Брак по любви - Моника Али
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сядь, – прошептала Ясмин. – Пожалуйста.
Ариф ее проигнорировал. Ему явно хотелось выскочить из комнаты, хлопнув дверью, но он настолько разрывался от нерешительности, что чуть ли не вибрировал на месте.
– Ну, начинается! – сказал он. – Пошло-поехало! Твое великое вознесение из навоза самой бедной деревни в Западной Бенгалии.
Шаокат расстегнул пиджак и разгладил галстук.
– Я прошу прощения за то, что в прошлом докучал тебе историей своей жизни. Своим сатирическим замечанием ты справедливо указываешь, что ей далеко до героического эпоса, и мне известно, что в твоих глазах я всего лишь посредственность.
Ясмин хотела возразить, но знала, что отец не пожелал бы, чтобы его перебивали. Он погрузился в раздумья или, возможно, просто прервался, чтобы придать своим словам больше веса. Она взглянула на брата, и ей показалось, что тот немного смягчился. Ариф наговорил грубостей сгоряча, по сорвавшемуся почти на писк голосу было понятно, что он совершенно вышел из себя.
На самом деле Шаокат почти не говорил о своем детстве. Он рассказал им всего несколько подробностей. У школы, которую он посещал с пяти до одиннадцати лет, было всего три кирпичных стены. Четвертая представляла собой отодвигающуюся заслонку из волнистого железа, заменявшую одновременно окно и дверь. Он учился писать, вычерчивая буквы прутиком на земляном полу, потом переключился на грифельную доску и лишь позже – на бумагу, когда таковая имелась в наличии. У него не было братьев и сестер, потому что его мать умерла вскоре после его рождения, а отец до самой смерти оставался вдовцом. Когда Шаокату едва исполнилось двенадцать, его отец умер от холеры.
Следующие два года Шаокат жил с дядей и ходил в среднюю школу в соседней деревне, в трех милях от дома. Этот путь он проделывал босиком, а башмаки нес на веревочке через плечо, чтобы не стоптать кожаные подошвы. Но у дяди было девять своих детей, и он не мог кормить Шаоката вечно, поэтому в возрасте четырнадцати лет его отправили в Калькутту в помощники чьему-то дальнему родственнику – чай валле. Этот продавец чая, которому посчастливилось торговать в прибыльной точке на Парк-стрит, расширил свое дело до второго самовара.
Ясмин всегда думала о том, как началась жизнь отца, с волнением, гордостью и страхом, словно до сих пор оставался риск, что он не вырвется из пасти бедности, никогда не пустится в свое долгое и тяжелое путешествие или отправится в него, но никогда не достигнет назначения.
Ариф, насколько она знала, относился к отцовскому прошлому иначе. Несколько недель назад, когда он пожаловался, что у него старый и медленный ноутбук, Баба напомнил ему, что учился писать на земле. «Опять твоя взяла», – ответил Ариф.
– Вот что я хочу тебе сказать, – произнес Шаокат.
Услышав это вступление, Ариф закатил глаза и так ссутулился, что все его тело превратилось в вопросительный знак. Ну?
– Возможно, тебе не помешало бы допустить, что так называемые предрассудки, с которыми ты сталкивался до сего времени, связаны скорее с твоим посредственным дипломом по социологии, чем с твоим именем. Которое к тому же нисколько не помешало ни мне, ни твоей сестре.
– Chood, – сказал Ариф, скептически качая головой. – Chood.
По какой-то причине ему удавалось ругаться по-бенгальски в присутствии отца. По-английски он на это не отваживался.
– Возвращайся в колледж, – быстро, почти тревожно сказал Шаокат. – Возможно, тебе придется пересдать пару выпускных экзаменов, зато потом ты сможешь наконец поступить в приличный университет. Как насчет бухгалтерского дела? В детстве ты любил математику, так быстро считал… – произнес он с нежностью, но потом: – Уму непостижимо, почему ты зарываешь в землю свои способности.
– Бухгалтер, – поморщился Ариф. – Бухгалтер или врач, так? Вот и весь выбор.
– Предпочитаешь технологии? – резонно спросил Шаокат. – Ты утверждаешь, что создаешь приложения. Почему бы не делать это как следует? Получи диплом по информатике. Уверяю, ты не будешь подвергаться преследованиям из-за своего имени.
Ариф взорвался:
– БУХГАЛТЕР! ВРАЧ! ЯЙЦЕГОЛОВЫЙ ИНДИЕЦ-АЙТИШНИК! НИЧЕГО ИЗ ЭТОГО Я НЕ ХОЧУ!
– А чего ты вообще хочешь? – Ясмин вскочила, едва не срываясь на крик. – Что с тобой не так? Разве ты не видишь, что Баба пытается помочь?
– Помочь? Это он-то? Он знает, почему у меня плохой диплом. Знает. Еще и попрекает меня.
– Ариф, это не так, – возразила Ясмин. – Ты всё выворачиваешь наизнанку.
– Хватит, Мини, – сказал Шаокат. – Не нужно горячиться.
Ясмин села и посмотрела на свои ладони.
– Когда я женился на вашей матери, мне было двадцать три, – сказал Шаокат. – На год младше тебя, Ариф. Только после этого я поступил в университет. Семь лет в Калькутте, чтобы выучиться на врача, а когда я прилетел в Лондон, то снова готовился к экзаменам. Мне было тридцать восемь, когда я получил первую настоящую работу – не временную, а постоянную. Я хочу сказать, сын мой, что впереди еще много лет. Ты злишься, потому что считаешь, что твоя жизнь потрачена впустую. Уверяю тебя, это еще не случилось. Выбери факультет и университет, а деньги я найду. – Он потер виски и закрыл глаза.
– Не дождешься, – сказал Ариф. – Я без того вечно выслушиваю, сколько денег ты потратил на мое образование. По-твоему, я позволю тебе платить за еще один диплом? Чтобы всю жизнь потом благодарить тебя за то, чего я даже не хотел? А ты! Как насчет тебя? Ты утверждаешь, будто сделал себя сам и все такое, типа, роза из навоза, все своими силами… – Он размахивал руками, чтобы компенсировать свое косноязычие. – Но за все это заплатила мамина семья. Если бы не они, ты бы до сих пор разливал чай и подметал осколки глины.
В первую из двух семейных поездок в Калькутту Баба сводил их на Парк-стрит, чтобы показать место, где когда-то работал. Теперь его занимал лоток с джалеби, мучными спиральками в шафрановом сиропе, но вокруг было полно торговцев чаем, и Ясмин с Арифом пришли в восторг от бхар – глиняных чайных чашечек, которые, после того как допьешь, принято швырять себе под ноги и разбивать. Баба скромно и откровенно рассказывал о своем прошлом. И вот чем ему отплатил Ариф.
Ясмин свирепо уставилась на брата. «Заткнись», – одними губами произнесла она, показывая ему средний палец. Когда она снова посмотрела на Шаоката, он уже открыл глаза.
– И да и нет, – сказал Шаокат. – Возможно, ты забыл, что к возрасту шестнадцати лет я уже оставил чайное дело. Я занимался самосовершенствованием. За медицинский университет действительно заплатил мой тесть. Но я вернул этой семье все до последнего гроша. С процентами. Которые их вера не помешала им взыскать. Их инвестиция была надежной и безопасной.
– Инвестиция? – переспросила Ясмин. Она и не знала, что он вернул им деньги. Впрочем, он ведь крайне горд. – Потому что они увидели твой потенциал? Точно так же, как и Ма, когда вы познакомились.
– Да, конечно, Мини. Ты права. Как ты знаешь, именно так все и произошло. – Баба встал и отнес свой стул обратно к столу. Затем передвигал его, пока не добился, чтобы он стоял идеально ровно. – А теперь мне нужно кое-что почитать. Ариф, ты можешь подумать над моим предложением или, если угодно, не раздумывая его отвергнуть. Но в течение месяца ты должен либо предпринять шаги к дальнейшему образованию, либо найти работу. Если не сделаешь ни того ни другого, пеняй на себя. – Повернувшись спиной, он добавил: – Подметай улицы, если придется. Все должны с чего-то начинать.
Замзам
– Ну, куда вы ходили? О чем разговаривали? – Два дня назад Ясмин целый вечер с ужасом воображала предстоящее знакомство Гарриет и Ма, и вот уже допрашивает свою мать, словно та побывала на свидании!
– Смотри, – сказала Аниса, расстегивая молнию на нейлоновой хозяйственной сумке в красно-синюю клетку, в которой предпочитала носить покупки. –
