Раб и Царь - Александр Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То есть?
То, что ты видел на кассете, она сделала абсолютно добровольно.
Не могу поверить в это.
Катя тоже не может в это поверить, но это так. Есть средства, вернее спецсредства, которые могут заставить человека делать что угодно. Ты понимаешь, о чём я говорю?
Честно говоря, не очень.
У нас в армии есть такие средства, которые развязывают языки на допросах.
Средства такие может быть и есть, но где же их можно достать?
У Димы отец военный?
У Димы? Но это совершенно исключено. Ему-то это зачем. Он же должен был сам жениться на Кате!
Я тоже в это мало верил, — продолжал Михаил Александрович. — Но есть и ещё одно обстоятельство.
Какое?
Катя мне сказала, что там она видела Диму. Понимаешь, он там был.
Он!? — удивился Володя.
А теперь сопоставь: У него какие-то проблемы с деньгами, он совершенно непонятно каким образом появляется в этом борделе, и к тому же его отец бывший военный. Ну, как?
То, что эти факты странны, несомненно. Однако мотива всё равно не видно. Мне кажется тот план, который вы предложили самый верный. Если мы возьмём и расколем этих шестёрок, а я уверен, что это шестёрки, то наверняка узнаем ответы и на эти вопросы.
Наблюдение за ларьком велось по тому плану, который предложил Михаил Александрович. Два дня прошли впустую. Только на третий день Михаил Александрович заметил, что у ларька крутится тот, кого он так долго ждал. Катин отец стал вести его. Он шёл за ним, соблюдая все правила конспирации. Парень не замечал слежки. Он прошёл по улице целый квартал и остановился у витрины магазина. К нему подошёл здоровяк, коротко подстриженный, одетый в малиновый пиджак, и с толстой золотой цепочкой на шее. Парень передал ему деньги. Здоровяк пренебрежительно похлопал парня по плечу. 'А это не шестёрка' — подумал Михаил Александрович. Здоровяк дождался, когда шестёрка ушла, и быстрым шагом направился в подворотню. 'Вот тут-то я тебя и возьму' — подумал Катин отец.
В несколько прыжков он настиг здоровяка и сшиб его с ног. Не успел тот понять, что произошло, как почувствовал у себя на горле лезвие ножа.
Колись, сволочь, кто придумал Катерину изнасиловать?
Какую ещё Катерину? — прохрипел здоровяк.
Забыл? Так я напомню! На прошлой неделе дружки твои насиловали, а ты заснял на камеру, и теперь продаёшь эту гадость.
Ты, что спятил? Никого мы не насиловали.
Колись, говорю, тварь! Я отец её. Сейчас зарежу, как барана!
Лезвие ножа придавило горло Серого так, что капельки крови потекли по его шее.
Как же я буду колоться, если ты мне горло передавил? — еле прохрипел Серый.
Давление ножа ослабло.
Никто не насиловал твою дочь. Она сама пришла.
Кто привёл её?
Жених её привёл.
Зачем?
Денег он нам должен, вот и рассчитался.
Не ври падаль, зарежу!
Зачем мне врать. Его расписка в правом кармане. Сам прочитай.
Михаил Александрович свободной рукой залез в карман к Серому и достал оттуда клочок бумаги.
Обязуюсь вернуть долг, или рассчитаться иным образом… — стал читать он вслух. — Что это значит?
Того мгновения, которое понадобилось Катиному отцу, чтобы прочитать записку, хватило Серому, чтобы ударить соперника. Михаил Александрович отлетел от здоровяка и выронил нож. Серый неспеша, поднял нож и приставил его к горлу Катиного отца.
Ну, что, прочитал документ? Может быть, ещё вопросы есть?
Есть, прохрипел теперь уже Михаил Александрович. — Она в здравом сознание была?
А мы, что врачи? Может, и нанюхалась чего-то. Ей предложили сняться в кино, она и согласилась.
А жених её?
А что жених? Он нам денег должен, а рассчитаться нечем было, вот он свою бабу и уговорил. Так, что можешь передать эту расписку ему, она мне больше не нужна. Мы с ним в расчёте. И ещё запомни, если уж подставил нож кому-нибудь к горлу, то не отвлекайся на чтение долговых расписок.
Серый пренебрежительно посмотрел на Михаила Александровича, плюнул в его сторону и ушёл. Катин отец остался лежать на асфальте, держа в руках долговую расписку Димы.
Катина выписка из больницы происходила тихо, без особой огласки. Её встречали только самые близкие: те, кто, наперекор самым чудовищным доказательствам, не переставали верить ей, те, кто боролся за её честь, не смотря на общее презрение и осуждение. Встречавших было всего трое: отец, мать и Володя Рабов. Володя вручил Кате цветы, вчетвером они вышли из больницы, сели в такси и уехали домой.
Слава Богу, что этот кошмар закончился, — говорила Нина Фёдоровна. Она забрала из рук дочери букет и стала ставить его в вазу.
А эти цветы по случаю моей выписки? — спросила Катя.
Нет, — сказал отец, пряча улыбку. — Они по другому поводу.
И по какому же?
Перед тем, как ехать в больницу, Володя пришёл к нам и попросил руку нашей дочери, — ответила за отца мать.
Мою руку? — удивилась Катя.
Ну не мою же? — пошутил отец. А ты возражаешь?
Я? — Катя задумалась. Лицо её сразу стало серьёзным. — А Дима?
А где ты видела Диму, когда с тобой беда случилась? Может быть, он сидел у твоей кровати в больнице? Дима сразу же отказался от тебя.
Да, но для этого у него были веские основания, — возразила дочь.
Деньги, вот его основания, — раздражённо сказал отец.
Деньги? Какие деньги?
Дочка, помнишь в больнице, я пообещал тебе разобраться в этом деле? Я выполнил, то, что обещал. Дима задолжал каким-то отморозкам, и чтобы рассчитаться с ними продал им тебя. Теперь ты понимаешь, каким образом попала в эту компанию?
Этого не может быть!
Ты хорошо знаешь почерк Димы?
Да.
Тогда прочитай сама. — Отец достал из кармана расписку и отдал дочери, — …или расплатиться иным образом. — Процитировал он наизусть часть расписки. — Теперь ты понимаешь, как он расплатился?
Поверить не могу, — тихо сказала Катя.
Скажи, у него были проблемы с деньгами перед свадьбой?
Да, он кольца покупал на свои деньги. А когда я спросила, где он их взял, то он сказал, что это секрет.
Ну, уж не знаю на кольца, или на какие другие цели он брал в долг у бандитов, только расплатиться пришлось тобой. Ты же сама его там видела.
Видела.
А тебе не приходило в голову, что он там мог делать?
Я тебе уже говорила, что голова у меня там плохо работала.
Это потому, что он тебе подсыпал перед этим кое-что. Вспомни, вы с Димой ели или пили что-нибудь вместе?
Да, мы в буфет вместе всегда ходили.
Вот поэтому ты и не могла сопротивляться, поэтому и выполняла всё, что тебе прикажут. Ну, так, что? Ты принимаешь предложение Володи, или мы Диму будем ждать?
Принимаю, — дрожащими губами прошептала Катя.
Когда Дима пришёл в институт, его никто ни о чём не спрашивал. Все понимали, что ему сейчас очень тяжело. Он почти ни с кем не разговаривал. Сразу после лекций он собирал портфель и один уходил домой. Дома у Димы тоже была гнетущая атмосфера. Родители никогда не заговаривали с ним о расстроенной свадьбе и, как только сын приходил из института, пытались его отвлечь от неприятных мыслей. Увы, ничего не получалось. Голова, помимо его воли, прокручивала кошмарные сцены, свидетелем которых он оказался. Казалось, что от этих мыслей можно сойти с ума. Они вытягивали из него все соки, не давали ни на чём сосредоточиться, не давали жить.
Чтобы как-то помочь сыну справиться с депрессией, мать решила устроить в доме праздник.
А, что за повод? — спросил её Дима.
День ангела у меня сегодня.
Странно, я не помню, чтобы ты когда-нибудь его отмечала.
А теперь буду отмечать. У нас на работе все отмечают. Сейчас сбегаю в магазин, приготовлю на стол, и отметим мой день ангела.
Мать вернулась из магазина через два часа. Губы у неё тряслись, руки дрожали. Она хотела скрыть своё состояние, но ничего не получилось. И отец, и сын заметили перемену.
Что случилось, мама? — допытывался Дима. — Ну, скажи, тебя обидел кто-нибудь?
Катькину мать встретила. Так вы представляете, она сегодня замуж выходит!
Кто, мать? — Удивился отец.
Да какая мать? Катька. И знаете за кого? За старосту вашего, за этого, за Рабова.
За Раба? — не поверил ушам Дима.
За него.
И это всё? Говори, я чувствую, что ты ещё что-то скрываешь, — требовал отец.
Нет не всё. Они считают, что это Дима Катьку в бордель затащил, что это он её за долги продал.
Что за бред? Ты ничего не путаешь? — спросил отец.
Вот этими ушами слышала, — мать похлопала себя по ушам. — А ещё, что Дима её какой-то гадостью напоил, чтобы она ничего не соображала, а эту гадость ему отец дал.
Я? — не поверил отец.