порешил?! — с каким-то торжеством в голо­се возразил возница. — Мы бы их, может, живыми отпустили, лошаденок с товаром отняли бы и все! А он из пистоли в брата. в упор! Ну, а потом и я его достал. кистенем. Вот этим самым.

И возница неожиданно вытащил из-под сидения шипастый металличе­ский шар на длинном сыромятном ремешке. знакомый такой шар.

— Перетянул разок по макушке — ему и хватило, — продолжал меж тем возница, с какой-то странной ухмылкой покачивая на руке кистень. — Куп­чиха, известное дело, в крик. Ну, я и ее тоже. сгоряча! Потом опомнился, пожалел о содеянном. Не о купце, пес с ним, с купцом. о бабе его. Она моло­дая была, сдобная. Очень бы мне для этих самых дел подошла. а я, дурак, кистенем!

И вновь засовывая кистень под сидение, возница сладострастно при­чмокнул.

— Не о том говоришь! — сердито буркнул Феофан. — Бог тебе судья, но нельзя об этом так! Давай о чем-нибудь другом побеседуем!

— Давай! — согласился возница. — Как младший братишка мой мучени­ческую смерть принял — об этом я тебе уже рассказал. А поведаю я тебе еще, святой отец, как старшего моего брата жизни лишали! — Последние слова возница почти прокричал. — Поведать?!

— Придержи лошадей! — встревоженно крикнул Феофан, хватая возни­цу за плечо. — Придержи, говорю!

— Ты его убил, монах! — истошно завопил возница, вовсе бросая вожжи и судорожно шаря правой рукой под сиденьем. — Позавчера, у реки дело было! Али позабыл уже, святоша?

Ничего на это не отвечая, Феофан ухватил его за отвороты кафтана обеими руками и так встряхнул, что с головы возницы слетела его мохнатая шапка.

— Останови, говорю!

— А шиш тебе, монах! — полузадушенно хрипел возница, все продолжая и продолжая шарить рукой под сиденьем. — Сейчас я тебе. сейчас.

Лошади, никем не управляемые, неслись вскачь, а бричку трясло и под­кидывало так, что Саньке пришлось обеими руками крепко вцепиться в пору­чень, чтобы удержаться и не вылететь. И тут в правой руке возницы оказалось вдруг что-то, длинное и блестящее. и мгновение спустя Санька услышала треск выстрела.

И почти одновременно с этим Феофан охнул и, отпустив возницу, ухва­тился обеими руками за окровавленную голову. Потом покачнулся и вывалил­ся на обочину дороги.

— Феофан! — пронзительно вскрикнула Санька, уже поняв, что произо­шло, но еще не до конца в это поверив. — Феофан!

Она обернулась, но так ничего не смогла рассмотреть в густой пыли, клу­бившейся за бричкой.

— А вот оно как, святоша! — завопил возница, вновь подхватывая и встряхивая вожжи. — Брата моего порешил — ступай сам следом! — И мет­нув быстрый взгляд в сторону омертвевшей от ужаса Саньки, добавил с гнус­ной какой-то ухмылочкой: — А с тобой, девка, я потешусь! Ох, как потешусь, душеньку отведу! И за себя, и за братьев своих загубленных!

«Прыгать! Немедленно прыгать! — билась в голове у Саньки паническая мысль. — Спрыгнуть, пока не поздно!»

Но лошади мчались с такой скоростью, что прыгать было опасно. И оста­ваться в бричке тоже было опасно, еще опаснее, нежели прыгать.

— Два брата у меня было! — вопил во весь голос возница, с силой вращая над головой кнут. — И где они, братья мои?! Один я таперича, на всем белом свете один! Аки перст. и в сердце моем лишь злоба лютая!

Он был похож на сумасшедшего. да он и был сумасшедшим в этот момент.

Сжав зубы, Санька уже приготовилась прыгать, хоть вероятность раз­биться была очень высока, но тут она заметила всадников. Вымахнув из какого-то перелеска, они мчались наперерез бричке, и было их около сотни, а то и больше.

Возница тоже заметил всадников, да и трудно их было не заметить. Он хлестнул лошадей, хоть они и так неслись из последних сил.

— Но, клячи купеческие! Давай же, давай!

Обернувшись, Санька сумела разглядеть сквозь клубы пыли быстро при­ближающихся всадников. Их лошади были явно порезвее порядком заморен­ных купеческих рысаков.

— А ну стой! — зычно закричал передний из всадников, нарядный, в блестящей кольчуге и шлеме с перьями. — Стой, тать!

— Грехи наши тяжкие! — испуганно простонал возница, натягивая вожжи и замедляя этим бешеный бег лошадей. — Никак, дозор царский!

Он вновь напялил на голову нелепую свою шапку и, повернувшись в сторону обмершей от ужаса Саньке, добавил жалобно и одновременно с угрозой:

— Ты, девка, того. молчи лучше! Будешь молчать, тогда и я тебя, это. не выдам, слышишь?! Ужо не скажу им, что ты — девка переодетая! А коли из беды выпутаться сумеем — враз отпущу! Вот как перед Богом клянусь — отпущу с миром, ничем не обидев! Ты только меня, это. не выдай, слышь?! Я — купец, по торговым делам еду... ты — мой сынишка младшенький, все понятно?

Последние слова он произнес почти шепотом, ибо всадники были уже совсем близко. Еще мгновение — и они обступили остановившуюся бричку со всех сторон, а возница, сорвав с головы меховую свою шапку, принялся униженно кланяться.

— Кто таков? — властным начальственным голосом проговорил все тот же всадник в золоченой кольчуге, и Санька внезапно его узнала.

Это он третьего дня хотел хлестнуть ее плетью, да Феофан не позволил, принял этот удар на себя.

Вспомнив о Феофане, Санька вдруг почувствовала, как тугой соленый комок вплотную подкатил к горлу, да так, что даже дышать стало трудно. Глаза заволокло слезами, но Санька сердито смахнула их тыльной стороной ладони. Не время было плакать сейчас.

А возница уже что-то говорил, обращаясь к всаднику в золоченой кольчуге, по всему видно, предводителю всей группы. и голос матерого убийцы был в этот момент на удивление тихим, угодливым, даже каким-то воркующим...

Впрочем, самое начало его объяснений Санька, всецело занятая своими горькими мыслями, пропустила.

— ...а потом тати воровские на нас нечаянно наехали. — продолжал между тем возница все тем же униженно-воркующим тоном, бросая при этом опасливые взгляды в сторону неподвижно сидящей Саньки. — Еле ускакали от них, товара часть пришлось выбросить иродам на разграбление. Бог мило­вал, спаслись. сынишка вот только перепугался до смерти.

— Сынишка?

Всадник в золоченой кольчуге чуть повернул своего вороного жеребца и пристально посмотрел на Саньку.

— Это и есть сынишка твой?

Возница неуверенно кивнул.

— Так ведь я его видел на днях! — незло и даже как-то весело прогово­рил всадник в кольчуге, — сынишку твоего названного! Правда, он тогда не с тобой был, а с монахом пришлым. Как же ты это объяснишь, купец?

Ненависть к вознице, подло, исподтишка убившего Феофана так захлест­нула Саньку, что даже собственная судьба перестала ее вдруг волновать.

— Врет он все! — закричала она, вскакивая с сиденья. — Не купец он — убийца! Он купца и жену его вчера убил кистенем, потом лошадей его забрал и в купеческую одежку вырядился! Что, неправду говорю?! А сегодня еще и Феофана. из пистолета.

Это было все, что смогла, давясь рыданиями, выкрикнуть Санька. А выкрикнув это, она вновь упала на сиденье и горько расплакалась.

— Вот оно что! —изменившимся голосом проговорил предводитель, пристально вглядываясь в помертвевшее от страха лицо возницы. — Вот оно как!

И тут же повелительно махнул рукой кому-то из своих подчиненных:

— Повесить!

— Нет! — пронзительно завопил возница, когда два дюжих воина, спе­шившись, стащили его с брички и, повалив навзничь, принялись связывать за спиной руки. — Поклеп это! Лжа!

И умолк, ибо один из связывающих, ткнул его лицом прямо в дорож­ную пыль.

— А это что? — проговорил кто-то из всадников, нагибаясь и вытаскивая из-под сидения кистень. — Тоже лжа?

— Для защиты это! — продолжал вопить возница, хрипя и отплевыва­ясь. — Купец я, люди добрые!

— Быстрее давайте! — нетерпеливо крикнул предводитель, с трудом при­держивая на месте пляшущего жеребца. — Чего возитесь!

Подхватив с двух сторон истошно вопящего и тщетно упирающегося возницу, воины тут же поволокли его к одинокому дубу, стоящему у самой дороге. На нижнем суку дуба уже сидел кто-то из воинов, сноровисто при­лаживая веревку, другой помогал ему снизу. Все делалось просто, деловито и даже как-то буднично. а Санька, словно остолбенев, молча смотрела на все это широко раскрытыми испуганными глазами.