Плут - Шарлотта Хьюз

— Иди домой, Коуди, — попросил он. — Я вытащу все отсюда, тогда сама разберешь, что нужно, а что нет.

Все было напихано так тесно, что выяснить на месте, что к чему, было совершенно невозможно.

— Мне надо побыть одному, иначе я наговорю лишнего, о чем потом пожалею.

К глазам у Коуди подступили слезы, она повернулась и убежала.

Глава 5

Два дня спустя Коуди чуть не съехала в кювет, когда увидела Дикона, собирающего мусор вдоль шоссе. Сначала она подумала, что ей показалось. Затем она разглядела его черную рубашку, которую он одевал, когда помогал ей чистить гараж. Но даже если бы она не узнала рубашку, ни с чем не спутала бы его фигуру. Никто не носил таких узких джинсов и никто так здорово в них не выглядел. Но почему, черт возьми, он собирает мусор!

Коуди затормозила, съехала с дороги, остановив машину на обочине. Она выключила мотор всего в десяти ярдах от него. Он беззаботно взглянул, когда она вышла из машины и захлопнула дверцу.

— Дикон, какого черта!

Глаза его были скрыты за зеркальными солнцезащитными очками, на лбу повязана пропитанная потом красная повязка.

— Что ты здесь делаешь? — его тон свидетельствовал, что он вовсе не рад встрече.

— Работаю…

Она смотрела на длинную палку с гвоздем, которую он зажимал в одной руке, и большой мусорный мешок в другой.

— А…

— По-моему, все очевидно — собираю мусор, — по-деловому заметил Дикон.

— Кто тебя надоумил?

— Моя леди по коммунальным услугам. Не думаешь же ты, что я сам напросился на эту работу? Ну, а теперь, если не возражаешь, я очищу еще пару миль, чтобы закончить рабочий день. Полагаю, к тому времени, когда закончится моя трудовая повинность, в Калгари не останется ни щепотки мусора.

Коуди была рада, что на нем были солнцезащитные очки, ей не хотелось в данный момент встречаться с ним глазами.

— Но, Дикон? Ведь есть же и другая работа, которую ты можешь выполнять. Это…

— Занятие для неудачников? — закончил он за нее. — Ты это хотела сказать? — Он отправился дальше, поддевая пустую пачку сигарет палкой. Затем повернулся к Коуди и поднял очки высоко на лоб. — И все это время я полагал, что хуже быть не может.

— Я знаю Алму Блек. Она хорошая женщина. Я не могу представить себе, чтобы она заставила тебя делать такую работу, если только…

Коуди замолчала..

— Если я не вызвал у нее симпатии? — он не дал ей ответить. — Ну, так есть работа хуже, чем собирать мусор вдоль шоссе. Здесь я, по крайней мере, один. Я не хочу, чтобы на меня глазели, строили догадки и шептались. Кроме того, мне не нравится больничное окружение.

— Больничное? О чем ты говоришь?

— Алма Блек хотела, чтобы я работал в госпитале.

— И что бы ты там делал?

— Развлекал и морально поддерживал больных и умирающих. Предполагалось, что я пойду в детское отделение и буду валять дурака, объясняя детишкам, что все отлично и они поправляются, даже если кто-то из них прекрасно знает, что не дотянет до следующего дня рождения.

Дикон вздохнул.

— Что ты сказал мисс Блек?

— А как ты думаешь? — ответил он, показывая палку. — Отказался.

— И объяснил, почему?

— Ты еще спрашиваешь, — он ухмыльнулся. — Я не детский психолог. Я и с жизнью-то сейчас не в ладах, тем более со смертью.

— Ты сказал мисс Блек о своей сестре? Брошенный им взгляд сказал ей, что на эту тему он больше разговаривать не желает. Но она знала, что если бы Алма Блек знала, что сестра Дикона умерла в Калгари Дженерал, то никогда не предложила бы ему там работать.

— Нет, я ничего не говорил ей о Кимберли и не собираюсь этого делать. Давай оставим этот разговор.

— Почему? — добивалась она своего. Дикон со злостью воткнул палку в землю.

— Это мое личное дело, — чуть не заревел он. — И потому, что я сыт по горло тем, что моя жизнь выставляется напоказ всякому, кто в состоянии заплатить за бульварную газетенку. Ничто не свято, не лично. Этим людишкам нравится выворачивать твое нутро, чтобы весь мир мог смотреть, как ты истекаешь кровью. Я это прошел. Они уже отняли у меня год жизни.

— Мисс Блек ничего не сказала бы тебе, Дикон.

— Может быть, и нет, так как я ничего не сказал ей. И ты не говори.

— Но, Дикон…

— Нет! — Коуди даже подпрыгнула, когда он бросил ей в лицо «нет». Понимаешь, я не могу понять, как это пресса до сих пор не докопалась до Кимберли. Благодарю судьбу, у меня хоть что-то осталось, что не надо делить с чужими людьми. Я не хочу пережить еще раз болезнь и смерть сестры благодаря этим поганым газетенкам.

Минуту Коуди молча смотрела, как он работает. Спорить было бесполезно.

— Ты должен работать и во время дневной жары? — спросила она, ощущая послеполуденный зной на своем лице.

Он покачал головой, не прерывая работы.

— Собственно говоря, предполагается, что я делаю это утром. Но для меня время не имеет значения. Чем дольше я работаю, тем быстрее отработаю свои часы. Так ведь?

По его словам было ясно, что время тянется для него ужасно медленно.

— Ну… — Коуди помолчала. — Думаю, мне лучше уйти.

— Все в порядке, Коуди. Не беспокойся… В его словах звучала усталость, но и решимость выполнить свое намерение.

Коуди почувствовала, что он тяготится работой, которую вынужден выполнять.

— Хорошо, Дикон, я ухожу. Она повернулась и пошла к машине. В конце дня, когда Дикон поставил машину в гараже Коуди, настроение у него было паршивым. Ему было жарко, он чувствовал себя так, будто его долго жарили на солнце.

— Привет, Дикон.

Подходя к дому и поднимаясь по лестнице, он лишь смутно осознавал присутствие стоящей у почтового ящика Кетти. Он пробормотал что-то себе под нос и исчез, войдя в дом. Кетти смотрела, как он уходит, и на лице ее было откровенное огорчение от того, что он не остановился поболтать.

– ...а я говорю тебе, что он, кажется, даже не узнал меня, — жаловалась она несколько минут спустя матери. — Буркнул что-то… Я не разобрала, что и проковылял по лестнице!

Коуди ясно видела, что самолюбие дочери было уязвлено.

— Ты говоришь, он ковылял?

Девочка с несчастным видом кивнула, затем помолчала, словно раздумывая, не сказала ли она матери больше, чем собиралась.

— Может, он просто устал, — сказала она, подумав.

«Или напился», — подумала Коуди про себя, чувствуя, как при мысли о ковыляющем перед впечатлительной двенадцатилетней девочкой Диконе, в ней просыпается гнев.

А, возможно, я подействовала ему на нервы тем, что постоянно околачивалась около него. Он ведь звезда… У него нет времени на разговоры с мелюзгой.