Курган - Говард Лавкрафт

Его слова были первой достоверной информацией о мироздании, полученной обитателями Цатта за долгие зоны, минувшие после той страшной ночи, когда в глубинах океана скрылись Атлантида и Лемурия. Более поздние сведения ограничивались общением с замкнутыми и малоразвитыми цивилизациями Майя, Толтеков и Ацтеков, а также с полудикими племенами на северных равнинах. Замакона был первым европейцем, ступившим на земли подземного народа; образованность и ум выгодно отличали его от прежних пришельцев. Смуглолицые воины, затаив дыхание, слушали все, что он телепатировал им, и было очевидно, что угасающим наукам о прошлом и мироздании их встреча сулит скорое возрождение.

Единственное, что встревожило воинов, было сообщение о сохранившихся на поверхности преданиях о затерянных городах, полных сокровищ. В недалеком будущем следовало ожидать притока одиночек и целых отрядов искателей приключений, случись им обнаружить уцелевшие входы в Кейнан. Замакона поведал об открытии Флориды и Новой Испании, добавив, что весь Старый Свет охвачен лихорадкой открытий. Испанцы, португальцы, французы и англичане устремились на поиски новых земель. Рано или поздно Мексика и Флорида сомкнутся в единой колониальной империи, и тогда ничто не помешает рыцарям странствий отправиться на розыски легендарных городов с сокровищами. О путешествии Замаконы знает Разъяренный Бизон; что если он расскажет обо всем Коронадо или каким-нибудь образом доложит его сиятельству вице-королю Новой Испании, когда их встреча не состоится? Тревога и беспокойство отразились на загорелых лицах, и мозг Замаконы уловил сообщение о том, что с этого момента все уцелевшие туннели, соединяющие подземный мир с поверхностью, будут взяты под неусыпное наблюдение.

V

Долгая беседа Замаконы с воинами происходила в зеленовато-голубом сумраке рощицы рядом со входом в башню. Несколько человек расположились на траве и мшистых кочках по сторонам от едва заметной тропинки, тогда как другие вместе с испанцем и предводителем воинов сидели на редких низких столбиках, отмечавших подходы к башне. В обмене мыслями минул, должно быть, полный земной день, потому что Замакона не однажды испытывал голод и подкрепился из своих запасов, когда незнакомцы отправились за провизией к мощеной дороге, где оставались животные, на которых они приехали. Наконец предводитель отряда завершил беседу, сказав, что наступило время возвращаться в город.

В кавалькаде оказалось несколько свободных единорогов, и одного из них предложили Замаконе. Перспектива оседлать чудовище, чей прихотливый стол вызывал отвращение, а вид обращал в бегство отважных индейцев, была не из приятных. Еще неприятнее поражала неестественная для животных смышленость чудовищ: ведь воины Цатта послали экспедицию вслед за донесением, полученным от одной из стай. Не желая прослыть трусом перед незнакомцами, Замакона скрепя сердце последовал вместе с ними к заброшенной дороге.

Тем не менее он не смог удержаться от вскрика при виде безобразных тварей, расположившихся у обочины. Неудивительно, что их появление так напугало любопытного индейца; Замакона Прикрыл глаза, чтобы не лишиться чувств. К сожалению, чрезмерное благочестие удерживает его от описания увиденного; рукопись содержит лишь отдельные намеки, из которых можно составить скудное представление об облике животных. Их мощное туловище покрывал длинный белоснежный мех, несколько более темный на спине; в центре лба торчал рудиментарный отросток рога; в приплюснутых носах и пухлых губах безошибочно угадывалась примесь человеческой крови. Зрелища отвратительнее, как признается испанец, ему не приходилось наблюдать ни в Кейнане, ни во внешнем мире. Ужас, порожденный встречей, не поддается описанию. Самое омерзительное заключалось в том обстоятельстве, что существа появились на свет вопреки течению эволюции. Воины Цатта заметили испуг Замаконы и поспешили успокоить его, насколько это было возможно. Единороги, или гаа-йоттны, объясняли они, выглядят действительно необычно, однако при этом они совершенно безобидны. Их пищу составляют люди, не принадлежащие господствующей расе, из специального клана рабов, которые за долгие эпохи утратили человеческие черты и теперь были основным продуктом питания в Кейнане. Единороги — или какие-то из их одичавших предков — были обнаружены среди циклопических руин красного мира Йотта, что расположен ниже озаряемого голубоватым сиянием Кейнана. Существа принадлежали к гуманоидной расе, в том не было никаких сомнений; однако ученые не могли утверждать наверное, что именно они являлись потомками исчезнувших создателей гигантских машин. Главным возражением против такого утверждения был хорошо известный факт, что прежние обитатели Йотта были четвероногими. Об этом поведали сохранившиеся в пещере Цина манускрипты и рисунки — остатки архивов одного из крупнейших городов Йотта. Однако те же рукописи сообщали, что жители Йотта обладали знаниями, достаточными для создания искусственной жизни, и за время своей истории создали и уничтожили несколько специально выведенных рас промышленных и транспортных животных, не говоря уже о целой плеяде фантастических уродцев, созданных исключительно ради развлечения или острых ощущений в долгий период заката цивилизации. По своей природе обитатели Йотта принадлежали к классу рептилий, и большинство физиологов Цатта признавало, что предки единорогов имели много общего с холоднокровными до того, как их скрестили с низшим классом млекопитающих в Кейнане.

Неустрашимость испанского духа, благодаря которой маленькая страна на континенте завладела половиной открытого мира, придала сил Панфило де Замаконе перед новым испытанием. Оседлав отданное в его распоряжение страшилище, он вскоре рысил бок о бок с предводителем кавалькады. Несмотря на внешнюю неуклюжесть, походка гаа-йоттнов была упругой и ровной; мех на спине был лучше любого седла. Без понуканий и узды единороги бежали вперед, делая короткие остановки возле заброшенных городков и башен которые вызывали любопытство у Замаконы. Гилл-Фаа-Йнн — человек, который вел беседу в зеленой роще, — охотно показывал руины и объяснял. Самый крупный из городов на, равнине, Биграа, в глазах землянина казался чудом, выплавленным из чистого золота, и Замакона с изумлением рассматривал непривычную архитектуру. Изящные строения тянулись в высоту, крыши венчало множество остроконечных шпилей. Улицы были узки, извилисты и даже хаотичны в расположении, но Гилл-Фаа-Йнн уверял, что более поздние города избавлены от этих недостатков. Вокруг каждого из древних поселений виднелись остатки мощных крепостных стен — напоминание о тех днях, когда жителям равнины угрожали многочисленные армии Цатта.