Репортаж без микрофона - Котэ Махарадзе

Но вернемся к Семеновой и Чабукиани. Они так органично дополняли и с полужеста понимали друг друга, что трудно было поверить в то, что никогда раньше они не танцевали вместе. Их выступлениям неизменно сопутствовал грандиозный успех. Словно забыв обо всем, они бросались в головокружительный танец, каждый раз позволяя зрителям становиться свидетелями рождения настоящего чуда балетного искусства.

Не буду утомлять вас описанием танца этой прелестной пары, потому как убежден, что это невозможно. Тщетно силятся полноценно описать игру артиста в той или иной роли критики и театроведы. Как бы лихо, броско и детально ни было описано, представить все это реально, воочию, невозможно. Даже прочитав потрясающей силы статью В. Белинского об игре Мочалова в роли Гамлета, с удивительными метафорами и широкими обобщениями, вряд ли можно четко, конкретно и наглядно увидеть или представить это исполнение. Сценический образ надо увидеть, это зримый образ, созданный и рассчитанный на зрителя. Поэтому, совершенно не касаясь собственно танца, расскажу лишь о том, как выходили на поклон Семенова и Чабукиани. Да-да, именно на поклон. До этого я не мог себе представить, что обыкновенное раскланивание перед зрителем можно возвести в ранг настоящего искусства.

Помните, как великолепно делал это импозантный Качалов? А тут было совсем другое. Перед нами была влюбленная пара — юноша и девушка, на редкость красивые, грациозные, любовь которых продолжала жить и после танца. Их вызывали без конца, долго аплодировали, словом, не отпускали. Они же и в поклоне продолжали жить жизнью Одиллии и Принца, Китри и Базиля, Жизели и Леонардо, импровизируя и на глазах у зрителя создавая новый сюжет продолжения танца. То разбегались в разные концы сцены, как бы забыв о любви, отвешивали глубокий поклон и снова, вспомнив друг о друге, бросались в объятия. Ворковали, щебетали, обнимались, целовались… Зритель аплодировал уже не только что исполненному танцу, а новой, сотворенной на наших глазах импровизации. А Семенова и Чабукиани вроде и не помнили о зрителе, жили в своем мире, в своих грезах, а затем, словно спугнутые рукоплесканиями, спохватившись, снова бросались к рампе и застывали в полном чарующей грации поклоне. Она — склонив очаровательную голову, он — широко раскинув руки-крылья, словно высеченный из бронзы…

В 1944 году, когда я уже был студентом первого курса актерского факультета театрального института, Чабукиани приступил к формированию балетной труппы Тбилисского оперного театра. Не хватало людей с профессиональным образованием. Их просто не было. Или было, но слишком мало. Он скрупулезно выискивал возможности пополнения труппы, спрашивал, узнавал, наводил справки, даже ходил на квартиры. В этом деле ему активно помогал не кто иной, как мой педагог актерского мастерства, неутомимый и неугомонный Додо Алексидзе (сам в прошлом отличный танцовщик, выпускник частной балетной школы Перрини, где он занимался вместе с Чабукиани).

Шел третий месяц моей учебы в театральном институте. Настала напряженная пора производственной практики, так назывались общественные показы работ по отдельным дисциплинам. Студенты последнего, четвертого курса должны были выступить с дипломной работой по ритмике. Был тогда такой предмет, почему-то упраздненный нынче, и думаю — напрасно. Один четверокурсник приболел перед самым показом, и наработанному за целый семестр стал грозить срыв. И тут кто-то проговорился, что-де среди первокурсников есть какой-то парень, окончивший хореографическую студию. Меня быстро запеленговали. К великой радости дипломантов и их педагога, я быстро и легко разобрался в рисунке ритмической сцены и назавтра показ состоялся.

Наверно, я выделялся среди других. Додо Алексидзе мгновенно усек, что к чему, и уже утром следующего дня меня попросили спуститься в профессорскую. «Тебя ищет Вахтанг Чабукиани», — сообщили, удивленно разводя руками. Принятое мной решение — отказ от балета в пользу театра — было бесповоротным. Но как устоять, если попросит сам В.Чабукиани? Как отказать человеку, который был для меня олицетворением всего самого высокого и прекрасного в искусстве? Что стоит покорителю Америки убедить и подчинить своей воле 17-лстнего зеленого юнца, причем далеко не твердого характера! Одно его слово — и мне придется сдаться. Но как не хотелось этого, ой, как не хотелось! Что же делать? И я выбрал не самый честный, но единственно возможный, как мне тогда казалось, путь: просто удрал. Знал лазейку между двумя расшатанными железными прутьями, пролезая через которую, мы прокрадывались на спектакли в Театр Руставели. Шмыг туда — и след простыл… Такой была моя первая — несостоявшаяся — вс греча с Чабукиани.

Но была и другая, уже реальная творческая встреча. В 1969 году меня назначили главным режиссером редакции русских программ грузинского телевидения. Я уже поставил несколько литературных вечеров для Центрального телевидения, когда в редакцию принесли сценарий для фильма о Вахтанге Чабукиани. С большой ответственностью и волнением я приступил к работе над фильмом… К тому времени я достаточно хорошо был знаком с Вахтангом Михайловичем. Моя старшая дочь — Мака, окончив училище, стала солисткой балета, ходила в любимицах у Чабукиани. Какое чувство радости обуревает человеком, когда он работает над любимой темой, занимается делом, хорошо ему знакомым!

За работу взялись максимально собранными, на огромном энтузиазме. Подняли довольно обширный киноматериал. Нашли даже снятый американскими операторами отрывок из «Дон-Кихота» тридцатипятилетней давности в исполнении Чабукиани. Засняли интервью с Улановой, Плисецкой, Стручковой, Вечесловой, с одной из первых партнерш и верным другом Чабукиани Еленой (Лялей) Чикваидзе, с ее прославленным сыном, народным артистом СССР Михаилом Лавровским и другими. В Большом театре зафиксировали на пленку вариации из «Корсара», поставленные и отработанные Вахтангом Михайловичем специально для Лавровского, и т. д.

Это была моя первая попытка создания фильма, первая проба сил в качестве кинорежиссера. Работал я не только с удовольствием, но и с чувством величайшей ответственности. Интервью выдающихся деятелей искусства получились интересными, Чабукиани танцует потрясающе — по-другому он и не умел, ну а каков в целом фильм — судить было не мне.

Спустя несколько лет, по возвращении из Аргентины, где он поставил «Дон-Кихота», Вахтанг Михайлович рассказал, что повез с собой мой фильм «Чародей танца — Вахтанг Чабукиани», и фильм этот был показан телевидением Буэнос-Айреса, а на следующее утро труппа знаменитого театра «Колонн» в полном составе встретила его у входа в здание театра и устроила настоящую овацию…