На границе тучи ходят хмуро... - Алексей Кулаков

– Что с ним?

– Руку, вашбродь, слегка. На излете, похоже, только чуток мяса дернула.

– Ага. Вода у кого есть? Нет? Уходим в кустарник, ждем наших. Пошли.

К тому моменту, когда показалась редкая цепь пограничников с берданками наперевес, настороженно вглядывающаяся в зеленку перед собой, он и его «засадный полк» уже достаточно отошли от горячки скоротечного боя. Болело колено, саднили рассаженные при торопливых перезарядках пальцы и треснувший ноготь, кожу на лице стягивал высыхающий пот.

– Эй! Есть кто? Руки вверх и выходь!

Не доходя до края оврага шагов десять, цепочка распалась: солдаты присели за немногочисленные укрытия, готовясь к возможному бою, а командующий ими старший унтер Григорий принялся надрываться в крике, настороженно поглядывая по сторонам.

– Вашбродь?

– Давай, только потихоньку.

– Эгей, браточки! Свои, не пальните там!

– Ну-ка выходь, глянем, каков ты свой! Ага, Панько. Его благородие где?

Последние слова унтер прорычал с подозрением и угрозой, но быстро сменил гнев на милость, увидев своего командира живым и почти невредимым. Едва солдаты, приблизившиеся наконец к размочаленному краю, заглянули в овраг, зазвучали многочисленные ругательства и упоминания Господа, а двоих чересчур впечатлительных вывернуло. На дне вповалку, в два, а кое-где и в три слоя, лежали трупы. Несколько вытянувшихся в последнем усилии тел лежало отдельно, редкой линией показывая, куда убежали самые удачливые. Вот и постреляли.

Когда вернулся отправленный на поиски удобного спуска и подъема солдат, уже появились и остальные офицеры Олькушского отряда – Блинский и Зубалов. Первый сразу же развил бурную деятельность, раздавая направо и налево громкие команды и лихо гарцуя при этом на жеребце. Зубалов вел себя заметно проще и скромней – при виде первого же мертвеца его стало тошнить, и он мужественно боролся с собственным желудком, не обращая больше ни на что внимания. Вот к этой «сладкой» парочке и направился корнет Агренев, слушая по пути доклад своего унтера:

– Пятеро убито, осьмнадцать ранено, из них двое тяжко. Нарушителей убито тридцать один, пятерых раненых нашли. Если только выживут – все тяжелые. Оружие пока подсчитывають, ишшо не все подсобрали. С той стороны порубежников видели, но близко не подошли, издалече смотрят, в трубки зрительные.

Отдав недлинный рапорт, Александр был многословно похвален и отправлен обратно на заставу – писать подробный отчет и, как изящно выразился штаб-ротмистр, «приводить себя в надлежащий такому герою вид».

Видок и в самом деле был не очень: где-то потерялась фуражка, китель был весь в надрывах и бурых пятнах от земли и травы, на бриджах темными пятнами выделялись колени. Да и сам себя чувствовал, можно сказать, соответственно состоянию кителя.

Как позже оказалось, совет был дан очень вовремя – до вечера на заставе не побывал только самый ленивый из высокого начальства. Отрядный писарь замучился переписывать подробный рапорт корнета Агренева, в основном из-за того, что все требовали уточнить тот или иной момент. Кто стрелял первым? Где и как все началось? Где был командир заставы? На последний вопрос Александр твердо отвечал, что он повел на помощь летучий отряд (так было принято именовать аналог группы быстрого реагирования), а штаб-ротмистр поспешал следом с основными силами (после этих слов нервничающий Блинский едва не кинулся обнимать подчиненного). Точку в граде вопросов поставил чиновник департамента, рассеянно-лениво поинтересовавшийся:

– Скажите… э-э… корнет, а нельзя ли было все уладить мирно?

– Можете не отвечать, князь Агренев!

За него ответил самый старший по званию из присутствовавших офицеров. Армейская солидарность против гражданской «штрафирки» мигом сплотила его сослуживцев, неприязнь ко всяким писарям была у них на уровне безусловного рефлекса. Уже выходя из канцелярии, подполковник Росляков задержался:

– Напомните мне, сколько вы уже служите?

– Недавно минул первый год, господин подполковник.

– Хм… Продолжите в том же духе и, я уверен, быть вам в генеральском чине. Вам передали приглашение на бал? Прекрасно, продолжим нашу беседу позже. Всего хорошего, князь.

– Честь имею.

Через день, ознакомившись с окончательным вариантом рапорта о происшедшем бое, корнет был сильно удивлен: в результате всех проверок и уточнений невесть откуда появились еще 15 нападавших. Для круглого счета не хватало, что ли? Недостаток контрабандистских тушек объяснили очень просто – их, сильно израненных, заботливые (и выжившие) товарищи унесли с собою.

«И как только не надорвались, бедолаги? Наверняка традиция приписок в СССР зародилась не на пустом месте, а, так сказать, имеет глубокие исторические корни, хе-хе. Ну да ладно. Сергею Юрьевичу виднее, сколько там было нарушителей госграницы. Небось на очередную медальку бонусы копит».

Глава 13

Несмотря на все опасения, первый бал в жизни Александра неприятностей не доставил. Его представили всем офицерам бригады, порадовали именными (по крайней мере, пока он на службе) столовыми приборами, немного поведали о славном боевом пути 14-й Ченстоховской и отпустили «погулять». Окружающих его офицеров больше занимали присутствовавшие на этой своеобразной «дискотеке» дамы и общение по интересам, а не молодой корнет. Чином пока не вышел – что для дам, что до остальных. Поэтому он, полюбовавшись издали на манерных, кокетливо-томных «красавиц» (вообще-то попадались и действительно милые мордашки), ознакомившись с высшим обществом небольшого города Ченстохова, остался этим знакомством доволен. Неспешный ритм жизни, немудреные интересы. Все разговоры вертелись вокруг двух тем: день рождения какой-то мадам Кики и слухи со сплетнями из Варшавы и Петербурга. Причем день рождения неизвестной ему мадам интересовал всех заметно больше. Самым же главным результатом посещения бала стал невольно подслушанный разговор об энтузиасте-оружейнике. Речь в нем шла о долгах оружейного мастера Греве. Вернее, о том, что тот вечно придумывает всякую ерунду вроде ненужных усовершенствований, вбухивая в это дело половину собственного, и так не сильно большого жалованья. Это вместо того, чтобы просто прилежно делать свою работу. Отдали старую винтовку на запчасти, а он из нее карабин сотворил. Другую, списанную, сам купил и переделал в гладкоствольное охотничье ружье. Теперь вот мается, пытается продать.

– И так во всем, представляете? Прямо боязно что-то стоящее доверить. Отдашь револьвер в пустяшный ремонт, а получишь потом на руки картечницу или митральезу!

«Вот и энтузиаст отыскался. А причиной для знакомства будет… У меня ж револьвер любимый сломался! Один из трех, хех. Трех десятков. Ну а там слово за слово, хвостом по столу – глядишь, и подружимся».

К большому его сожалению, сразу с бала исчезнуть не получилось. Вначале всех громогласно пригласили поиграть в фанты – этакий аналог лотереи, только в качестве приза полагалось что-нибудь спеть или продекламировать (от этого счастья ему удалось отвертеться – попросту фантов на всех не хватило). Затем начались танцы, и уйти стало неудобно, а после того, как объявили белый танец, и вообще невозможно. Увы, маскировка за колонной не помогла: отыскали, пригласили, и пришлось в «темпе вальса» вспоминать, как этот самый вальс танцуют. Утешало лишь одно – партнерша досталась как раз хорошенькая. Гибкая, фигуристая, лет двадцати пяти и с неизменной улыбкой, причем не вымученной, а искренней.

– Корнет, не будьте букой, улыбнитесь. Вот так гораздо лучше. Я не расслышала ваше имя.

– Прошу простить, мадемуазель, моя вина. Корнет князь Агренев, Александр Яковлевич, очарован вами.

– Софья Михайловна, баронесса фон Виттельсбах. Как вам наша сонная провинция?

Разговор-флирт со статной красавицей оказался на удивление занимательным, но продолжался, увы и слава богу, недолго. Увы – потому что его собеседница оказалась довольно остроумной дамой, а слава богу – потому что он едва не засыпался, допуская одну за другой мелкие ошибки.

Воспользовавшись объявленным перерывом, он предусмотрительно испарился – уж больно многообещающе на него поглядывала баронесса.

«Только репутации пошляка или невоспитанного хама мне не хватало».

Чтобы найти господина Греве, пришлось изрядно походить по не такому уж и большому, зато изрядно пыльному городу. Мастер не разочаровал. Поначалу он без особого интереса спросил, с чем пожаловал очередной посетитель, повертел в руках «раст-гассер» и пригласил зайти за ним через денек, но чем дальше, тем больше оживал, слушая интересный заказ. Идея насадки на ствол револьвера, способной сильно приглушать хлопок выстрела и полностью убирать огонь вспышки, вскоре захватила его с головой. Подробно обсудив желаемое, даже набросав примерную схему-эскиз глушителя с обтюраторами и место посадки под него у револьвера и винтовки, князь оставил оружейника в глубокой задумчивости. Тот уже не воспринимал окружающий мир, целиком уйдя в расчеты и прикидки, рисуя в воображении готовое изделие, и, похоже, даже не заметил, что остался один.