Ты пожалеешь (СИ) - Ру Тори

— Суд? — В глазах темнеет, и я сажусь на пол. — Папу будут судить?

Женя пропускает мой вопрос мимо ушей и впадает в настоящую истерику:

— У меня никого больше нет, сестренка. Если потеряю и тебя — с ума сойду. Тебя никто не обижает? Если да — только скажи… Знаешь, сколько мудаков только и ждут, чтобы…

— Ш-ш-ш! — успокаиваю я. — Все утрясется. Со мной все хорошо. Иди спать.

Весь день слоняюсь по пустым комнатам, смотрю ролики на YouTube, разбираюсь в вещах, рандомно выбранных Артемом в моем шкафу, но смутная тревога зудит и не отпускает.

Суд. Паника брата.

Все предельно серьезно. Как раньше уже не будет.

Артем приходит домой под вечер — кладет на стол бумажные пакеты из китайского ресторана, избавляется от галстука и запонок, скрывается в комнате и, переодевшись, возвращается на кухню. Мы молча едим рис, и его слипшиеся комки периодически вываливаются из захвата палочек.

— Когда я смогу увидеться с папой? — нарушаю тишину, и Артем, хреново изображая оптимизм, отвечает:

— Думаю, очень скоро. Кстати, о вчерашнем. Где ты была?

— Ты точно хочешь это знать? — вскидываюсь я. — Я же пришла. Больше не нужно решать за меня, что мне делать и где находиться!

От неожиданности Артем моргает, опускает глаза и коротко кивает.

***

Поездки в универ я жду как праздника — с раннего утра кручусь у зеркала, надеваю и отбраковываю наряды. Артем привез совершенно не сочетаемые между собой вещи, прихватил даже белье, но не додумался положить в чемодан косметичку. Я злюсь — вокруг глаз сияют огромные круги странного синего оттенка, нос распух от ночных рыданий в подушку, щеки впали. Прячу ужас за черными очками, застегиваю пуговицы на манжетах платья и выхожу в прихожую.

Вместе с Артемом мы спускаемся на лифте на первый этаж и выходим из подъезда. Сентябрьское утро встречает нас ярким солнцем и легким ветром. Артем открывает передо мной дверцу шикарного авто, фирменно улыбается, и в душе расцветает букет непередаваемых эмоций. Щемящее воспоминание о беззаботном прошлом — несбыточном и призрачном. И уже не моем.

Я заранее отправляю Кате сообщение о месте и времени встречи и надеюсь, что она будет ждать у крыльца. Нельзя пропустить непередаваемое выражение ее лица, когда Артем галантно подаст мне руку и поможет выбраться из салона.

Но в универе меня поджидает грандиозный облом — Кати на привычном месте нет. Артем целует меня в щеку и отваливает на свою кафедру, а за моей спиной раздаются смешки и шушуканье. Однокурсники не любят меня пуще прежнего, потому что папа теперь в беде.

Просиживаю скучнейшую первую пару и перемену, но к началу второй Катя все же является.

Не обращая внимания на препода, она бежит через всю аудиторию, что есть мочи обнимает меня, отчитывает за бледность, достает тетрадку и усаживается так, чтобы был заметен якобы тщательно скрываемый засос чуть ниже мочки. Точно такой же недавно красовался и на моей шее.

— Новый парень? — интересуюсь для порядка, и она загадочно улыбается:

— О да-а.

Я не удивлена — это шестая интрижка подруги за месяц.

В моей вялой личной жизни произошло кое-что намного более грандиозное, но язык прирастает к нёбу — я никому не стану рассказывать о Харме. Даже не зная его, Катя сделала верные выводы: он всего лишь придурок и моральный урод.

Она не поймет моего выбора.

Я и сама его уже не понимаю.

Лишь на большой перемене, прикончив эклер и залив его горячим чаем, Катя добреет и, облокотившись на столик, наконец колется:

— Никуся, я влюблена. Он такой офигенный. Улыбка — просто крышеснос! А уж как целуется… — восторгается она на всю столовку, не заботясь о моральном облике дочки ректора. — Мы встречались всего пару раз, но он просто взял мое сердце и… Обязательно вас познакомлю, но позже. Боюсь сглазить, ты же понимаешь… Ну, а где сейчас живешь ты? У Артема, да? Да?

Я киваю, и она взвизгивает:

— О!!! Как же круто! Наверное, мы с тобой уже не сможем так же часто отрываться вдвоем… Становимся оседлыми, семейными… Но! В этом тоже есть своя прелесть, согласись, подруга!

Глава 23

Трава на газонах скрылась под рыжей опавшей листвой, цветы в клумбах подернулись инеем, туфли сменились на ботинки, а пиджак — на такое же серое мешковатое пальто.

Я живу в ожидании — чуда или беды — и не нахожу себе места.

После занятий спешу в супермаркет на территории жилого комплекса, наполняю тележку продуктами, расплачиваюсь картой Артема и остаток дня экспериментирую с рецептами из интернета на его просторной кухне. Я увлеченно играю в семью — дожидаюсь его возвращения и с удовольствием выслушиваю комплименты, делюсь новостями и планами, собираю со стола грязные тарелки, запускаю посудомойку и ухожу спать. Артем подыгрывает. Кажется, он понимает, что моя самооценка давно убита.

Да, он часто возвращается за полночь, и от него несет спиртным и теми мерзкими сладкими духами. Наслушавшись моего братца, он становится чересчур душным, и мне хочется его убить. Но я ведь тоже далеко не ангел и имею недостатки.

Только у Харма их не было.

Вероятно потому, что с настоящим Хармом я знакома не была.

В один из вечеров, спустя три недели совместного проживания, мы с Артемом напились.

— Малая, проблемы рассосутся, поверь. Я всегда тебе помогу. У такой красавицы все будет в шоколаде! — убеждал он, и я, любуясь его шикарной улыбкой, пришла к выводу, что наша свадьба — не худший вариант развития событий.

Мы яростно целовались, но где-то в подкорке зудела мысль, что я целуюсь с холодным мятным желе в стаканчике. Потом мы переглянулись, одновременно отвели глаза, вытерли губы и рассмеялись.

Не представляю, что мы скажем родителям, когда папу выпустят, и речь о женитьбе все же зайдет. Но теперь я точно знаю, что у меня есть единомышленник.

А вот Катя накрепко увязла в отношениях — мешает слушать лекции и постоянно нагружает мой мозг совершенно ненужной информацией. Если разбудить меня ночью и спросить, как дела у подруги, я без запинки повторю, что вчера они с «ненаглядным» целовались на краю крыши, два дня назад — катались на общественном транспорте и на весь салон признавались друг другу в любви, а в субботу «ненаглядный» учил ее зажимать аккорды на гитаре у себя в спальне и попутно научил еще кое-чему… Однако явки, имена и пароли не разглашаются — она все бубнит о каком-то сюрпризе, загадочно моргает и заливается румянцем.

Такой рассеянной, странной, маниакально зацикленной на парне моя подруга не бывала никогда. Я даже предположила, что ее поглотила темная сущность, вытягивающая энергию, но она не оценила юмора.

Стараюсь не лезть не в свое дело и сильнее налегаю на учебу.

Дни идут ни шатко ни валко — сонно, скучно, однообразно, пресно. Но дыра в груди уменьшилась, болит не так остро, а обожженные края затянулись.

Я приучаю себя радоваться мелочам и не страдать — уговорила Катю пересесть на другой ряд, чтобы не разглядывать в окне учеников гимназии, и обхожу все «места славы» Харма десятой дорогой.

В город я выбираюсь редко — из-за травли папы пришлось снести страницы в соцсетях и превратиться в затворницу. Но сегодня преподаватель, пришедший на замену, назначил консультацию в корпусе другого факультета, и Артем из-за плотного графика не смог меня подвезти.

Мой путь лежит через площадь.

Водружаю на нос темные очки, прикрываю голову объемным шарфом и медленно прохожу мимо высохших фонтанов, пустой скамейки, белых колонн Дворца бракосочетаний. Под подошвами шуршит тусклое конфетти. Сердце сжимает болезненный спазм, а в памяти вспыхивают красивые глаза и обожание в них.

Столько времени прошло, а меня все не отпускает.

Если бы Харм появился передо мной и попросил прощения, я бы…

Задумчиво ворошу носком ботинка кусочки разноцветной фольги, разламываю каблуками октябрьский ледок на лужах, провожаю взглядом стаю черных птиц и вдруг вижу его. Харм, в зеленой куртке и дурацкой шапочке, с сигаретой в руке вразвалочку идет навстречу, и я замираю. У мраморных ступеней, накрытых красным ковром, он останавливается, глубоко затягивается, загребает горсть конфетти и подбрасывает в воздух. Подставляет лицо холодному солнцу, выдыхает белый дым и ждет, когда последняя частичка праздника упадет к его ногам.