Запретная Зона - Иннокентий Сергеев

25

- Водка,- он кивнул на бутылку.- Вот и всё, что нам дала демократия. Дешёвую водку. - Ну нет,- не согласился я.- Намного больше... - А помнишь портвяш? - Нет, не помню. Зато хорошо помню "сухой закон" и бесконечные очереди в Столешникове, но там хотя бы всегда было, а в других местах спиртное заканчивалось прежде, чем ты успевал дойти до прилавка... - А талоны помнишь? - Да, помню. - А вот они не помнят. - Кто? - Нынешние молодые. - Да ладно тебе,- сказал я, наливая водку.- Не такие уж мы и старые. - А как быстро всё произошло, да? - Ты имеешь в виду Совок? Да. Это как "Титаник" - казался непотопляемым, а затонул за какие-то минуты... - Когда большой корабль тонет, он увлекает за собой в воронку многих... - Да, так сказал Пикассо, предвидя, что после его смерти все перегрызутся из-за наследства... На самом деле этой своей "холодной войной" коммунисты нанесли огромный вред нации. Впрочем, они только и делали, что вредили своей стране, с того и начали... - Но "холодную войну" начали не они, а Черчилль,- напомнил он. - Да какая разница, кто начал! Не надо было поддаваться на провокацию. Ведь всё, чего они добились - это сориентировали всю мыслящую часть нации на Запад. И это плохо. Именно из-за этого мы теперь и в шоке, когда до нас, наконец, дошло, что Запад вовсе не так хорош, как нам представлялось, и на самом деле они слепо ненавидят нас, а за что, и сами не могут объяснить, да и не спрашивают себя об этом. Они вообще себя ни о чём не спрашивают, но вот ненавидят, и всё тут. А всё потому, что Россия не вписывается в рамки их понимания, а рамки эти между тем становятся всё уже и уже... - А на кого надо было ориентироваться? На Восток? - Ни на кого. Мы - восприимчивая и творческая нация, и можем воспринимать ценности и с Запада, и с Востока, с Юга, из космоса, откуда угодно... - Всё это началось не с коммунистов. Я же говорю... - Они проиграли холодную войну, вот в чём дело. Потому что вели её неправильно, глупо, бездарно. И вся вина за нынешнее унижение нашей нации, да и всей мировой культуры лежит только на них, на коммунистах. - Потому что они проиграли войну? - Да. - А какое это имеет отношение к культуре? Коммунисты никогда не имели никакого отношения к культуре. - То, что плохо для России, плохо и для всего мира, ты сам это сказал, и это правда. А теперь Запад впал в прогрессирующий маразм, и как с этим жить? На самом деле Европа - это тонущий корабль, и как в своё время Советская империя, он многих увлечёт за собой на дно... - И в первую очередь нас. - Да. - Но главные события ещё впереди. Перемены ещё только начинаются. - Да, но мне от этого не легче. - А почему тебе должно быть от этого легче? Легче может стать от водки, от женщины... - Мне и от водки не легче. - Всё равно, пей,- сказал он, придвигая ко мне рюмку.- Надо относиться ко всему этому философски. - А я не умею. Не хочу и не могу я относиться к этому философски. Для меня не существует абстракций. Я не знаю, что такое абстрактная любовь или абстрактная ненависть, абстрактная правда или абстрактная ложь, для меня всё и всегда предельно конкретно. Когда именно, что именно, кто именно, как именно... "Любишь ли ты женщин?" "Любишь ли ты людей?" Для меня это вопросы, лишённые всякого смысла. "Любишь ли ты толпу?" Смотря какую. На концерте любимой группы или в "живом щите" у Моссовета - это одно... - А ты был у Моссовета в октябре девяносто третьего? - Да. - А я не пошёл никуда,- сказал он.- Я знал, что нафиг это не нужно. - Так это нафиг и не было нужно. Там собрались романтики вроде меня, от которых уже ничего не зависело. Всё решили танки. Но я никогда не забуду эти костры на Тверской у памятника Юрию Долгорукому, баррикады, и этих людей... Я грелся с ними у костров, пил с ними из одного стакана горячий чай... там привезли фляги с чаем, а стаканы захватить забыли, и вот, все выстроились в очередь, а холодно было - утро раннее, все замёрзли - и пили из одного стакана, человек двести, наверное, не меньше, и не боялись ничем заразиться... резали один пирог на много-много маленьких кусочков... Люди какие-то приходили, какие-то бабульки, приносили еду, домашние пироги... И ни одного пьяного не было, представляешь? - Так это и не толпа была. - А кто говорит, что толпа? - Ты говорил о толпе. - Разве?- сказал я.- Не помню. А ты что, пьёшь и не пьянеешь? - Не пьянею. - Я вот тоже думал, что не пьянею, но раз не помню, о чём говорил, значит, уже пьяный, да? - Не обязательно,- сказал он.- Может, у тебя просто такая память, избирательная... - Да? А это у тебя последняя? - Нет. Вон, за твоей спиной, там на полу стоит ящик. - Значит, пьём. О чём, бишь, я... О романтике. Да, всё было очень романтично. Помню, слышна была канонада, а кто стреляет, в кого стреляет... А потом Белый Дом горел, красиво так... - Теперь это уже история,- сказал он. - Для нынешних молодых?

26

- Кажется, им там неплохо,- заметил я, кивнув в сторону комнаты. - Ну и нам неплохо,- сказал он.- Тебе что, плохо? - Да нет, ничего, жить можно. Хотя, по правде сказать, не хочется... - Я говорю об одном, а ты мне... - О своих проблемах. - Вот именно. - То, что ты хочешь сказать, я и так знаю. - Да?- сказал он.- И что же ты знаешь? - Что всё началось ещё до коммунистов... - Да причём тут коммунисты! - Верно. Да и вопрос: "Кто виноват?"- уже не актуален. Актуальным стал вопрос "Кто платит?" - Опять не о том. - Да знаю я всё. Что ты хотел сказать? Что вместо того чтобы завоёвывать Балтику, нам надо было присоединять Балканы? Но что было, то было, и что случилось, того не изменишь. И им, я уверяю тебя, совершенно безразличны Балканы. - Кому? - Им. Тем, кому и так хорошо. - А ты на них ориентируешься, да? - Я ни на кого не ориентируюсь. - Ты ориентируешься на свои проблемы. - Я не ориентируюсь ни на что. - А вот и нет. - Да какая разница!- сказал я.- Если это ничего не меняет. Всё, что я могу изменить, я могу изменить только в худшую сторону. Воля уничижает человека. Подлинное величие исключает волю и свободу выбора, потому что подлинно великие решения однозначны... - Не великие, а просто правильные,- перебил он. - Ну хорошо. Правильные решения всегда однозначны, а значит, никакая свобода выбора не нужна. И какая разница, что я об этом думаю? - Это как посмотреть,- сказал он.- Ты просто задумайся, в каком мире мы живём. Ведь это недоразумение, этого всего не должно быть. - Но мы есть,- напомнил я. - Да, мы есть. - И что же нам с этим делать? - Это всё недоразумение. - Так может быть, всё началось не с Петра, а ещё раньше? - Может быть. - И что? - Как, что? - Какая разница, Балтика, Балканы... Если мы боимся поверить в любовь, если мы предпочитаем обман и всегда умеем себя оправдать... - Как какая!- возмутился он.- Такая, что Балканы наши по праву, в отличие от Балтики. - И что? - Шапка Мономаха - это шапка константинопольских императоров, и двуглавый орёл - герб и символ византийской империи. Создатели русской письменности, Кирилл и Мифодий, были болгары, а значит, византийцы. Мы из Византии наша религия, архитектура, государственность... Там наша земля, и там должна была стать наша столица! - А разве я спорю? Наша родина - Косово, и если бы мы были там, то бандиты не глумились бы теперь над православными святынями и не убивали наших братьев только за то, что они сербы... - Вот именно!- воскликнул он.- И не было бы нападения Австрии на Сербию, и первой мировой войны. А тогда не было бы и октябрьской революции, а значит, не было бы и Ленина, Сталина, Гитлера! Россия доминировала бы на Средиземном море, а это не какая-то Балтика с выходом в никуда. Россия заняла бы своё место в Европе, не будучи её врагом. И что вместо этого? Нас, русских, сейчас в три раза меньше, чем должно быть! - Зачем говорить о том, что уже потеряно... - Чтобы не потерять последнего. - Надежду? - Разум. - Вот именно так его легче всего потерять,- возразил я. - Нет,- сказал он. - Всё это я уже слышал. - Но от того, что ты это уже слышал, это не стало меньшей правдой. Вся наша история, начиная с петровских времён - это недоразумение. И мир, в котором мы живём - это недоразумение. Это ошибочный путь, и вряд ли можно рассчитывать на то, что нас на этом пути ждёт что-то хорошее. - Нас? - Всех. Включая меня и тебя. - Даже меня? - Даже тебя,- сказал он.- А ты думал, что сможешь остаться наплаву в своей каюте, когда весь корабль тонет? - Мой корабль уже давно утонул, я - призрак. А призраку уже ничто не страшно и на всё наплевать. Но мне не наплевать на то, что происходит в той комнате. - Думаешь, там происходит что-то интересное? - Для меня - да. - Там ничего не происходит. - Может быть, потому что там нет меня. - Ну так иди и трахни её!- сказал он.- Чего ты мучаешься? - Я не могу так,- сказал я.- К тому же, я люблю другую. - А ты уверен? - Да. - Именно её? - Да. Странно, правда? - В этом мире... - Да в этом мире. В этой исторической реальности. Ты говоришь о реформах Петра, а что тогда сказать об убийстве Павла? - Апостола? - Нет, императора. Или об октябрьском перевороте. Мы все ругаем революцию, но мы - её дети! - В каком смысле? - А ты не понимаешь? Если бы не переворот семнадцатого, мой отец никогда бы не оказался в городе, где встретил мою маму, и не было бы меня... Вот тебе простой и внятный пример. - Да,- сказал он.- Понимаю. Мы все - дети революции. - Но есть что-то, что происходит вопреки. Такова любовь, ведь любят не за что-то, а вопреки. Есть что-то, что происходит вопреки всему обстоятельствам, исторической реальности, законам и правилам этого мира... И всё светлое происходит именно так, и может быть, мы не так уж плохи. Во всяком случае, не безнадёжны... А иначе зачем я родился на этот свет? Если можно обойтись и без меня... Если и без меня всем неплохо, то зачем я вообще появился на этот свете?.. - Что значит, вопреки? - Тебе нужны ещё примеры? То, что у нас как нации не сложилась история, не мешает нам участвовать в истории других стран и народов. Многое из того, чем гордятся другие народы и даже считают своим национальным символом, создали русские. Мотоцикл "Харлей Дэвидсон", к примеру, или самолёты "Боинг"... - И что это доказывает? - Да ничего это не доказывает! Просто как бы то ни было, но раз уж мы родились, то что теперь пенять на то, что вместо нас должны были родиться другие люди и в другой стране! - Но забывать об этом всё же не стоит. - Забывать о чём? Что мы об этом знаем? Что мы знаем о мире, в котором бы не было нас? Не было бы мировых войн и революций? Да, может быть. Не гибли бы люди в Сербии, не взрывались бы храмы? Не было бы Сталина, Тито, Мао Дзэ Дуна, кого ещё... Нас с тобой? Да. Но может быть, в нём были бы ещё худшие войны и катаклизмы, кто знает. Ведь мы ничего об этом не знаем! - Но этот мир был бы другим. - Мы не знаем, каким бы он был. - Но мы не такие, какими должны быть... - Зачем нам об этом думать? - Ну хорошо, не думай об этом. Иди и трахни её. - Кого, её? - А кого ты хотел трахнуть? - Мы говорим о разных женщинах. - Да? - Да. - И какая из них настоящая? - Её муж - мой друг. И он для меня всё, что есть настоящего в этой жизни. Трава не перестаёт быть травой, если она выросла на полигоне. Пусть даже этот мир нелепость и несуразица, но жизнь - это жизнь, она настоящая. - И как он на это смотрит? - А он предпочитает этого не видеть. - В точности как ты. - Может быть. Не знаю, о чём ты говоришь. Кажется, мы говорим о разных вещах. - Мы говорим об одном и том же. - Не уверен. - Ты говоришь, что он для тебя то, что есть настоящего в жизни. А то, что не он, это что? Не настоящее? - Настоящее. Но для других. Не для меня. - Ага. Понятно. Значит, он для тебя - это твоё понимание жизни. - Просто он мой друг. Наливай.