Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста - Владимир Лобас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Леди, прошу вас, не жалуйтесь на меня в полицию!..
– Отберут у тебя права, тогда будешь знать! – гордо подняв голову, она удаляется.
Смешно получилось? Не очень…
Съесть бублик я остановился не потому, что был ужасно голоден (вполне можно было еще потерпеть), а потому, что уже минут пятнадцать не мог найти работы. Ел я минуты три, еще две занял эпизод со старухой. 65 центов я потерял. Если следующий пассажир сядет в мой кэб минут через десять, сколько за этот час я заработаю?
Впрочем, ссоры с пассажирами происходили не чаще, чем раз в неделю. На какой работе, в каком обществе один из ста встреченных вами людей не доставит вам неприятностей? К тому же во многом я виноват сам. Сколько раз я себе говорил: не подбирай тех, кого не берут другие таксисты. Они ведь лучше знают. И зарекался, и клятвы себе давал, но какой-то бес все толкает и толкает меня: если кто-то в твоем присутствии незаслуженно обижает человека, игнорирует его, неужели и ты тоже должен его не замечать?
Не будем, однако, преувеличивать ни свои горести, ни свои добродетели. Пассажиры, которых заведомо не следовало впускать в кэб, отнимали у меня не так уж много времени: ну час, ну два в день, не больше. Почему же в остальные часы я не мог наверстать упущенное?
Хоть кровь из носу – мне необходимо было доискаться: как же все-таки кэбби делает деньги? Вот за этим, а не только за «легкой» двадцаткой: за пассажиром из аэропорта в город – ездил я на рассвете в Кеннеди. Там, на стоянках, я общался с таксистами, я – учился…
3
Как и любое другое место, где мы привыкли видеть скопление публики, впервые увиденный безлюдный аэропорт, как безлюдная, скажем, станция метро, вызвал смутное ощущение тревоги. Проехав мимо нескольких пустых полутемных вокзалов, мимо пустых стоянок такси, я оказался перед небольшим, напоминавшим своими очертаниями полумесяц, загоном, наполовину заставленным желтыми кэбами, свернул туда и пристроится за машиной, у которой были включены мигающие аварийные огни. В таксистской очереди это означает: «Я последний».
Выйдя из чекера и осмотревшись, я почувствовал себя как бы не в своей тарелке: все собравшиеся на этой стоянке кэбби были черные. Решив, однако, вести себя как ни в чем ни бывало, я подошел к группе водителей, громко разговаривавших на какомто незнакомом языке. Когда я приблизился, они потеснились: мне дали место в общем кружке. Я поздоровался, и мне ответили, а тот, кто говорил, переключился на английский.
Речь шла о том, что происходит с таксистами здесь, в «Кеннеди», когда, возвращаясь в Нью-Йорк посте отпуска, они превращаются в пассажиров и становятся добычей своих собратьев по бизнесу. Оказывается, самое веселое приключение для кэббиклиента – это попасть в машину кэбби-прохвоста.
– Входим в аэровокзал, – рассказывает молодой пуэрториканец, – я предупреждаю жену: ни слова по-английски!
Ночь, диспетчера нет, полиции нет; обращаюсь по-испански к разбитному таксисту, который уже успел вырвать у жены чемодан: «Сеньор, вы можете отвезти нас в Асторию, графство Квинс?»
Байку рассказывает мастер. Произнеся последнюю фразу, он втянул голову в плечи, погасил в глазах блеск остроумия, и лицо его стало тупым и наглым.
– Графство Квинс? Это неблизко… Но за сорок долларов я тебя, так уж и быть, отвезу.
Подскакивает второй жулик, рвет из рук второй чемодан:
– Amigo,[25] я тебя отвезу за тридцать!
– Нет, сеньор. Ваша цена, конечно, выгодней, но ведь этот сеньор предложил свою помощь раньше…
Поездка из «Кеннеди» в Асторию стоит около десятки. Жох катает оказавшегося на заднем сиденьи таксиста вокруг всего Нью-Йорка – 37.55!
Таксист заплатил десять долларов и сказал:
– Парень, если бы ты сделал кружок монет на пять, я бы слова тебе не сказал, но ты – переборщил…
К сожалению, финал истории скомкан, поскольку каждый из слушателей торопится сам что-нибудь рассказать: «А вот я!.. А вот мы!..». Право рассказывать достается седому, лет шестидесяти, негру. Опять ночь, опять «Кеннеди», к возвратившемуся с женой из Атланты черному таксисту подходит черный «шеф».
– Куда ехать, братишка?
– Мне нужно в Гарлем, сэр. Вы знаете туда дорогу?
– Дорогу-то я знаю, но это далеко. Аж за рекой…
– Сколько же мы будем вам должны, сэр?
– Смотря по какому мосту поедем…
– Мне бы как-нибудь подешевле…
– Ну, если подешевле – 59.75.[26]
Садимся, рассказывает негр, моя старушка достает очки, авторучку…
– Леди, вы хотите записать мой номер? В чем дело?
– Не обращай внимания, – успокаивает пассажир всполошившегося жулика. – Она со странностями. У нее муж, знаешь, лет тридцать водит кэб в Нью-Йорке…
– Братишка, что ж ты мне сразу не сказал?!
– Я тебе покажу 59.75! – взрывается жена таксиста. – Я тебе покажу «братишку»!
– Вы же меня просто не поняли, – выкручивается угорь. – Я сказал, что, если мы поедем по мосту Пятьдесят девятой улицы, вы сэкономите 75 центов, которые платят за мост Трайборо…
Целый день я думал об этих историях, вспоминал расправу над японцами, учиненную «Твел-Долла-Линчем». Если квалификация кэбби, действительно, заключается в том, чтобы выискивать доверчивых людей и обжуливать их, то я, пожалуй, не гожусь в таксисты…
4
Хотя черные водители запросто приняли меня в свою компанию и отнеслись ко мне вполне дружелюбно, на следующее утро я все же проехал мимо черной стоянки «Британских Авиалиний» и сделал круг по безлюдному аэропорту. Миновав несколько пустых «загонов», я увидел желтый хвост, высунувшийся из бетонного, уходившего куда-то вниз туннеля, мигающие огни последнего кэба и через минуту уже знал, что нахожусь на стоянке «Британских Авиалиний», куда примерно через час прибудет самолет из Южной Африки. Еще минуту спустя выяснилось, что попал я на какой-то слет или симпозиум таксистов высшего класса, асов!
Один из них вчера ездил в Коннектикут за полтораста долларов, другой отхватил Филадельфию и привез домой двести…
– Зачем мне ваши «филадельфии», – сказал третий таксист со строгим мужественным лицом. – Я по городу сделал больше.
– Больше? – изумился я.
– Представь себе: 287 монет! – отвечал кэбби, и его лицо стало еще мужественней.
– Сколько же ты проработал часов? – вмешался в разговор черный кэбби, с которым мы как-то познакомились и поболтали на Пенсильванском вокзале. Родом из Британских колоний, он жил в Лондоне, был одним из лидеров профсоюза цветных рабочих, теперь почему-то оказался в Нью-Йорке.
– Я никогда не работаю больше десяти часов, – сказал чемпион таксистов.
– Как же ты сделал триста долларов?
– 287…
Послушать, как зашибаются бешеные деньги, было интересно не только мне; чемпиона окружили. Скромность, однако, не позволяла ему хвастать перед другими водителями своим исключительным профессиональным мастерством. Заработал он так много просто потому, что вчера ему по-сумасшедшему везло! Он подобрал пьяного. Пьяный заплатил двадцать долларов вперед, а когда приехали, забыл об этом и дал еще двадцать. Так ведь на том не кончилось! Вылезая из кэба, пьяный попросил проводить его к лифту – еще двадцатка…
Слушатели были в восторге. Как они радовались за этого кэбби! Меня и моего знакомого совсем оттеснили, а чемпиона перебил таксист, которому накануне повезло еще больше! Он вез в Вайтстоун невероятно щедрую семейку: папу с мамой и дочку с мужем. Папа дал 16, мама 18, дочка 20, а муж 25!..
– Зачем они врут? – тихо спросил я.
– Так легче жить. Хочется, чтобы хоть кто-нибудь и им позавидовал, – комментировал парень из Лондона, а врун заливался:
– Я вообще везучий!..
– По-моему, не очень, – громко сказал мой знакомый. Все неприязненно уставились на него, но он не смутился: – Те, кому в жизни везет, не водят такси. Те, кому везет, сейчас еще спят. Они проснутся, когда мы вернемся в город, и поедут в наших кэбах в свои офисы – продавать дома, нефть, кока-колу, акции. Бывают везучие бизнесмены, везучие актеры, адвокаты, а везучих кэбби не бывает. Здесь все неудачники…
Потупились, никто не сказал ни слова. Мне тоже стало не по себе. Бочком, бочком отодвинулся я в сторонку и по проходу между желтыми машинами спустился в бетонный, продуваемый ветром туннель.
Туннель этот вывел меня к вестибюлю аэровокзала, у входа в который тоже собрались таксисты. Они стояли полукольцом, в центре которого находились двое: один, с зубами из нержавеющей стали, сидел на гранитном выступе стены, а над ним громоздился буйвол, рот которого сверкал золотом, как сокровищница Алладина. Именно по этим зубам: золотым и железным, я догадался, что оба – мои земляки.
Острием булавки «Алладин» тыкал сидевшего перед ним кэбби в щеку:
– Здесь и здесь – одинаково?
Медицинский осмотр (?) в такой необычной обстановке сопровождался еще более необычным для врача и больного разговором:
