Литературная Газета 6479 ( № 37 2014) - Литературка Литературная Газета

Конечно, очень приятно, что знаменитый финский дирижёр с блеском исполняет ранее неизвестное произведение Дмитрия Шостаковича, однако тому, что оно увидело свет, мы обязаны старшему научному сотруднику архива Шостаковича и Музея музыкальной культуры имени М.И. Глинки Ольге Дигонской, которая в 2004 году нашла рукопись «Оранго», и британскому композитору Джерарду Макбёрни, по просьбе вдовы Шостаковича Ирины Антоновны Шостакович сделавшему оркестровку произведения.

Итак, оперой «Оранго», запланированной к постановке в Большом театре, в Советском Союзе собирались отметить 15-летие Великой Октябрьской социалистической революции. В 1932 году музыку заказали Дмитрию Шостаковичу, а либретто – Алексею Толстому и его постоянному соавтору Александру Старчакову. Сюжет для оперного произведения весьма необычен, позаимствован из повести Старчакова «Карьера Артура Кристи»: история о некоем Оранго, гибриде человека и обезьяны-орангутанга. «Оранго» задумывалась как сатирическая опера в трёх актах с прологом, основной идеей которой должно было быть «развитие человека в ходе революции и социалистического строительства». Но в дальнейшем план либреттистов несколько изменился: уклон стал делаться в сторону политического памфлета, направленного против буржуазной печати, героем которого стал обезьяно-человек, появившийся на свет в результате медицинского эксперимента. Этот гибрид Оранго, родившийся очень похожим на человеческого ребёнка, начал свою взрослую жизнь в качестве доблестного солдата Первой мировой войны, но впоследствии стал, выражаясь современным языком, парижским медиамагнатом, замешанным в разных тёмных делах и финансовых махинациях. Тут разражается мировой кризис, и Оранго оказывается банкротом. С этого момента он начал быстро меняться и внешне, всё более и более приобретая черты обезьяны, и в итоге, окончательно превратившись в примата, был продан в цирк, где его демонстрировали в клетке. Но таков был план либретто всех трёх действий, а реально написанным стал только текст Пролога, и соответственно музыка на этот текст. То ли либреттистам не хватило отведённого времени, то ли на них повлияли репрессии в отношении профессора Ильи Иванова, занимавшегося в Африке экспериментами по получению гибридов человека и обезьяны, а по возвращении в СССР сосланного в лагеря, а потом в ссылку в Алма-Ату, где он вскоре и умер, но либретто в срок они не окончили, и, по мнению Ольги Дигонской, Шостакович просто не имел текста, на который он мог продолжить писать музыку «Оранго». Что не случилось, то не случилось[?] Но – кто теперь ответит, почему – в 1936 году Александра Старчакова отправили в лагеря, где через год расстреляли.

А Дмитрий Шостакович никогда больше не возвращался к рукописи «Оранго». Как считает Ольга Дигонская, данная тема перестала представлять для композитора какой-либо интерес, да и из-за репрессий в отношении Старчакова к этому сюжету уже нельзя было обратиться снова.

Так или иначе, но оконченным оказался только Пролог. И он-то и прозвучал на фестивале в Хельсинки в исполнении Симфонического оркестра Финского радио, двух финских хоровых коллективов – «Доминанте» и «Муртосойнту» и солистов из России, а точнее из Академии молодых оперных певцов при Мариинском театре. За дирижёрским пультом стоял Эса-Пекка Салонен (на фото). Концерт-полуспектакль проходил в Хельсинкском музыкальном центре в зале на 1704 места, из которых не было ни одного свободного. Но прежде чем перейти к собственно концерту, невозможно не рассказать о зале и здании, где он состоялся. Музыкальный центр – комплекс концертных залов в центре Хельсинки, расположенный на главной улице города – проспекте Маннергейма. Открывшийся в 2011 году, он представляет собой огромных размеров здание, с виду вариант стеклянной «коробки», внутри которого расположено несколько залов, где исполняется не только классическая, но и поп-музыка, и народная, и джаз. Едва вой­дя в здание, упираешься в эскалатор, тут же длинная лестница, на каблуках по ней спускаться сложно, но финские дамы как-то приноровились.

Здание внутри весьма функционально и явно рассчитано на большое количество народа – гардеробы, кафе, музыкальный магазин, подземная парковка, лифт и даже библиотека Академии Сибелиуса, но меньше всего оно похоже на концертные залы, какими мы привыкли их видеть. Бесконечные стеклянные коридоры-галереи, из которых открываются виды Хельсинки, много охранников в форме, которые любезно выполняют функции гидов по зданию: если спросить, то обстоятельно рассказывают и показывают, как куда пройти. И вот, наконец, зал, где через несколько минут зазвучит раритетный «Оранго» – огромнейшее пространство, представляющее собой, если не ошибаюсь, восьмиугольник, по периметру которого расположены ряды кресел, разделённые ярусами, последний – под самым потолком, но видно и слышно отовсюду отлично. По признанию музыкантов и слушателей, в этом зале совершенная акустика. Если стоять наверху, то сцена кажется маленькой, зато можно бесконечно разглядывать на потолке невероятное количество светильников самых разных конструкций, способных давать свет во всех направлениях. Через огромные пространства зала перемещаться приходится по длиннющим деревянным лестницам (лифт-то тут не поставишь), вниз, в партер – ещё ладно, а вот подниматься по этим лестницам из партера – ого-го… Но нарядно одетая – все, как один – финская публика церемонно шествует по этим нескончаемым ступеням, словно на приём к королю, и, судя по радостным лицам, не испытывает неудобств. Надо было видеть, с каким подъёмом слушатели шли к своим местам – все явно ждали СОБЫТИЯ, и оно наступило.

Большой хор уже сидит высоко в зале на амфитеатром расположенных рядах. Оркестранты под аплодисменты публики рассаживаются на установленных на сцене «ярусах» – ранее нигде я подобного не видела. Так удобнее музыкантам и дирижёру или размер сцены меньше необходимого? Как бы там ни было, выглядит это красиво. Выходят певцы-солисты, за ними – стремительно – маэстро Салонен, на громадном экране включается видеоряд (видеодизайн – Луиса Прайса) и… Хотите верьте, хотите нет, но музыка «Оранго» – говорящая. Она говорит языком эпохи, в которую создавалась. Говорит без слов, но ярко, мощно, саркастично и горько. Когда на экране взрывают храм Христа Спасителя, в страшной музыкальной буре явственно слышно словно сказанное «Вот так!..». Поражают умопомрачительно быстрые темпы многих фрагментов музыки, с которыми оркестр справился виртуозно, а ещё более впечатляет то, что в моменты, когда совпадали быстрота и громкость, чистота звучания оставалась совершенной. Оранго (бас Иван Новосёлов), который, по разъяснениям другого персонажа, Зоолога (тенор Дмитро Колеушко), «ест при помощи ножа и вилки, сморкается, играет «Чижика» и даже произносит «э-хе-хе», произвёл сильное впечатление на публику своим грозным внешним видом и тарзаньим париком, а также тем, как он с положенным ему рычанием бросился на иностранку Сюзанну (сопрано Наталья Павлова). В этот момент зрители окинули взглядом сцену, ища клетку, в которой, согласно либретто, в конце своей карьеры должен был сидеть Оранго. Действующих лиц в Прологе много, но партии у них небольшие, хотя запоминающиеся, тем более что молодые певцы пели и играли с воодушевлением.

Во втором отделении оркестр Финского радио под управлением Эсы-Пекки Салонена исполнил 4-ю симфонию Шостаковича так мощно, пронзительно, но при этом щемяще, словно музыканты были соавторами музыки или по крайней мере жили в Советском Союзе в 1930-е годы. А большой хор, участвовавший в «Оранго», почти в полном составе остался в зале слушать 4-ю симфонию композитора, который не только отразил эпоху в своих произведениях, но и сам ею являлся.

Фотографии предоставлены пресс-службами Хельсинкского фестиваля и Музыкального центра Хельсинки

Теги: искусство , музыка

Шире круг!

«Круг» (1995). Холст, масло

В залах Галереи искусств Зураба Церетели (Пречистенка, 19) открыта выставка "Между надеждой и хаосом" - около ста произведений живописи, графики и скульптуры, созданных в разные годы народным художником РФ, членом-корреспондентом Российской академии художеств Анато­лием Мосийчуком (1942–2013).

Мастерство этого художника ярко проявилось в очень разных жанрах изобразительного искусства – и очень по-разному. Его активная творческая деятельность началась в 1970-х с создания рельефов для теплоходов «Александр Пушкин», «Лев Толстой»», «Александр Блок». В 1980-е Мосийчук оформил несколько станций Московского метрополитена («Бабушкинская», «Авиамоторная», «Нахимовский проспект», «Крылатское», «Владыкино»), создал памятник советским узникам концлагеря «Нойенгаме» (Гамбург, ФРГ). В 1999 г. художник был удостоен серебряной медали РАХ, и сегодня произведения А. Мосийчука находятся в собраниях ГТГ, ГРМ и других крупнейших музеев и художественных галерей, в частных отечественных и зарубежных коллекциях[?]