Рожденные ползать - Александр Анянов

Глядя на летящую походку командиров эскадрилий, спешащих к Нечипоренко, я спросил у стоящего рядом Панина:

— Слушай, тезка. Нас на военной кафедре учили, что в армии строевой шаг чуть ли не самое главное. Здесь, как я посмотрю, его вообще никто не использует. Почему так?

— А ты не в пехоте, — усмехнулся тот. — Это там надо, ножку держать и чтобы асфальт дрожал. А у нас ВВС — самый интеллектуальный род войск. Знаешь ли ты, что на обучение летчика, государство тратит не просто в два-три, а почти в десять раз больше средств, чем на обыкновенного офицера? Да, они же, эти пилоты, золотыми получаются, А ты, строевой шаг! Таким шагом и вестибулярный аппарат повредить можно. Пусть уж они ходят, как хотят. Лишь бы летали быстро и бомбили метко.

Вскоре нас распустили и по дороге к домику, я снова пристал к Сашке:

— Я слышал, раньше всех двухгодичников посылали на месяц в Иркутск на завод-производитель, где клепают наши Миги — для учебы. А, нам — фигу с маслом. Так, что я о самом самолете почти ничего не знаю. Может быть, хоть ты расскажешь?

— Ну, я тоже не представитель ОКБ Микояна, — покривился тот. — Ну, хорошо, ближе к обеду подойду, поговорим.

Я добрался до своей стоянки и начал заниматься самолетом, однако мои мысли все время возвращались к Панину. Бойкий, энергичный, всегда веселый, он являлся для меня образцом простого русского мужика, на которых испокон веков держалась Россия. Казалось, не было ничего такого, чего бы он ни умел делать. Ремесла, которого не знал. Не было таких проблем или неприятностей, которые могли бы не то чтобы сломать его, но хотя бы заставить перестать улыбаться. Не имея высшего образования, но, имея бездну природного здравого смысла, он всегда мог легко найти выход из любой ситуации. Веселая ершистая шутка, брошенная им на ходу, поднимала настроение целой эскадрилье. Панин знал всех в полку, и, казалось, все знали и любили его.

Перед обедом старший техник появился в моем укрытии, как обычно, улыбаясь во весь рот.

— Дзень добжий, пан охфицер! — поздоровался он по-иностранному. — Как тут у тебя? Все пучком? Ну, чудово! Так, что я тебе обещал? Ага, рассказать о самолете… Хорошо, я вкратце, а то времени не так уж много. Еще кое-какие дела закончить нужно. Только сразу тебя предупреждаю, рассказывать буду, как смогу. Может быть по рабоче-крестьянски, но, извини, как умею.

Панин на мгновенье задумался, потом начал:

— Как появился МиГ-27? Как обычно — старались догнать и перегнать Америку. После вьетнамской войны требовалось дать адекватный ответ знаменитому американскому многоцелевому самолету F-4 «Фантом». Помнишь, как там, в песне: мой «Фантом» теряет высоту, что же ждет агрессора внизу? Тра-ла-ла. Короче, здравствуйте вьетнамские друзья!

Тезка, подыграл себе на губах, как на бас-гитаре и продолжил:

— А если серьезно, то в Союзе тоже стали задумываться о создании самолета, который мог бы выполнять функции, как истребителя, так и хорошо работал по наземным целям. Вот и появился многоцелевой самолет — МиГ-23, с полностью поворотным крылом. Сначала в варианте истребителя. Потом на его базе создали и истребитель-бомбардировщик.

Старший техник почесал лоб и продолжил рассказывать:

— Каким путем это происходило? Прежде всего, изменили носовую часть. Убрали оттуда истребительную радиолокационную станцию. Вместо нее установили лазерный дальномер. Из-за этого появилась возможность скосить вниз, как бы приплюснув нос самолета, что значительно улучшило обзор летчику. Затем, поставили лобовое бронестекло и дополнительное бронирование кабины — накладные титановые бронеплиты. Далее, добавили два дополнительных узла подвески бомб в хвостовой части фюзеляжа. Ну, и еще много чего. Короче, модифицировали, модифицировали, пока не поняли, что это уже практически новый самолет. Тогда внесли последние штрихи: поставили более мощный двигатель, шестиствольную 30 мм пушку и назвали — МиГ-27. Новейшая его версия — МиГ-27К, который и состоит на вооружении нашего полка.

— А что означает буква «К»?

— «К» — значит «Кайра». Так называется прицельный комплекс самолета. Знаешь, есть такая птичка? Так вот, ее главная особенность в том, что она, наверное, единственная из птиц, во время полета может смотреть назад.

Панин похлопал мою «двадцатку» по зеленому приплюснутому носу и показал на два стеклянных окошка.

— Смотри, здесь находятся телекамера и лазерный дальномер. Летчик наводит ракету на цель с помощью телекамеры, пускает ее и затем ведет по лазерному лучу. Так вот, на более ранних моделях МиГ-27 луч мог отклоняться только на небольшой угол. Поэтому после пуска нужно было сохранять направление полета на цель, пока ракета не поразит ее. Иначе, ракета теряла луч и уходила мимо цели. Однако все это время самолет подвергался повышенной опасности быть сбитым вражеской ПВО. На «Кайре» все стало просто — пустил ракету и сразу же можешь выходить из атаки и смываться. Лазерный луч при этом будет светить назад, продолжая наводить ракету.

— Ух, ты, здорово! — невольно вырвалось у меня.

— А ты думал. Это тебе не у Проньки! Правда, еще попасть надо. Но это уже совсем другая история. Нас с тобой она никак не касается.

Тезка развел руками, как бы показывая, что его рассказ подошел к концу:

— Вот такая тебе общая информация. Думаю, для первого раза достаточно. Теперь перейдем к делу. Ты предварительную подготовку самолета к полетам закончил? Давай сюда ЖПС.

— Чего давать?

— Ну, чего, чего. Журнал подготовки самолета, а сокращенно «ЖПС».

— А…, — протянул я. — Сейчас. Где же он?

После продолжительных поисков, журнал был обнаружен за тележкой с огнетушителями. Я протянул небольшую темно-синюю книжицу Панину. Тот стряхнул с нее пыль и покачал головой:

— Слушай, Сашок, ЖПС, как и комсомольский билет, нужно хранить поближе к сердцу. Для тебя это вопрос жизни или смерти.

Я криво улыбнулся. Старший техник заметил мою усмешку:

— Совершенно напрасно ухмыляешься, я тебе дело говорю. Видно не слишком ты еще свою службу понял. Ну, хорошо, я сейчас кое-что расскажу, чего тебе никто не расскажет. Слушай внимательно, больше повторять не буду. Потом будешь учиться на своих собственных ошибках, а это, поверь мне иногда очень дорого стоит!

Панин оглянулся по сторонам и, хотя в укрытии кроме нас никого не было, понизил голос:

— Знаешь, что происходит, когда с самолетом случается авария и он разбивается? Тут же приезжает особист. И знаешь, зачем? Самое первое, что он делает, это изымает и опечатывает три вещи: твой ЖПС, твой инструментальный ящик и отстой топлива с самолета. Ну, с отстоем все понятно. Если ты перед полетами керосин в баках, как следует, не проверил и контрик найдет в нем воду или грязь, все, тогда — нары!

Старший техник ткнул пальцем в мой раскрытый инструментальный ящик и продолжал:

— Далее, инструментальный ящик. Заметил, что на всем инструменте, номера выгравированы, даже на самом маленьком ключике, а на крышке ящика опись наклеена? Что это значит? А то, что после каждой рабочей смены и тем более, перед полетами, ВЕСЬ инструмент должен быть в ящике. Ты думаешь, это просто так, для балды? Вроде военным делать нечего, вот они себе жизнь и усложняют. Ты даже себе представить не можешь, сколько раз, этот самый инструмент, техсостав забывал внутри самолетов или двигателей. Потом он попадал под тяги управления и неуправляемые самолеты падали. Он пробивал баки или топливопроводы — потом при запусках или в полете — возникали пожары. Он попадал в двигатель — меняли двигатели. Знаешь, сколько народу потеряло из-за этого жизнь и здоровье? Сколько карьер было загублено? Сколько дорогостоящей техники списали в металлолом? Так что получается, эти циферки на ключах, да отвертках, кровью написаны. Поэтому, если самолет грохнулся, а особист в ящике хоть одного ключика не досчитался — нары!

Тезка сделал паузу, внимательно посмотрел на меня, как бы проверяя, успел ли я переварить информацию и снова заговорил:

— Теперь, с чего начали — ЖПС. Видишь, все листы в нем пронумерованы, и он сам опечатан? Знаешь зачем? По глазам вижу, уже догадываешься. Так вот, абсолютно все, что ты обязан сделать на самолете, должно быть записано в журнал. Забыл ты, к примеру, записать, что провел в полном объеме работы паркового дня или предварительной подготовки. После этого твой ероплан, возьми, да и разбейся. Да еще не дай бог, летчик не смог катапультироваться и погиб. Снова — нары! Никто даже толком и разбираться не станет в истинной причине катастрофы. Сразу последует вывод: это потому, что работа такая-то не была выполнена. И напрасно ты потом будешь доказывать, что все сделал. Нет записи — нет работы. Поэтому, отсюда вывод #1: можешь вообще ничего не делать, но в журнале все должно быть так, что комар носа не подточит. Понял? Идем далее… Открываем твой ЖПС, записи за сегодня. Читаем: два дефекта обнаружено и устранено. Так не пойдет!