Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство - Александр Козенко

В отличие от Джона, который последующие несколько лет провел в длительных путешествиях и попытках овладеть профессией юриста, его сестры Лилиан и Мейбл оставались в Лондоне и все больше сближались со своей новой родственницей Адой. Мейбл и Ада даже одно время брали уроки музыки у одного учителя. Брак Ады и Артура оказался трагически неудачным, и Ада рассказывала сестрам о своих страданиях. Те, в свою очередь, пересказывали брату кое-какие подробности их супружеских отношений. Впечатлительный и эмоциональный, Джон не мог не сочувствовать попавшей в беду молодой очаровательной женщине. Сестры же рассказали ему и о ее детских и юношеских годах, которые не были более счастливыми.

Ада поведала им, что она дочь Эммануэля Купера, бывшего известным врачом в Норвиче, и Анны Юлии Пирсон и что она родилась 21 ноября 1866 г. Они и Джон так никогда и не узнали, что истинная дата ее рождения 21 ноября 1864 года и что она приемная дочь доктора Купера. Завещание, в котором упоминалась Ада, было датировано 24 августа 1866 г., т. е. за три месяца до указанной ею даты рождения, а ее мать никогда не была законной женой доктора Купера. Сдвинув дату рождения на два года вперед, Ада могла выдавать себя за дочь Купера. Ее полное имя Ада Немезида Пирсон Купер, и на этом основании можно считать, что мать, давая ей имя богини возмездия, считала ее рождение для себя наказанием. Кто был отцом Ады, неизвестно, и родилась она не в Норвиче.

Но во время составления завещания Купером «чужой по крови» Аде ей было два года, и она жила с матерью и братом Артуром на улице Виктории, 36, в доме, принадлежащем Куперу, причем мать могла распоряжаться домом лишь до совершеннолетия детей или их вступления в брак. Дом находился на окраине города в рабочем предместье, застроенном однообразными маленькими домиками с террасами. Все казалось жалким, на всем лежал особый отпечаток убожества. Конечно, обитавшее здесь семейство не могло не чувствовать свое униженное положение. И при жизни доктора Купера, и после его смерти по завещанию Анне Пирсон выплачивалась «приличная, но не чрезмерно большая сумма на жизнь и приобретение одежды». Первые воспоминания Ады об «отце» были о совместных поездках в его экипаже к состоятельным пациентам. В 1875 г. он сделал приписку к завещанию, по которой оставлял Аде 10 000 фунтов стерлингов, весьма внушительную в те времена сумму, но ни ее матери, ни брату он крупных денег не оставил.

Эммануэль Купер был эксцентричным человеком с навязчивой идеей по увековечиванию своей памяти. Он дал свою фамилию приемным детям и еще при жизни соорудил на Розери кладбище внушительный семейный склеп. Остаток дней он провел, подолгу просиживая на кладбище, куря трубку и любуясь своей будущей могилой.

После смерти доктора Купера, последовавшей 26 января 1878 года, Анна Пирсон стала называть себя вдовой Купера и переехала с детьми сначала в Ноттингем, а затем в Лондон. Но за тем, чтобы дети получили «должное образование в тех университетах и школах, которые сочтут нужными опекун или опекуны, и что это образование должно включать в себя музыку, пение, рисование, танцы и прочее, необходимое для хорошего воспитания», должны были проследить опекуны. В соответствии с завещанием «миссис Купер» приняла программу путешествий для расширения кругозора детей. Но в ней она явно вышла за рамки нормальной жизни. Так, Ада говорила, что в 1883–1885 гг. они посетили сорок четыре города, а в 1887–1889 гг. – тридцать три, т. е. практически каждый месяц меняли место жительства. Может быть, думала она, мать таким образом хотела затруднить ей возможность замужества, так как они много времени проводили в дороге, да устойчивой привязанности при таком режиме было сложно возникнуть. Хотя, будучи привлекательной и богатой девушкой, она обращала на себя внимание. Как-то принц Уэльский, будущий король Эдуард VII, попросил представить себя ей. Однако ее мать, хорошо понимающая социальное положение своей семьи, отклонила эту честь.

В то время, когда брат учился в Англии, Ада с матерью много времени проводила за границей. Она продолжала обучение музыке и совершенствование в иностранных языках в Дрездене и Мюнхене, Вене и Женеве, Париже и Ницце. Однако отсутствие взаимопонимания с матерью и беспокойная жизнь с ней сделали Аду эмоционально неустойчивой. Когда на юге Франции она познакомилась с Артуром Голсуорси и он сделал ей предложение, Ада не ответила отказом, чтобы изменить ненормальный стиль жизни с матерью. Он был на шесть лет старше ее, и у него не было ни профессии, ни денег. Его отец был весьма состоятельным человеком, но у него не было желания при своей жизни передать значительную часть капитала Артуру (он умер в 1917 г., через 26 лет после свадьбы сына). Вскоре Ада поняла, что совершила «трагическую ошибку». Она не только не любила своего мужа, но у них не было никаких общих интересов. Артур окончил Итон, но в университет поступать не захотел. Его привлекала армейская служба. Не имея военного образования, он служил в Эссекс-йоменри (частях запаса, привлекаемых к боевым операциям лишь в экстренных случаях). С началом англо-бурской войны он отправился в Южную Африку, затем служил во Франции и вышел в отставку в чине майора. Ада эту его любовь к военной службе не разделяла, и к тому же они не устраивали друг друга в интимных отношениях. И они у них вскоре совсем прекратились.

Джон принял историю Ады близко к сердцу, у него возникло стремление как-то помочь ей, к тому же она понравилась ему. Второй раз они встретились во время традиционного крикетного матча между командами Итона и Харроу в 1893 г. То, что они болели за разные команды – супруг Ады учился в Итоне, а Джон в Харроу, – не помешало развитию их взаимной симпатии. Следующая встреча кузена Джона с кузиной Адой случилась на свадьбе Лилиан Голсуорси и Георга Саутера. В тот летний день 1894 г. после торжественных мероприятий он уже вечером проводил Аду до ее дома в Южном Кенсингтоне. Они с сожалением говорили, что он «потерял» любимую сестру, а она – любимую подругу. У своих сестер Джон часто виделся с Адой. Постепенно он все больше поддавался ее очарованию. Она была не только красивой, но и умной женщиной. Но она была замужем. Конечно, ее брак был ошибкой. Она вышла замуж, – думал Джон, – по одной из тех бесчисленных причин, по которым выходят замуж женщины; любая из этих причин достаточно хороша, пока событие не свершилось. И что было делать ему? Окончив Оксфордский университет, он понял, что его не привлекает ни одна из профессий. Будучи небедным человеком, он, в силу своего характера, неспособен был сделать над собой усилие, если его не побуждали к этому какие-то жизненные интересы или крайняя необходимость. В его жизни не было работы, не было любви. У Джона вошло в привычку мириться с таким положением вещей, выработалось безучастное и апатичное отношение к жизни. Однако сейчас все изменилось, страсть настолько захватила его, что он не замечал ничего вокруг. Стоило Аде один раз по-другому – чуть-чуть по другому – пожать ему руку, и мир начинал казаться ему иным. От природы инертный и замкнутый, умеренный в своих потребностях, себялюбивый, он начинал ощущать, что меняются самые основы его сущности. Это было так явно, так неожиданно, так странно! И он сменил мир привычной обыденности, скучный и тусклый, на другой мир, в котором были пронзительная острота желания, боль, наслаждение, полная поглощенность одной идеей и не существовало всего остального.

А что Ада чувствовала по отношению к своему молодому симпатичному родственнику? Ей полагалось вести себя с ним, как солидной замужней даме. Она так и пыталась поступать. Но она также сознавала, что ее супруг – чужой ей человек и что ее настоящие друзья – это Джон и его сестры. Без какой-либо видимой причины с ними ей было хорошо. Порой, когда она одна сидела в комнате, ей чудился запах его сигары. Она стала много музицировать, но оказалось, что ей не хватает взгляда Джона и его привычки, подойдя к ней сзади и дотронувшись до плеча, просить: «Сыграйте это еще раз». Ей нужен был кто-то, кому нравилось бы то, что она исполняет. Когда некому было оценить, а Артур был к музыке совершенно равнодушен, хорошо она играет или нет, пропадала всякая охота садиться за фортепиано. От матери она унаследовала беспокойный переменчивый характер, обрекавший ее на вечную зависимость от перепадов настроения. Она умела жить настоящей минутой, что выдавало в ней натуру, крайне чувствительную к внешним влияниям и к собственному самочувствию.

Контрастные свойства ее характера проявлялись в одинаковой степени, подобно отклонениям маятника от точки равновесия, они уравновешивали друг друга на весах ее разума. Ада поняла, что это не зависит от смены настроений, и не пыталась управлять своими порывами или хотя бы сдерживать их, а только лишь мысленно их оценивала с печальной терпимостью, пессимистичной проницательностью и склонностью сочувствовать самой себе. Такое сочувствие она распространяла на всех окружающих: ей нравилось симпатизировать людям и вызывать у них ответную симпатию. Это придавало Аде немалую привлекательность, которую не умаляла свойственная ей гордость, не позволявшая что-либо просить у Бога или у людей. Она ни разу в жизни не шевельнула пальцем, чтобы привлечь внимание окружающих или вызвать у них восхищение, но все же без этого она сникала, как цветок без воды.