Ты пожалеешь (СИ) - Ру Тори

— Переделаю, как и обещал. — Харм надевает перчатки, вскрывает бумажный пакетик и извлекает иглу. — Пока ты спала, я глянул. Перекрыть можно даже несложным орнаментом или любой другой надписью…

Ошалело моргаю и с подозрением шарю ладонями по бокам. Белье не месте. Почему все интересное происходит со мной, когда я сплю?

Харм, взъерошенный, сонный, с отпечатком моей сережки на левой щеке, ожидает ответа, а я впадаю в оцепенение. Такого странного чувства я не испытывала еще ни к кому. Эта надпись может стать моей проблемой, но интуиция кричит: если сейчас я разрешу ему ее уничтожить, между нами все закончится.

— Нет. Не надо! — спохватываюсь и вылезаю из кровати. — Не срочно. Тебе разве не пора… в…

— Школу? — он хихикает. — Зачем. Можно найти занятие получше. Ладно, я понял тебя. Но что ты скажешь тому клоуну?

— Ну, можно же сказать, что у меня была депрессия. И меня потянуло на саморазрушение… — Я тут же осекаюсь. В глазах Харма мелькает недоумение и растерянность, но в следующий миг ничего, кроме льда, я в них не нахожу.

— Мне не придется ему ничего объяснять! До этого не дойдет. Это вообще не его дело! — рычу я, и Харма, кажется, устраивает такой ответ.

Он стаскивает перчатки, вальяжно потягивается и объявляет, что весь сегодняшний день мы будем гулять.

***

Утром на центральной площади пустынно — редкие прохожие спешат по делам, голуби купаются в фонтанах, на привязи грустят лошади в золотистых попонах. Стайка сонных ребят с рюкзаками, баулами и гитарами, перешептывается на соседней лавочке.

Кутаюсь в просторную толстовку, ловлю летающие по сентябрьскому воздуху паутинки и, вытянув ноги в свободных не по размеру кедах, наблюдаю за Хармом, заказывающим самую большую порцию мороженого в торговой палатке под навесом.

Он бесспорно красавчик — даже продавщица млеет и заливается румянцем, отсчитывая сдачу, и я прищуриваюсь от яркого света и нестерпимого трепета в груди.

Харм возвращается, вручает мне гигантский рожок, садится рядом и присоединяется к его уничтожению. Мы устраиваем соревнование на «самый огромный кусь», сталкиваемся носами, дрожим от холода и хохочем. Я не поддаюсь — ставлю плечи, брыкаюсь и сопротивляюсь до тех пор, пока Харм не заводит за спину мои руки. Он перехватывает трофей, откусывает от него внушительную часть и одерживает победу. Матерится, морщится от ломоты в зубах, возвращает мне недоеденное мороженое и в удовлетворении откидывается на деревянную спинку. А я внезапно понимаю одну простую вещь. Именно такими — веселыми, дурацкими, легкими — и должны быть идеальные отношения. Разве не стоит побороться за них с обстоятельствами?

Ребята с гитарами, ставшие свидетелями эпичной битвы, подваливают к нам — представляются, стукаются с Хармом кулаками, рассказывают, что приезжие, а до поезда — целая вечность.

— Я знаю тебя! — восторженно пищит девочка, обращаясь к Харму. — Подписана на канал твоего друга. Вы здорово выступаете. Вы — молодцы.

— Тогда, пользуясь случаем, попрошу гитару. — Он хитро подмигивает мне. — Заказывайте, а я сыграю. Я сегодня исполняю мечты.

И мы наперебой выкрикиваем пожелания, до самого вечера срывая голоса под популярные песенки и проверенные временем тяжеляки. Харм весел, остроумен и безукоризненно изображает вовлеченность в происходящее.

Он делает это ради меня… А я готова расплакаться.

Я впервые чувствую себя комфортно в чужой компании — никто здесь не выбирает выражений, не заискивает, не лезет в душу, не старается унизить и задеть. Всем пофиг, что я в мужской толстовке и подвернутых спортивных штанах, что не попадаю в ноты, что бурно выражаю эмоции. Я выпала из привычного мира и затерялась в параллельном.

С фонтанов тянет стоячей водой и холодом, солнце клонится к закату, ребята застегивают замки на рюкзаках и кофрах, прощаются с нами и уходят к зданию вокзала.

Приятный во всех отношениях день подходит к концу.

И я с ужасом осознаю, что забыла у Харма сумку с телефоном.

Меня могут искать.

Женя, Артем, папа…

— Хочешь романтики? — Харм берет меня за руку и подталкивает к белым колоннами городского ЗАГСа. Массивные двери плотно закрыты, мелочь поблескивает на ступенях, ветер гоняет по асфальту ворохи разноцветной фольги из хлопушек, взорванных над новоиспеченными молодоженами.

Он наклоняется, сгребает конфетти в охапку и подбрасывает в воздух над нашими головами. Трепеща, переливаясь и сияя в последних лучах закатного солнца, оно по затейливым траекториям неспешно опускается вниз.

Красиво и сказочно, словно в стеклянном шаре.

Харм улыбается мне и зазывно разводит в стороны руки. В его глазах тлеет обожание.

Я тоже его обожаю. Потому что он исполнил мои желания. Потому что он — самый лучший.

С разбегу прыгаю в его объятия, висну на шее, изо всех сил прижимаюсь к нему, зажмуриваюсь и отрываю ноги от земли. Покачнувшись, он заваливается назад, падает на асфальт, и я, вскрикнув, оказываюсь сверху. Мы смеемся как ненормальные, а разноцветные искры праздника продолжают кружить в вечернем воздухе.

Я задыхаюсь от восторга. От свободы и совершенной красоты момента. От любви и счастья.

В ушах звенит, реальность отключается. Я вижу только его приоткрытые губы и припадаю к ним. Мы целуемся, лежа на асфальте — медленно и осторожно. Искренне и нежно.

У меня нет от него тайн. Он очень нужен мне.

Глава 20

— Если скажу, что мне никогда не было так весело, ты поверишь? — тараторила я весь обратный путь, улыбаясь как дурочка. — А могу я помочь тебе осуществить твою мечту? Только пообещай, что не станешь больше шутить про самоубийство…

— Да, можешь, — пробормотал Харм, глядя под ноги, расцепил наши руки и рефлекторно провел пальцем по верхней губе. — Только ты и можешь.

Теперь я постоянно думаю над его словами, но никак не могу ухватить их смысл. Чего же он хочет больше всего на свете? Неужели он тоже меня любит?

На сегодняшний вечер намечен просмотр ужастика, пицца из доставки, разговоры по душам и бесконечные поцелуи. А потом… Я уверена: потом между нами произойдет главное.

Кровь в венах разгоняется до сумасшедшей скорости, волну озноба сменяет жар и ноющая боль в низу живота.

В течение многих недель я думала об этом — душно краснея и представляя все в мельчайших подробностях. Никогда раньше грязные мысли о парнях не затмевали мой разум, но на Харме меня намертво заклинило.

Хватаю с полки расческу и провожу ею по мокрым волосам. От меня пахнет мужским гелем для душа и шампунем, а привычную толстовку сменила объемная футболка с надписью «Hate».

Харм выруливает из комнаты с полотенцем на плече, подмигивает мне и протискивается к ванной. На миг перед глазами застывают буквы, навечно наколотые под его ключицей:

«Protect Me From What I Want».

…Защити меня от того, чего я хочу…

— Никуда не уходи, ладно? — многообещающе ухмыляется он и закрывает за собой дверь. Раздается шум воды, тонкие струи шипят, разбиваясь о резиновую шторку.

Кружится голова. Я бы убежала отсюда со всех ног, но от приятной слабости подкашиваются колени.

Сваливаю в комнату и прислоняюсь лбом к прохладному стеклу пыльного окна.

Отсюда виден весь исторический центр — гимназия, главный корпус моего университета, парк, музей и старинная высотка, на пятом этаже которой расположены апартаменты Катиных родителей.

Ох и посмеялась бы надо мной подруга, если бы узнала, в каком раздрае и мучительном ожидании я сейчас нахожусь.

Сама Катя с четырнадцати лет встречается с мальчиками и считает случайные связи полезными для здоровья. Мне не удастся скрыть от нее правду — она прочитает все по глазам и прилипнет с расспросами, стоит мне заявиться на занятия.

Занятия…

Отпрянув от окна, я углубляюсь в притулившуюся под стулом сумку и достаю смартфон. Он почти разряжен, а на экране мелькают пугающие цифры — восемьдесят пропущенных от Артема и десять — от брата.