При вечернем и утреннем свете - Дмитрий Сухарев (Сахаров)

Подражание

Зачем ты уехала, Сьюзин?Померкли мои берега.На землю, на бедную землюЛожится вечерняя тень,И гаснет звезда, не успев разгореться.

Куда ты уехала, Сью?Ложатся вечерние росыНа бедную землю мою,И нету ответа.

Ни весен,Ни писем,И осень умрет за окном,И вряд ли, я думаю, сблизимСтаканы с венгерским вином.Да я и не думаю ждать:На черной озерной водеНельзя отогреться звезде,И гаснет звезда, не успев разгореться.

Золото

Вот холода начались.Нынче с утра БалатонВ белом —А клен в золотом,Млечен —А мол молчалив.

Каждый ларек заколочен,Шелест рождают шаги,Осень —Косматая псинаМерно бредет у ноги.

Тусклое золото клена.Что это? Дерева крона?Или в зеленой глубиШхуна лежит,и мерцает угрюмоЗолото возле разбитого трюма —Кроны, дукаты, рубли?..

Клены,Платаны,Дубы.

Каждый ларек заколочен,И одинок, одиноченГолос осенней любви.

«Оттого ли, что нынче фазаны…»

Оттого ли, что нынче фазаныДважды встретились мне на пути,Я подумал про дикие страны,Где фазану непросто пройти.

Там ни зайцу, ни утке не мило,Там царит с незапамятных порЦарь природы, угрюмый громила,И в зайчишку стреляет в упор.

Что за червь его, сирого, гложет?От какой он свихнулся тоски?Почему допустить он не может,Чтобы кряква жила по-людски?

Чтобы попросту, а не отважноВыплывала в положенный час,А за нею так стройно, так важноПять утят — мимо нас, мимо нас…

Над зарослями тростника

Над зарослями тростникаОсенний ангел пролетел,И сник и пожелтелТростник.

Осенний ангел остудил охотуИграть в словаИ пробудил в умеГотовность не сказать чтобы к отходу,Но все ж к приходу холодаИ тьме.

Пора, приятель, подводить итоги!Что вечны мы, так это люди врут.И я пришел к заброшенной протокеСчитать цыплят.(По осени и труд.)

И, задевая облака,Осенний ангел пролетел,И тень скользнула надо мной,Над зарослями тростника,Над вымышленною страной, где гуси,Где вместо чучел ветхие бабуси,Чтоб отогнать скворцов от винограда,В дырявые кастрюли вяло бьют,Где кроют крыши, спят, едят и пьют,И над реальною страной, где надоСчитать цыплят, которых вовсе нет,И пялить черный глаз на белый светА он двоится.

Двоится и тростник, озерный злак.Но треск какой-то в тростнике таится,Какого-то разряда тайный знак.Или разлада?..

Скоро, скоро

Скоро, скоро будем дома,Скоро, милая жена!Вон за озером на горкеЦерковь старая видна.

Знаю, в церкви той потемки,Там святых пробрала дрожь.Зато в нашей комнатенкеХорошо-то до чего ж!

Скоро, скоро будем домаЧай вприкуску попивать,А напьемся хорошенько —И скорее почивать.

Скоро, скоро, да не сразу,Поскорее, да не вдруг.Ах, вприкуску — не вприкуску,Лишь бы сладко, милый друг!

Икар

Опять, как позапрошлого весной,Встречаю май в деревне,Которой обеспечено в июнеСтать центром европейского купанья.По воскресеньямИ ныне наезжают гимназисткиВ автобусах агентства путешествий —Все в брючках, все с транзисторами, всеАкселерированно взрословаты,И все кричат шалаво: «Ютка! Ютка!»Не понимаю почему,Но в каждой группе заводила — Юдит.

Слово «гимназистки»Любезно языку и соблазняетУпотребить александрийский стих,И это сознавать — занятно.

И мимо этой крашеной скамьиОни идут растянутою цепью,Влекомые какой-то чудной целью,Настроенные на одну волну.И на одной волнетранзисторы вещают,Что обеспечивает постоянствоИ безотказность руководства мнойСо стороны большого мира.

Где же Юдит?Да вот она, скакунья. Некрасива,Но до чего приязненна! Промчалась,И сразу видно, как ей хорошоИ как охотаВсе достопримечательности мира,Все радости обещанной планетыРешительным наскоком захватитьИ раздарить подружкам.

Юдит!Может быть, что-нибудь будет?Будет большой пароход…В узенькой душной каюте:— Юдит,— скажу тебе,— Юдит,Вот мы с тобой и одни…

Или так:— Мини-юбка,Люби меня, Ютка!Дайте, граждане, ответ:Юдит блудит или нет?

Умею.Ну хорошо, мой милый, а теперьПритормози свои автоматизмы,Оставь слова и в памяти оттисниРазгоряченность девочки чужой.Кстати, Юдит в брюках,И, значит, милый друг, в твоем стихеНе ночевала правда жизни.

(Большая правда жизни!)

УвозитМогущественный «Икарус» девчат.Сейчас они поедут пониматьМодерные скульптуры у мотеля,А после, полагаю,Поставят их автобус на паромИ повезут куда-то там туда.

И тихо в этом мире до поры.И пар над озером восходит.И солнышко, которому ИкарПаром предпочитает в наше время,Обиды не выказывает, греяСидящего на крашеной скамье.

Человек один сидит,Втихомолку шутки шутит,Имя ласковое — Юдит —В сердце дудочкой дудит.

Голос птицы

Пир удался, но ближе к утруСтало ясно, что я не умру,И умолкла воронья капелла;И душа задремала без сил,А потом ее звук воскресил —То балканская горлинка пела.

Я очнулся; был чудно знакомГолос птицы с его говорком,С бормотаньем нелепых вопросов;И печаль не была тяжела,И заря желторота была,И постели был краешек розов.

Там, в постели, поближе к окну,Дочь спала и была на женуТак похожа, что если б у двериНе спала, раскрасневшись, жена,Я б подумал, что это она,А подумал: не дочери две ли?

Пировалось всю ночь воронью,Воронье истязало моюНебессмертную, рваную душу,И душа походила на пса,Что попал под удар колесаИ лежит потрохами наружу.

Но возникли к утру на землеГолос птицы, тетрадь на столе,И строка на своем полуслове,И на девочке розовый свет,И болезни младенческий след —Шрамик, оспинка около брови.

Этот мир был моим — и знакомНе деталью, а весь целиком,И лепился любовью и болью,И балканская птица былаТуркестанской — и оба крылаВсё пыталась поднять над собою.

«Снова жирные цыгане…»

Снова жирные цыгане,Дети солнца и земли,На виоле, на цимбалеЗаиграли, завели.Примаш[6] песню заорал,Шайка-лейка подхватила,Что-то к горлу подкатило,Закачался дымный зал.

Баста, кончились туристы,Оскудел приток валют,Остается местный, честныйМуз ценитель неизвестный,Потребитель скромных блюд.

Всё, капут, конец сезона,Местный люд пришел к огню,Подают ему меню,Выбирает он резонно.

Лить дождям — не перелить,Время жажду утолить,Песен не перепиликать,Скрипок не перепилить!

Болотные страдания