Полное собрание стихотворений под ред. Фридмана - Константин Батюшков

1804 или 1805

Бог. Впервые — Соч., т. 1, стр. 5—6в, где дано по списку, принадлежавшему П. Н. Тиханову (ГПБ). Подражание духовным одам Державина «Бог» и «Величество божие».

Сияют класы там златые на полях — перефразировка стиха из ломоносовской оды Елизавете Петровне 1747 г.: «И класы на полях желтеют».

К Мальвине

("Ах! чем красавицу мне должно...")

Ах! чем красавицу мне должно,Как не цветочком, подарить?Ее, без всякой лести, можноС приятной розою сравнить.

Что розы может быть славнее?Ее Анакреон воспел.Что розы может быть милее?Амур из роз венок имел.

Ах, мне ль твердить, что вянут розы,Что мигом их краса пройдет,Что, лишь появятся морозы,Листок душистый опадет.

Но что же, милая, и вечноВ печальном мире сем цветет?Не только розы скоротечно,И жизнь — увы! — и жизнь пройдет.

Но грации пока толпоюТебе, Мальвина, вслед идут,Пока они еще с тобоюИграют, пляшут и поют,

Пусть розы нежные гордятсяНа лилиях груди твоей!Ах, смею ль, милая, признаться?Я розой умер бы на ней.

‹1805›

К Мальвине. Впервые — «Северный вестник», 1805, № 11, стр. 167—168, под заглавием «Стихи к М. (С итальянского)», с эпиграфом: «Amica! tu sei la rosa della primavera» ‹«Подруга! ты вешняя роза»›. Печ. по «Собранию русских стихотворений», ч. 2. СПб., 1810, стр. 196. В «Опыты» не вошло. Итальянский подлинник неизвестен.

Анакреон — см. стр. 263   

Послание к Н. И. Гнедичу

("Что делаешь, мой друг, в полтавских ты степях...")

Что делаешь, мой друг, в полтавских ты степях          И что в стихахУкрадкой от друзей на лире воспеваешь?      С Фингаловым певцом мечтаешь        Иль резвою рукой      Венок красавице сплетаешь?      Поешь мечты, любовь, покой,      Улыбку томныя КориныИль страстный поцелуй шалуньи Зефирины?   Все, словом, прелести Цитерских уз —Они так дороги воспитаннику муз —Поешь теперь, а твой на Севере приятель,Веселий и любви своей летописатель,Беспечность полюбя, забыл и Геликон.Терпенье и труды ведь любит Аполлон —      А друг твой славой не прельщался,      За бабочкой, смеясь, гонялся,Красавицам стихи любовные шепталИ, глядя на людей — на пестрых кукл — мечтал:«Без скуки, без забот не лучше ль жить с друзьями,      Смеяться с ними и шутить,      Чем исполинскими шагамиЗа славой побежать и в яму поскользить?»      Охоты, право, не имею      Чрез то я сделаться смешным      И умным, и глупцам, и злым,Иль, громку лиру взяв, пойти вослед Алкею,Надувшись пузырем, родить один лишь дым,Как Рифмин, закричать: «Ликуй, земля, со мною!Воспряньте, камни, лес! Зрю муз перед собою!Восторг! Лечу на Пинд!.. Простите, что упал:      Ведь я Пиндару подражал!»Что в громких песнях мне? Доволен я мечтами,В покойном уголке тихонько притаясь,      Но с светом вовсе не простясь:Играя мыслями, я властвую духами.

         Мы, право, не живем         На месте всё одном,         Но мыслями летаем;         То в Африку плывем,То на развалинах Пальмиры побываем,То трубку выкурим с султаном иль пашой,Или, пленяся вдруг султановой женой,      Фатимой томной, молодой,      Тотчас дарим его рогами;Смеемся муфтию, деремся с визирями,И после, убежав (кто в мыслях не колдун?),Увидим стройных нимф, услышим звуки струн,И где ж очутимся? На бале и в Париже!И так мечтанием бываем к счастью ближе,      А счастие лишь там живет,         Где нас, безумных, нет.Мы сказки любим все, мы — дети, но большие.Что в истине пустой? Она лишь ум сушит,      Мечта всё в мире золотит,         И от печали злыя           Мечта нам щит.Ах, должно ль запретить и сердцу забываться,Поэтов променя на скучных мудрецов!Поэты не дают с фантазией расстаться,Мы с ними посреди Армидиных садов,         В прохладе рощ тенистых,Внимаем пению Орфеев голосистых.При шуме ветерков на розах нежных спим         И возле нимф вздыхаем,      С богами даже говорим,      А с мудрецами лишь болтаем,Браним несчастный мир да, рассердясь... зеваем................................................Так, сердце может лишь мечтою услаждаться!      Оно всё хочет оживить:В лесу на утлом пне друидов находить,Укрывшихся под ель, рукой времян согбенну;      Услышать барда песнь священну,С Мальвиною вздохнуть на берегу морском         О ратнике младом.      Всё сердцу в мире сем вещает.      И гроб безмолвен не бывает,И камень иногда пустынный говорит:           «Герой здесь спит!»

Так, сердцем рождена, поэзия любезна,Как нектар сладостный, приятна и полезна.      Язык ее — язык богов;Им дивный говорил Омир, отец стихов.Язык сей у творца берет Протея виды.Иной поет любовь: любимец Афродиты,С свирелью тихою, с увенчанной главой,           Вкушает лишь покой,       Лишь радости одни встречаетИ розами стезю сей жизни устилает.                   Другой,   Как славный Тасс, волшебною рукой         Являет дивный храм природыИ всех чудес ее тьмочисленные роды:           Я зрю то мрачный ад,То счастия чертог, Армидин дивный сад;Когда же он дела героев прославляет           И битвы воспевает,Я слышу треск и гром, я слышу стон и крик...         Таков поэзии язык!

Не много ли с тобой уж я заговорился?Я чересчур болтлив: я с Фебом подружился,А с ним ли бедному поэту сдобровать?Но, чтоб к концу привесть начатое маранье,         Хочу тебе сказать,Что пременить себя твой друг имел старанье,Увы, и не успел! Прими мое признанье!Никак я не могу одним доволен быть,И лучше розы мне на терны пременить,Чем розами всегда одними восхищаться.      Итак, не должно удивляться,         Что ветреный твой друг —         Поэт, любовник вдругИ через день потом философ с грозным тоном,      А больше дружен с Аполлоном,      Хоть и нейдет за славы громом,         Но пишет всё стихи,         Которы за грехи,Краснеяся, друзьям вполголоса читает      И первый сам от них зевает.

Первая половина 1805

Послание к Н. И. Гнедичу. Впервые — «Цветник», 1809, № 5, стр. 184—192. В «Опыты» не вошло. Как свидетельствует письмо Батюшкова к Гнедичу от декабря 1809 г., послание в рукописи имело эпиграф из стихотворного письма Парни к своему брату от сентября 1785 г.: «Le ciel, qui voulait mon bonheur, || Avait mis au fond de mon cœur || La paresse et l’insouciance...» ‹«Небо, пожелавшее, чтобы я был счастлив, вложило в глубину моего сердца леность и беспечность»› (Соч., т. 3, стр. 64—65).

Гнедич Николай Иванович (1784—1833) — поэт, близкий друг Батюшкова.

Что делаешь, мой друг, в полтавских ты степях. В 1805 г. Гнедич ездил на Украину.

Фингалов певец — Оссиан (см. о нем стр. 263).

Цитерские узы — узы любви; Цитера (Кифера) — один из Ионийских островов, на котором в Древней Греции господствовал культ Афродиты и находилось ее святилище.

Алкей (VII—VI вв. до н. э.) — древнегреческий поэт, писавший высоким стилем свои торжественные оды.

Рифмин — имеется в виду поэт, профессор истории и литературы Алексей Федорович Мерзляков (1778—1830), сторонник классицизма, подражавший античным одописцам, переводчик Алкея и Вергилия. В стихах Рифмина Батюшков дает пародию на классицистический стиль с преувеличенной экспрессивностью его синтаксиса и многочисленными обращениями и восклицаниями.

Лечу на Пинд!.. Простите, что упал. Отголосок богатырской сказки Карамзина «Илья Муромец», где сатирически изображается, как творцы од «лезут на вершину Пиндову, обступаются и вниз летят».

Пиндар (VI—V вв. до н. э.) — древнегреческий поэт, стиль которого отличается торжественностью и громозвучностью.