Красные и белые - Олег Витальевич Будницкий

задача – не может выполняться ими осмысленно, настолько они несведущи в военных вопросах. Все сводится к мелочным придиркам, имеющим целью проявить власть и отстоять достоинство комиссара. В крупных же вопросах этих «товарищей» можно провести как угодно и получить их подпись на любое распоряжение, существенно расходящееся с интересами советского правительства.

Мне известны случаи намеренной засылки воинских эшелонов не туда, куда нужно, бессмысленного сосредоточения военных запасов, преступного, с точки зрения большевистских интересов, проектирования укреплений и т. п. Все подобные распоряжения были утверждены и одобрены комиссарами, причем в некоторых случаях – самим Троцким.

В одном из центральных военных управлений, отвечающих прежнему управлению Генерала Квартирмейстера Генерального Штаба, мне случилось наблюдать комиссара из латышей. Он сидел в очень большом кабинете, читал газету, говорил по телефону с другими латышами, но я не заметил, чтобы он принимал какое-либо участие в работе управления. Он откровенно чувствовал себя на одном из наблюдательных пунктов большевизма, не более.

Военные специалисты – старший и средний командный состав – работают в громадном большинстве, я сказал бы, конфузясь. Это кладет на все распоряжения отпечаток нерешительности, вялости, неискренности. Но нельзя закрывать глаз на то, что люди, втягиваясь в дело, мало-помалу, в силу прежних привычек начинают работать как следует, а иногда даже и с увлечением. Этому способствует и создавшаяся атмосфера безнадежности: переживаемая вначале душевная драма с течением времени уступает место апатии, а для некоторых характеров – нездоровому озлоблению, которое переходит в желание поддержать большевиков против недосягаемых и тщетно ожидаемых избавителей. Таким образом, командный состав представляет собою как бы гарнизон большевистской крепости, большая часть которого готова изменить, часть же, изверившаяся в активность осаждающего, решилась, чтобы улучшить свое положение, на вылазку и на бой с ним.

Пусть осаждающий учтет этот перелом в психологии осажденного и все значение времени для подобного перелома.

Нужно понять еще, что переход целых и притом крупных частей на Белую сторону почти невозможен вследствие трудности подготовить соответствующее настроение солдат, особенно без нажима извне; переход же отдельных лиц командного состава, уже принимавших участие в гражданской войне на стороне красных, невозможнее по другой причине: их ждет расправа белых. В результате создается или настроение отчаяния, заставляющее людей желать победы большевикам, или стадное чувство, при котором кажется, что выгоднее не отделяться, держаться в кучке и спасительнее нести один массовый ответ.

Наконец, несомненно существует и такая часть командного состава, которая сразу ухватилась за возможность сделать так называемую «революционную» карьеру. Среди таких есть и старые, и молодые. Тип слишком хорошо известный, пока еще не подаривший большевикам Бонапарта.

Низший командный состав слагается из офицерства прапорщичьего типа и из новых «красных» офицеров. Среди первой, старой категории немало людей с «белогвардейской» душой; в общем же это народ усталый, серый и пассивный. Вторая категория, которую довольно успешно изготовляли упомянутые выше курсы, угрожает развернуться в кадр бодрых, большевистски настроенных и достаточно сведущих офицеров.

И здесь время играет первостепенную роль. Чем дольше позволить развиваться этому институту, тем более окрепнет армия в качестве чисто большевистского орудия. При полной или относительной политической безучастности старшего командного состава, удаляющей его от солдата, какое громадное значение будет иметь офицерская молодежь, равномерно влитая в ряды с большевистской «словесностью» в кармане?

В общем итоге о боевой надежности армии можно сказать, что за год достигнуто в этом смысле много: главное, переход к единоначалию, повышение дисциплины, некоторое подобие внутреннего порядка, освежение младшего командного состава.

Тем не менее армия сохраняет еще все черты иррегулярных войск. Лучше всего это вырисовывается в тактике. Войска не ведут войны, а выходят «на работу». Отработав, стихийно возвращаются на квартиры, жмущиеся обыкновенно к железной дороге. Служба охранения и разведки случайна и совершенно ненадежна. Рыть основательный окоп красноармейцу лень. Крайняя подверженность панике, чему способствуют самочинные и ложные донесения, посылаемые неизвестно кем помимо начальников по железнодорожному проводу. При первых тревожных признаках стремление к «эвакуации» и к подрыванию сооружений и складов (чисто пассивные тенденции). Необыкновенная любовь к разным техническим средствам вроде бронированных поездов, броневых автомобилей и суеверное упование на них или, наоборот, страх перед ними. Из плюсов – способность к частному порыву, если есть личный пример и пылкий предводитель.

В заключение опять-таки приходится подчеркнуть элемент времени; с течением времени картина может и даже должна измениться в сторону улучшения армии. За первый год строительства она получила некоторую определенную форму, не считаться с которой было бы опрометчиво. Уже теперь нужно стремиться бить эту армию регулярством, то есть качеством. Пройдет еще год – понадобится не только стройная организованность действий, но и превосходные силы.

Политическая надежность Красной армии характеризуется негласным, но всеми видимым делением ее на верных и неверных; о первых усиленно заботятся, о вторых – весьма условно, включительно до того, что на дезертирство этой второй категории солдат смотрится сквозь пальцы. Хотя, с другой стороны, дезертирство с фронта достигло таких размеров, что в Москве недавно образована особая комиссия для выработки мер по прекращению этого явления. Отбор верных и обработка неверных вручена большевистским ячейкам, установленным в каждой отдельной боевой части; эти ячейки получили название «военных партийных коллективов» и по существу являются, как уже отмечалось, отделениями, чрезвычайно вкрапленными в войска. В инструкции коллективам указано, что они «не являются формальною властью, но ведут работу в самом тесном контакте с военною властью». Контакт этот выражается в тщательном надзоре за командирами и за политической благонадежностью остального личного состава; для исполнения этой функции избирается каждым коллективом «осведомительное бюро» из 3‐х лиц, заседающих ежедневно. Таким образом, создана скрепа, имеющая целью уберечь армию от политического развала, на возможность чего, очевидно, были веские указания. Возникавшие волнения носили, впрочем, чисто животный характер и усмирялись отпуском того или иного продукта и обещаниями на будущее.

Части, признанные целиком ненадежными, то есть способными выйти на улицу с оружием, распускаются или отправляются на фронт (вроде полка городской охраны в Петербурге – бывшего Семеновского).

В общем, за армией центральная власть смотрит в оба и, несмотря на далеко неполную устойчивость красноармейцев в политическом отношении, держит их в послушании. Агитация, коллективы и подачки делают свое дело.

Геруа вполне справедливо отмечал низкий уровень дисциплины и морально-политической подготовки Красной армии. Столь же справедливо он писал о том, что армия все еще мало напоминает регулярную, указывал на отсутствие кавалерии и другие недостатки. В то же время он предупреждал: «пройдет еще год», и для победы над большевиками «понадобится не только стройная организованность