Отель «Тишина» - Аудур Ава Олафсдоттир

А есть ли еще что-нибудь, что мне хотелось бы сделать?

Я мог бы отправиться на экскурсию, раз уж заверял их, что в отпуске. Какую церковь, какой музей, какие древности мне сегодня посмотреть?

Вчера парень на ресепшен сказал, что не знает о существовании мозаичного панно или других древностей; может быть, сегодня он что-то вспомнит.

Я трижды звоню в колокольчик, но парень приходит только через десять минут. Появившись, он в спешке застегивает пуговицы белой рубашки. Я замечаю, что он в спортивных штанах и кедах, в волосах серый комок пыли, как будто он работал с цементом. На шее у парня наушники, он снимает их и кладет на стойку, но не выключает плеер, и из них доносится голос Лорд.

Снова спрашиваю его насчет мозаики.

— Вам удалось выяснить о панно? О древностях?

— Нет, к сожалению, — говорит он. — Требуется больше времени. Но я работаю над этим вопросом.

Я рассказываю ему, что, согласно сайту «Тишины», стена разделена на две части. Одна — древняя, другая — новодел, связанный с лечебными ваннами, которые рекламирует отель.

— Не нужно верить всему, что написано в Сети. К тому же это было до войны. С тех пор многое изменилось.

Затем парень благодарит меня за напоминание обновить сайт.

— Я продолжу собирать информацию, и если что-то выясню, непременно дам вам знать, — добавляет он, аккуратно раскладывая стопку карт на столе.

Затем он хочет знать, куда я собрался.

— На прогулку.

Он тут же расстилает карту города и повторяет свои вчерашние инструкции. Куда нельзя ходить, если я не хочу превратиться в растерзанное на куски тело. Туда нельзя, сюда — совсем нельзя. И снова предостерегает меня от открытых пространств.

— Солнце светит и на могилы, — говорит парень под конец и сворачивает карту.

И поскольку завтрак я проспал, он рекомендует мне ресторан ниже по улице. Если я хочу, он позвонит владельцу и сообщит, что я буду. Тогда точно успеют приготовить.

Мне вдруг приходит в голову, что мой сын мог бы быть ровесником этого парня, если бы я вообще мог дать жизнь другому существу.

Тебя я встретил

Вот я на земле.

В буквальном смысле.

Стоя на площади, разворачиваю карту города. Ветра нет, тепло, воздух желтый от пыли.

На площади стая серых голубей. На память приходят вчерашние слова шофера:

— В войну даже птицы исчезли.

Вдалеке раздается шум техники, в городе идут строительные работы. Я брожу по переулкам, и у меня такое чувство, будто я всегда заворачиваю за один и тот же угол. Некоторые дома уцелели, тем не менее совершенно ясно — многие из них были оставлены в спешке. Людей на улице немного, но, удивительно, многие лица кажутся мне знакомыми. Вот женщина, похожая на мою бывшую свояченицу, сестру Гудрун; в какое-то мгновение промелькнула спина Свана. Я разглядываю людей, но они на меня не смотрят. У некоторых нет рук или ног либо одной из конечностей.

Вдруг я вспоминаю, как однажды Гудрун спросила меня, смог бы я отдать ей свою почку, если вдруг потребуется. Я ответил «да» и уточнил, не больна ли она, однако получил отрицательный ответ. А что, если бы она спросила о сердце, подумал я тогда. Ответил бы, что охотно отдам ей любой орган из тех, которых у меня больше одного?

«Так спрашивают женщины, — сказал бы Сван, — если хотят испытать мужчину».

В конце концов я стою у стены, усеянной пулевыми отверстиями. Конечно же, у той самой, которая видна из моего гостиничного номера; и изучаю ее с близкого расстояния, здесь стояли те, кто, сам того не подозревая, служил мишенью в полдень или звездной ночью, я глажу теплый камень, ощупываю пальцами следы от пуль.

«У людей простые мечты, — сказал бы Сван. — Чтобы без необходимости не застрелили, чтобы после тебя остались дети».

Судя по тому, насколько узкая эта улица, вполне вероятно, что здесь могли проходить казни. Однако шофер рассказывал, что казнили на футбольном поле.

Отель расположен в прямой видимости, и когда я смотрю на второй этаж, где находится мой номер, мне на мгновение кажется, что за окном кто-то стоит и следит за мной, включает свет и быстро выключает его снова, как будто касается пальцем выключателя или отправляет в центр города важные послания азбукой Морзе: Больше никаких игр. Больше никаких мин. Больше никаких прогулок.

Время, полное мертвых котов

Раз уж я сегодня не умру, надо поесть.

Найти ресторан «Лимбо», который посоветовал парень, оказалось довольно просто. Он находится на главной улице, между салоном красоты, который сейчас закрыт, но в витрине выставлены два парикмахерских кресла и большая фотография молодой Софи Лорен, и магазинчиком детской одежды, тоже закрытым, как и большинство магазинов города. Пытаюсь по вывескам понять, что было на улице. Некоторые бренды мировые, и в одной разбитой витрине я вижу знакомую рекламу известной марки: «Жизнь коротка, покупаем джинсы». Напротив ресторана две вывески рядом: «Пицца Верона» и «Кафе Амстердам», оба заведения закрыты и безлюдны. Мой путь лежит также мимо закрытого кинотеатра, на разбитой афишной тумбе у входа красуется Брюс Уиллис с сажей на лбу, играющий обнаженными мускулами.

В «Лимбо» на окнах красные шторы, чтобы с улицы не было видно, что происходит внутри, но, когда я подхожу, двери открыты.

Хозяин сажает меня за столик у окна и сообщает, что ему звонили из отеля и сообщили, что я иду, так что блюдо дня уже в духовке.

Он кладет передо мной листок бумаги, на котором от руки написано Dish of the Day безо всяких пояснений, а рядом стоит смешная цена. Я понимаю, что на полученные в аэропорту купюры могу прожить в этой стране несколько недель.

— Very good, — говорит хозяин.

Он ставит стакан, дает салфетку и вилку. Приносит мне бутылку пива «Нептун».

Я — единственный гость.

— Вы не разочаруетесь, — добавляет он. — Speciality.

Полчаса жду, пока приготовят еду, а хозяин тем временем, с фартуком на шее и полотенцем на плече, развлекает меня разговорами. Он хочет знать, что я делаю в городе, и, как вчера шофер, спрашивает, есть ли у меня special mission.

Отвечаю, что в отпуске, и для пущей убедительности указываю пальцем на карту города, которую положил на стол.

Затем его интересует, откуда я и не было ли у нас недавно войны.

— Последняя была в тысяча двести тридцать восьмом году.

— Значит, вы не участвовали в бомбардировках?

— Нет, у нас нет армии.

Потом он сообщает, что до него дошла