Ты пожалеешь (СИ) - Ру Тори

Но я бы не хотела, чтобы он страдал. И чтобы был счастливым — не хотела бы тоже.

Настойчивые вопли смартфона вырывают меня из плена тяжелых мыслей. Обмотавшись полотенцем, я покидаю ванную и возвращаюсь в комнату.

За окном без штор опустились синие сумерки, в соседних домах загораются желтые огни. Занятия в универе закончились, и Катя вновь стремится со мной поговорить.

— Ты где? — орет она в мое ухо. — Я сегодня все молитвы вспомнила. Ты почему на учебу не пришла?

— Я сменила место жительства. Рассталась с Артемом и переехала. Было не до лекций.

В трубке слышится возня и приглушенный шепот, и Катя меняет гнев на милость — новости о моей личной жизни всегда будоражили ее, а в последнее время и вовсе порождают нездоровое любопытство:

— Ого. Куда переехала? Я приеду прямо сейчас!

— Твой парень тебя отпустит? Слушай, так вот почему сегодня выпал снег…

Катя не ценит мое чувство юмора — в очередной раз убедившись в этом, я вздыхаю и диктую ей адрес.

Спустя полчаса ее «Mini», уткнувшись бампером в сугроб, паркуется во дворе, раздаются шаги на лестнице и стук в дверь.

Подруга без всяких приветствий влетает в квартиру, отдает мне пальто и в ужасе озирается.

— Ну ты даешь…

Пожимаю плечами, вешаю пальто на крючок и веду ее на кухню — там хотя бы есть два целых стула, стол и чайник с чашками. Я рассказываю ей о суде над папой, делюсь соображениями о наших с Артемом перспективах, и Катя признается, что итог был давно очевиден даже ей.

— Он тебе не по зубам. Прости…

Мы глушим черный чай, оставленный хозяйкой, и под шумок рассматриваем друг друга. Катя пытается понять, насколько хорошо я справляюсь со свалившимися проблемами, а я замечаю, как сильно она побледнела и осунулась за неполных два месяца — два гребаных месяца мы не общались с ней вне универа!

Она первой решается прервать тишину — отставляет чашку и объявляет:

— Чай — редкостное дерьмо. И ты, Никуся, в дерьме — достаточно оглядеться по сторонам.

— Со мной все хорошо! Мне просто нужна работа, — отрезаю я. — Лучше посмотри на себя! Мы отдалились. Тебе больше не по статусу наша дружба или дело в другом?

Катя водит ногтем по золоченому ободку чашки и молчит, а я взрываюсь:

— Знаешь, что? Меня бесят твои секреты и твои бегающие глазки. Меня бесит твой парень. Скажи мне, как его зовут, и я набью ему морду!

— Не знаю… — буркает она и делает вид, что в мире нет ничего интереснее чаинок, плавающих в кипятке.

— Чего? — ахаю и в шоке пялюсь на подругу. — Ты в своем уме? Сколько вы уже вместе?

— Я не знаю его имени. Но у них в компании так принято. Его все знают под прозвищем.

Смутное подозрение давит на сердце и холодком проходится по коже.

— Он — сирота? — шепчу я. — И живет примерно в таком же дерьме?

Катя громко хохочет и смотрит на меня как на больную:

— Всем бы жить в таком дерьме… У него очень красивая мать и огромный дом в пригороде — бассейн, сауна, шелковые простыни — м-м-м… — Она закатывает глаза, а в моем виске стучит молоточек зарождающейся мигрени.

Шумно выдыхаю и медленно прихожу в себя.

Похоже, я схожу с ума. Паранойя. Последствия стресса…

— А я придумала, как убить двух зайцев одним выстрелом! — Забыв о недоразумении, Катя в нетерпении ерзает на стуле. — В арт-кафе твоей мамы сменился владелец, я хорошо его знаю. Тебе нужна работа — замолвлю словечко, так и быть. По случаю открытия нового клуба на Хеллоуин готовится крутая вечеринка. Я познакомлю тебя с «ненаглядным» на ней. Вы друг другу понравитесь.

Глава 26

День начинается с жужжания будильника, бульканья кофе в старой медной турке и выматывающей поездки в переполненном общественном транспорте.

Еще несколько часов я записываю лекции и вполуха слушаю щебетание Кати о предстоящем грандиозном концерте. Итак, она купила в очень дорогом магазине реалистичные парные костюмы Харли Квинн и Джокера. Они с «ненаглядным» уже примеряли их, выглядели просто умопомрачительно и уж точно всех затмят. Ей не терпится познакомить нас и увидеть мою реакцию.

После занятий подруга тащит меня перекусить, занимает место за столиком и, нисколько не заботясь о приватности, сообщает:

— Я поняла, в чем моя проблема, Ник. Мои похождения происходили потому, что ни один парень не мог меня сдержать. А у него все получается органично — мягко, но так, что я не смею спорить. Если это не судьба, тогда что?

Буйное воображение тут же рисует этакого домашнего тирана с волосатой грудью под растянутой майкой, и я морщусь:

— Фу-у-у…

Катя злобно прищуривается.

— Слушай, он не какой-то там стремный мудак-абьюзер. У него классная внешка. И я бы хоть сегодня выскочила замуж — плевать, что он немного младше.

Меня снова накрывает паранойя. Но у Харма точно нет шелковых простыней. И я стараюсь дышать глубже.

— Наверное, он хороший манипулятор… Уже мечтаю его увидеть! — Смотрю на часы, встаю и, на ходу доедая пирожок, тороплюсь в гардероб — в три мне нужно быть в клубе «Бессонница», куда меня вчера приняли.

Налегаю плечом на массивную дверь университетского корпуса, и город встречает меня пощечинами шквалистого ветра и плевками дождя. Снег, радовавший нас несколько дней, окончательно растаял, улицы превратились в вязкую черную жижу. Вокруг клубится густой туман, в его толще моргают продрогшие огни фонарей.

Покрепче затягиваю шарф и бегу к остановке.

В «Бессоннице» настоящая паника — управляющий с круглыми от ужаса глазами носится по помещению, натыкаясь на испуганных официанток и матерясь на рабочих с лестницами, коробки с пивом и полуфабрикатами мешают правильной расстановке столов, поставщики накосячили с ассортиментом… В довершение со стены с грохотом падает декорация, и я замираю у входа.

— Привет, тезка! — Владелец заведения, грек Никиас, которому Катя поведала о моей нелегкой судьбе, хватает меня за шкирку и тащит к подсобным помещениям у кухни. — Ты-то мне и нужна. Видишь во-о-он те афиши? Бери клей и валик и живо развесь их по стенам и окнам.

— Это еще кто?.. — недовольно бубню я, с тоской разглядывая стопку плакатов с черными силуэтами в обрамлении летучих мышей и черепов.

— Приглашенные музыканты. Интрига. Хотя никакой интриги нет — за них проголосовали все наши подписчики! — Никиас подмигивает мне и отваливает, а я до самого вечера расклеиваю эти гребаные афиши, а потом вырезаю улыбки, носы и глаза куче привезенных со склада тыкв.

***

Темная квартира встречает меня запахом старых газет и тишиной — после шума и неразберихи она кажется мне раем. Вешаю ключ на гвоздик у двери, щелкаю выключателем и в свете тусклой лампочки избавляюсь от грязных ботинок.

Мышцы гудят от приятной усталости, веки наливаются тяжестью.

Сидя в продавленном кресле, с удовольствием ем «королевский ужин» Харма — лапшу быстрого приготовления — и удовлетворенно улыбаюсь. Мне нравится такая жизнь — вольная и странная. В ней нет возможности строить долгоиграющие планы, но будущее больше не давит тяжелым грузом чужих договоренностей. Оно зависит только от меня.

А еще мне мучительно стыдно за свое пренебрежительное отношение к людям с метлами и уличным музыкантам. Вот уж точно: не зарекайся…

Воспоминания оживают и причиняют боль.

Я скучаю по папе, по своей не слишком уютной комнате, по брату… Скучаю по беззаботности. Скучаю по Дане.

По нему я скучаю так, что заходится сердце.

И в миллионный раз терзаюсь вопросом: почему?

Почему он так поступил, если тоже скучает и бродит по площади? Раньше судьба будто специально сталкивала нас лбами, а теперь он не ищет встреч. Может, он серьезно болен и не хочет сближаться? А вдруг он нуждается в помощи?

Настойчивый стук из прихожей пугает до судорог — я никого не жду.

Ставлю на пол пустую тарелку, на цыпочках крадусь к сияющему в темноте глазку и смотрю в него. На фоне болотной зелени стен стоит парень в расстегнутой кожаной куртке. Артем.