Приглашённая - Юрий Милославский

Сказанное требует пояснений. Квартира достаточно долго служила нам верой и правдой, да и сам я давным-давно стал островитянином, манхэттенским, ново-амстердамским человеком, – поскольку нью-йоркца вообще в природе не существует. Как таковой Нью-Йорк расположен на острове Манхэттен, а всё, что окружает его, есть пригороды или города-спутники, населенные другими, весьма отличающимися от нью-йоркцев людьми; это общепонятно.

Квартира как таковая была ни при чем. Ни от нее самой, ни от находящихся в ней предметов не исходили ко мне горестные токи; в комнатах, даже по ночам, не ощущалось и следа тоскливой тревоги, и у меня не было сомнений в том, что моя Катя ничему подобному пробиться ко мне не позволит.

Но мысль о принесении ритуальной траурной жертвы, готовно усвоенная мною благодаря замечаниям д-ра Пинча, меня не оставляла. И если я не мог позволить себе снабдить Катю вереницей загробных рабов и рабынь в белых, голубых и салатовых спецовках, колпаках и предохранительных повязках, закрывающих ноздри и уста, чтобы зловонное их дыхание случайно не потревожило мою чувствительную к запахам жену, то квартира, со всеми ее вещицами, с привычным Кате видом из окон, за которым она никогда не уставала наблюдать и отмечать возникающие в нем суточные и сезонные перемены, – уж она-то, эта квартира, должна была либо отправиться вслед за ней, либо исчезнуть. И в моей власти было пожертвовать ею в любой подходящий момент. Во всяком случае, я не желал больше занимать ее. Не потому, чтобы мне было тяжко оставаться там в одиночестве, поскольку, мол, всё в этой квартире напоминало и проч., – напротив, я как раз и стремился остаться один. Но уйти я хотел так, чтобы это не выглядело оскорбительным для Кати очередным бегством. Ведь Катя пребывала здесь, как прежде, и оберегала мой покой. При этом в своем новом состоянии она проницала меня насквозь, и я стыдился того, что́ она во мне постоянно наблюдала. Раньше я мог затаиться, изобрести позволительные истолкования отдельным своим поступкам – и всему себе, каков я есть и был; только теперь мои прежние враки стали для Кати вполне ясны, а значит, всякая новая моя ложь явилась бы практически невозможной. Это последнее препятствие отчего-то казалось мне в известной мере преодолимым. Я находил в себе некие силы, которые, будучи сосредоточенными и откомандированными в нужном направлении, могли бы молниеносно возвести в моем нутре особые непроницаемые выгородки и образовать в нем укромный уголок для сокрытия подлинных причин моего хотения свалить, уйти с концами – а на место их предложить причины достойные или хотя бы извинительные.

Дождавшись, наконец, от наследников г-жи M…ck судебного иска – они действовали довольно споро, и на присланных мне формулярах проставлено было 26 мая 2006 года, – я решился действовать.

От общественного адвоката, из тех, что посменно принимают у нас в мировых судах, мной были получены исчерпывающие консультации, вслед за чем я затеял переписку с противной стороной и исключительно с этой целью обратился к адвокату платному, который обошелся мне относительно недорого. Я твердо знал, чего хочу, а черновики писем всегда бывали мною загодя подготовлены и выверены с помощью упомянутого юрисконсульта-общественника, который занимался со мною почти четыре недели. В сущности, мы могли бы превосходно обойтись и вовсе без наймита, но мой общественник – его звали George Donovan – пояснил, что в громадном большинстве случаев в суде не очень любят слушать дела, если обе стороны не представлены адвокатами. На этот счет есть свои договоренности, и лучше нам не рисковать, т. к. судейские с легкостью согласятся с моим желанием представлять себя самостоятельно, зато дело мое окажется проигранным. Наемный адвокат попытался было воспротивиться моей методике и, главное – той крайне ограниченной роли, которая была ему отведена, говоря, что не может брать на себя ответственность за ведение дела, к которому практически не допускается. Но по рекомендации Донована адвокату – некоей Эльпиде М., довольно милой, полноватой даме с чрезмерно эллинским профилем, – было сказано, что выступать в суде ей во всяком случае не придется, т. к. я стремлюсь единственно к мировой, которая по ее достижении будет формализована и подписана при посредничестве судьи. Хитрая гречанка прекрасно понимала, что именно мне угодно, и без возражений, хотя и с насмешливой миной, выслушала мои резоны.

Всё сошло как нельзя лучше.

Опуская всё излишнее, скажу, что соглашение, которое мы (при участии судьи) подписали с представителем наследников в первых числах августа 2006 года, предоставляло мне возможность оставаться в спорной квартире до тех пор, покуда мною не будет найдено подходящее новое жилье, с тем, однако, что поиски его должны продолжаться не свыше шести месяцев; срок этот, в особенном случае, по решению суда мог быть продлен еще на три месяца. Квартирная плата и все иные условия, имевшие место прежде, оставлялись без изменений. Кроме того, поскольку было признано очевидным, что при перемене мною квартиры для меня неизбежны потери, как материальные, так и в отношении жизненных удобств, истец обязывался оплатить мой переезд, а также на протяжении первых двенадцати месяцев от момента указанного переезда полностью возмещать разницу в моих расходах по арендной плате, но только в том случае, если таковая превысит плату за оставляемую мною квартиру не более, чем на пятьдесят процентов.

Донован был чрезвычайно доволен моими достижениями и прежде всего тем, что все устные переговоры с адвокатом наследников и судьей я вел лично, не потратив ни единого гроша на юридическое представительство. Когда я отвечал, что без его помощи мне бы не удалось продержаться и секунды, он, с незначительными вариациями, повторял одно и то же: «Я только указал тебе на альтернативные возможности, которые были в твоем распоряжении». И резюмировал: «Создание условий для самостоятельной реализации права на альтернативу – это и лежит в основе правозащитной деятельности». Последняя фраза, как я полагал, представляла собой своеобразный лозунг, усвоенный общественником из бумажной или сетевой периодики.

Джордж Донован, с которым мы успели сойтись поближе, выглядел значительно старше меня, – и действительно, ему, как было мне однажды сказано, заходило уже под семьдесят. Внешне он походил на престарелого полицейского сыщика из фильмов для юношества. Подобные – как правило, отставные или вот-вот уходящие в отставку – добродушного вида дядюшки около двух третей представления почти неподвижно сидят за стойкой в распивочной, или на веранде собственного скромного особнячка, или, наконец, у стола в служебном кабинете, который им вскоре предстоит навсегда покинуть. Но затем действие развивается в таком направлении, что добряк оказывается в необходимости проявить не только свою деловую смекалку, помноженную на колоссальный опыт, но и навык молниеносной пальбы из крупнокалиберного служебного пистолета в сочетании с неустаревающей готовностью буквально разорвать на кровавые клочья сразу нескольких злоумышленников. Мне было крайне любопытно узнать, что мой общественный адвокат завершил свое юридическое образование в возрасте 64 лет (!). Вплоть до пенсии он работал в муниципалитете, ведая некоей сферой благоустройства, – но с юности грезил об адвокатской карьере. По каким-то причинам этого не произошло, и лишь в преклонных летах он обрел некоторую возможность воплотить эту свою, казалось бы, несбыточную теперь мечту в жизнь. Я не стал спрашивать, в каком из университетов он обучался. Сам же Донован, в ходе одной из последних консультаций, сказал мне, что первые экзамены и зачеты он сдавал заочно, а потом «занимался, как все студенты». С получением звания юриста он не стал обзаводиться частной практикой, да и не искал такой возможности. А поскольку всегдашним его желанием было – обеспечить небогатых, а потому совершенно беззащитных людей методами, мало-мальски надежными в борьбе с корпоративными системами (в том числе и с господством адвокатских контор), он избрал самую, по его мнению, уязвимую группу: тех, кто не обладает собственным жильем и вынужден арендовать его от хозяев-домовладельцев. Около двух лет Донован изучал подзаконные акты, инструкции, судебные решения в намеченной области и разбирался во внутренней юридической кухне. Ко дню нашего знакомства он уже второй год исправно консультировал ответчиков по «квартиросъемным» делам – и почти всегда добивался успеха.

Отпущенные мне полгода я погасил досрочно, и уже в ноябре 2006 года вновь перебрался в симпатичную мне Асторию, Квинс (остров Лонг-Ай-ленд), где платить за посредственную однокомнатную квартиру уходило теперь столько же, сколько расходовали мы на нашу льготную манхэттенскую «двушку» (мне пришлось по вкусу это новое русское слово, вычитанное в каком-то детективном романе, которые Катя там и сям покупала, чтобы, по ее выражению, «не терять связи с родимой сторонкой»).

На значительной части асторийских улиц можно было оставлять автомобили, которые здесь были много полезнее и употребительней, нежели на острове. От нашего Lexus’а, приобретенного Катей на аукционе всего за несколько месяцев до ее госпитализации, я благополучно избавился, а на часть вырученных денег взял себе у торговцев подержанным автотранспортом на одной из площадок по Western-бульвару чистенькую, с умеренным пробегом, доставленную, как меня уверяли, из Пенсильвании, черничных оттенков «Хонду Аккорд» 2004 года сборки.