Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI - Коллектив авторов

Некоторые страны имеют опыт использования «прямой демократии» в форме референдумов. Попытки практиковать прямую демократию сложны и отнимают много времени. Только Швейцария может служить успешной моделью того, как национальные референдумы работают для решения отдельных вопросов прямым голосованием, здесь некоторые темы решаются референдумом. Швейцарцы привыкли следить за интенсивными информационными кампаниями перед таким голосованием: в течение нескольких недель избиратели получают информацию о разных точках зрения на вопрос, прежде чем проголосовать, у них есть возможность сопоставить все за и против. Лишь не слишком сложные вопросы можно решать подобным образом, например, Brexit совершенно не подходит для такого референдума. Вынося эту тему на общественное голосование, Дэвид Кэмерон с самого начала играл с огнем. Он намеревался надавить на ЕС, чтобы добиться уступок для Великобритании; впоследствии он рассчитывал продать эти уступки как доказательство своей компетентности и таким образом укрепить свое положение у власти. Голосование за Brexit смешало его расчеты и привело к позорному изгнанию с должности. Для решения такого сложного вопроса требуются экспертные знания в нескольких областях. Дверь, таким образом, оказалась широко распахнута перед популистскими упрощениями, а побочные темы Brexit были использованы, чтобы разогреть эмоции народа. Демагогические популисты вроде Найджела Фаража предполагают, что Brexit непосредственно восстановит историческую роль Великобритании как великой и независимой державы. Возглавив национал-популистскую Партию независимости Соединенного Королевства, он стал лицом кампании популистов за Brexit. Голосование окончательно раскололо британское общество и даже семьи по идеологическому признаку. И спустя несколько лет после этого референдума блокируется любая попытка поиска компромисса.

Успех АдГ, особенно в Восточной Германии, свидетельствует о том, что партии истеблишмента не выполнили своих обязательств по артикуляции проблем народа, необходимой для хорошо функционирующей системы представительной демократии. Поэтому в борьбе с правым популизмом сегодня существует острая необходимость восстановить прямой контакт с избирателями, уделять больше внимания работе на местном уровне, чтобы представлять интересы избирателей. В Восточной Германии АдГ часто присутствует на местном уровне, прислушиваясь к людям и заботясь о местных проблемах и недостатках. Подобным образом популисты завоевали авторитет среди местного населения. Политики, сосредоточившись на своей жизни в столице, теряют взгляд снизу и способствуют тому, чтобы популистские образы истеблишмента, пренебрегающего заботами простого народа, стали более правдоподобными.

В попытках установить демократию в Восточной Европе после падения коммунизма наблюдались особые недостатки. В частности, был упрощен переход к демократическому обществу. Зацикленность на «свободных выборах» заставила западных политиков и советников забыть, до какой степени демократизация означает изменение взглядов и мышления людей. Идея «ответственного народа» была абсолютно проста: выйдя из коммунистического рабства, граждане Восточной Европы сразу же станут ответственными демократами. Но участие в свободных выборах не создает ответственных граждан, необходимых для функционирования демократии. Демократическое голосование должно основываться на информации и понимании разных партийных программ, объясняющих, как эта партия намерена решать различные сложные проблемы. От «свободных» выборов в противном случае могут выиграть и демагоги. Гитлер пришел к власти после таких «свободных» выборов.

Таким образом, в принципе популизм может быть полезен для улучшения демократии тем, что включает новые и важные для народа вопросы в процесс принятия политических решений. До тех пор пока правые популисты используют новые темы лишь для того, чтобы эмоционально мобилизовать людей против действующей власти, они действуют как демагоги против демократии.

5. Почему правый популизм распространяется именно в данный момент. взгляд из исторической перспективы

Ситуация в межвоенный период имела много общего с сегодняшним днем: распространялись националистические идеи, популисты успешно использовали новые медиа для своей пропаганды в народе, демократия во вновь возникших национальных государствах была слаба, а ответственные граждане редки. Сегодняшние популисты, как и диктатуры 1930-х, используют стратегию политической коммуникации, фокусирующуюся на создании образа врага, который представляется якобы ответственным за все возможные ошибки и недостатки. Эта стратегия очень успешно работала на дискредитацию политических оппонентов, эмоционально подогревая общественные настроения против существующих властей. Поскольку многие сегодняшние обстоятельства отличны от того, что было тогда, мы не можем напрямую узнать либо перенести знание из предшествующей исторической ситуации. Однако в поиске сходств и различий сравнение может позволить нам лучше понять риски сегодняшних политических констелляций.

Как и в межвоенный период, одновременное укрепление популистских правых партий приобрело новое качество после избрания президентом США правого популиста Трампа. Это повторяет ситуацию в Европе 1920-х годов после окончания Первой мировой войны. В то время во многих европейских странах появились фашистские режимы и партии. Бенито Муссолини, бывший премьер-министром Италии с 1922 года, после принятия в 1925 году титула «дуче фашизма» стал ролевой моделью для других диктаторов-популистов. Уже в межвоенные годы популисты, несмотря на националистические цели, были тесно связаны друг с другом задачей преодоления демократии.

В Европе в начале 2000-х годов похожую роль вместо окончания войны сыграло падение коммунистических режимов: оно породило политическую дезориентацию во многих европейских странах. Внешние рекомендации предлагали как можно скорее трансформировать эти государства в демократии, установив в них рыночные экономики, основанные на частной собственности. Путь к этой цели был отмечен предложениями, очень схожими с популистским упрощением: свободные выборы, свободные цены, превращение экономических активов страны в частную собственность. Это не сработало, поскольку не было никакой концепции необходимых переходных шагов в направлении к этой цели. Проблемы с воплощением этой концепции стали очевидны, однако политически ими пренебрегли, так как казалось, что их можно разрешить, включив эти государства в Европейский союз.

Ожидание, что членство в Евросоюзе помешает правым популистам прийти к власти, было очевидно наивным – ему недоставало практических доказательств. Оно также дискредитирует «единство ценностей», которым якобы скрепляются вместе государства-члены. Очевидно, что наивное убеждение в существовании дороги с односторонним движением по направлению к демократии не выдерживает проверки. Это конкретная проблема, которая заключается в том, что у Евросоюза нет никаких эффективных механизмов по выводу из игры авторитарных режимов, если они оказываются у власти в результате «свободных» выборов. Любые ограничения и давление на государства, наносящие вред демократическим балансам власти, наталкиваются на единство всех государств-членов: так, Польша и Венгрия выступают против санкций заодно.

В 1920-х годах в Европе появилось множество слабых «национальных» государств. Новые политики и партии должны были иметь дело с борьбой за народную поддержку и веру в легитимность их правления. Германия стала демократией, отказавшись от монархии, только в конце Первой мировой войны. В оппозиции к новому государству находилась значительная часть элиты и военных/правых кругов. Все государства – преемники Габсбургской империи определяли себя по этнической принадлежности: заявляли о включении всех «настоящих» участников этничности. Им было необходимо завоевать доверие своего народа. Это обернулось широко распространенным ренессансом националистического мышления о титульных этносах новых государств, соединенным с подавлением меньшинств. Отсутствовала какая-либо рефлексия по поводу воспитания