Полное собрание стихотворений под ред. Фридмана - Константин Батюшков

1804 или 1805

Послание к Хлое. Впервые — Соч., т. 1, стр. 10—12в, где дано по СТ. По предположению Л. Н Майкова, подзаголовок «Подражание» указывает на родство послания с сатирическим стихотворением В. Л. Пушкина «Вечер», где «выводится ряд типов светского общества» (Соч., т. 1, стр. 306в). Действительно, у Батюшкова и у В. Л. Пушкина совпадают некоторые детали, например одинаково используется мотив внезапного появления светского хвастуна и сплетника (в «Послании к Хлое» — Брумербаса, в «Вечере» — Стукодея).

Брумербас — герой известной сатирической сказки И. И. Дмитриева «Причудница», воин, рассказывающий небылицы.

Перевод 1-й сатиры Боало

("Бедняга и поэт, и нелюдим несчастный...")

Бедняга и поэт, и нелюдим несчастный,Дамон, который нас стихами всё морил,Дамон, теперь презрев и славы шум напрасный,Заимодавцев всех своих предупредил.Боясь судей, тюрьмы, он в бегство обратился,Как новый Диоген, надел свой плащ дурной,Как рыцарь, посохом своим вооружилсяИ, связку навязав сатир, понес с собой.Но в тот день, из Москвы как в путь он собирался,Кипя досадою и с гневом на глазах,Бледнее, чем Глупон, который проигрался,Свой гнев истощевал почти что в сих словах:«Возможно ль здесь мне жить? Здесь честности не знают!Проклятая Москва! Проклятый скучный век!Пороки все тебя лютейши поглощают,Незнаем и забыт здесь честный человек.С тобою должно мне навеки распроститься,Бежать от должников, бежать из всех мне ногИ в тихом уголке надолго притаиться.Ах! если б поскорей найти сей уголок!..Забыл бы в нем людей, забыл бы их навеки.Пока дней парка нить еще моих прядет,Спокоен я бы был, не лил бы слезны реки.Пускай за счастием, пускай иной идет,Пускай найдет его Бурун с кривой душою,Он пусть живет в Москве, но здесь зачем мне жить?Я людям ввек не льстил, не хвастал и собою,Не лгал, не сплетничал, но чтил, что должно чтить.Святая истина в стихах моих блисталаИ музой мне была, но правда глаз нам жжет.Зато фортуна мне, к несчастью, не ласкала.Богаты подлецы, что заполняют свет,Вооружились все против меня и гналиЗа то, что правду я им вечно говорил.Глупцы не разумом, не честностью блистали,Но золотом одним. А я чтоб их хвалил!..Скорее я почту простого селянина,Который потом хлеб кропит насущный свой,Чем этого глупца, большого господина,С презреньем давит что людей на мостовой!Но кто тебе велит (все скажут мне) браниться?Немудрено, что ты в несчастии живешь;Тебе никак нельзя, поверь, с людьми ужиться:Ты беден, чином мал — зачем же не ползешь?Смотри, как Сплетнин здесь тотчас обогатился,Он князем уж давно... Таков железный век:Кто прежде был в пыли, тот в знати очутился!Фортуна ветрена, и этот человек,Который в золотой карете разъезжает,Без помощи ее на козлах бы сиделИ правил лошадьми, — теперь повелевает,Теперь он славен стал и сам в карету сел.А между тем Честон, который не умеетСтоять с почтением в лакейской у бояр,И беден, и презрен, ступить шага не смеет;В грязи замаран весь, он терпит холод, жар.Бедняга с честностью забыт людьми и светом:Итак, не лучше ли в стихах нам всех хвалить?Зато богатым быть, в покое жить нагретом,Чем добродетелью своей себя морить?То правда, государь нам часто помогаетИ музу спящую, лишь взглянет, — оживит,Он Феба из тюрьмы нередко извлекает.Чего не может царь!.. Захочет — и творит.Но Мецената нет, увы! — и Август дремлет.Притом захочет ли мне кто благотворить?Кто участь в жалобах несчастного приемлет,И можно ли толпу просителей пробить,Толпу несносную сынов несчастных Феба?За оду просит тот, сей песню сочинил,А этот — мадригал. Проклятая от неба,Прямая саранча! Терпеть нет боле сил!..И лучше во сто раз от них мне удалиться.К чему прибегнуть мне? Не знаю, что начать?Судьею разве быть, в приказные пуститься?Судьею?.. Боже мой! Нет, этому не быть!Скорее Стукодей бранить всех перестанет,Скорей любовников Лаиса отошлетИ мужа своего любить как мужа станет,Скорей Глицера свой, скорей язык уймет,Чем я пойду в судьи! Не вижу средства боле,Как прочь отсюдова сейчас же убежатьИ в мире тихо жить в моей несчастной доле,В Москву проклятую опять не заезжать.В ней честность с счастием всегда почти бранится,Порок здесь царствует, порок здесь властелин,Он в лентах, в орденах повсюду ясно зрится,Забыта честность, но фортуны милый сын,Хоть плут, глупец, злодей, в богатстве утопает,И даже он везде... Не смею говорить...Какого стоика сие не раздражает?Кто может, не браня, здесь целый век прожить?Без Феба всякий здесь хорошими стихамиОпишет город вам, и в гневе стихотворНа гору не пойдет Парнас с двумя холмами.Он правдой удивит без вымыслов убор.«Потише, — скажут мне, — зачем там горячиться?Зачем так свысока? Немного удержись!Ведь в гневе пользы нет: не лучше ли смириться?А если хочешь врать, на кафедру взберись,Там можно говорить и хорошо, и глупо,Никто не сердится, спокойно всякий спит.На правду у людей, поверь мне, ухо тупо».Пусть светски мудрецы, пусть так все рассуждают!Противен, знаю, им всегда был правды свет.Они любезностью пороки закрывают,Для них священного и в целом мире нет.Любезно дружество, любезна добродетель,Невинность чистая, любовь, краса сердец,И совесть самая, всех наших дел свидетель,Для них — мечта одна! Постой, о лжемудрец!Куда влечешь меня? Я жить хочу с мечтою.Постой! Болезнь к тебе, я вижу, смерть ведет,Уж крылия ее простерты над тобою.Мечта ли то теперь? Увы, к несчастью, нет!Кого переменю моими я словами?Я верю, что есть ад, святые, дьявол, рай,Что сам Илья гремит над нашими главами.А здесь в Москве... Итак, прощай, Москва, прощай!..

1804 или 1805

Перевод 1-й сатиры Боало. Название оригинала — «Adieux d’un poète à la ville de Paris». Впервые — Соч., т. 1, стр. 19—23в, где дано по СТ. Батюшков очень далеко отошел от текста Буало, перенес место действия из Парижа в Москву и ввел образы, связанные с русским бытом, в частности образ светского карьериста Сплетнина. Резкое осмеяние барской Москвы в дальнейшем прозвучало у Батюшкова в сатирическом очерке «Прогулка по Москве» (Соч., т. 2, стр. 19—34), а слова героя сатиры, поэта Дамона, о том, что он хочет «бежать» из Москвы и «притаиться» «в тихом уголке», предвосхитили финал последнего монолога Чацкого из грибоедовского «Горя от ума» («Вон из Москвы!..» и т. д.). Батюшков в 1805 г представил свой перевод сатиры Буало в «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств», чтобы вступить в его члены (см. нашу статью «Батюшков и поэты-радищевцы». — «Доклады и сообщения филологического факультета Московского государственного университета», 1948, вып. 7, стр. 43).

Боало — Буало Никола (1636—1711), французский поэт и теоретик литературы, крупнейший представитель классицизма.

Диоген (ок. 404—323 до н. э.) — древнегреческий философ, отказавшийся от жизненных удобств и, по преданию, живший в бочке.

Железный век — популярный образ из поэмы древнегреческого поэта Гезиода (VIII—VII вв. до н. э.) «Труды и дни», символизирующий падение нравов и культуры. Он использован Батюшковым и в «Видении на берегах Леты».

Меценат (между 74 и 64 — 8 до н. э.) — римский государственный деятель, имя которого стало обозначать покровителя искусств и наук; Меценат часто удерживал императора Августа от смертных приговоров.

Илья гремит над нашими главами. Речь идет о библейском пророке Илье, который, согласно преданию, ездил по небу на огненной колеснице и мог вызывать грозу.

К Филисе:

Подражание Грессету

("Что я скажу тебе, прекрасная...")

Qu’heureus est le mortel qui, du monde ignoré,

Vit content de lui-même en un coin retiré,

Que l’amour de ce rien qu’on nomme renommée

N’a jamais enivré d’une vaine fumée...

Блажен смертный, который, неведомый миру, живет, довольный самим собой, в укромном уголке, которому любовь к тому тлену, что зовется славой, никогда не кружила головы своим суетным угаром (франц.). — Ред.

Что скажу тебе, прекрасная,Что скажу в моем послании?Ты велишь писать, Филиса, мне,Как живу я в тихой хижине,Как я строю замки в воздухе,Как ловлю руками счастие.Ты велишь — и повинуюся.

Ветер воет всюду в комнатеИ свистит в моих окончинах,Стулья, книги — всё разбросано:Тут Вольтер лежит на Библии,Календарь на философии.У дверей моих мяучит кот,А у ног собака вернаяНа него глядит с досадою.Посторонний, кто взойдет ко мне,Верно скажет: «Фебом проклятый,Здесь живет поэт в унынии».Правда, что воображениеУбирает всё рукой своей,Сыплет розаны на терние,И поэт с душой спокойноюВеселее Креза с золотом.Независимость любезнуюПотерять на цепь золочену!..Я счастлив в моей беспечности,Презираю гордость глупую,Не хочу кумиру кланятьсяС кучей глупых обожателей.Пусть змиею изгибаютсяТвари подлые, презренные,Пусть слова его оракуломЧтут невежды и со трепетомМановенья ждут руки его!

Как пылинка вихрем поднята,Как пылинка вихрем брошена,Так и счастье наше чудноеТо поднимет, то опустит вдруг.Часто бегал за фортуноюИ держал ее в руках моих:Чародейка ускользнула тутИ оставила колючий терн.Славу, почести мы призракомНазываем, если нет у нас;Но найдем — прощай, мечтание!Чашу с ними пьем забвения(Суета всегда прелестна нам),И мудрец забудет мудрость всю.Что же делать нам?.. Бранить людей?..Нет, найти святое дружество,Жить покойно в мирной хижине;Нелюдим пусть ненавидит нас:Он несчастлив — не завидую.

Страх и ужас на лице его,Ходит он с главой потупленной,И спокойствие бежит его!Нежно дружество с улыбкоюНе согреет сердца хладного,И слеза его должна упасть,Не отертая любовию!

Посмотри, Дамон как мудрствует:Он находит зло единое.«Добродетель, — говорит Дамон, —Добродетель — суета одна,Добродетель — призрак слабых душ.Предрассудок в мире царствует,Людям всем он ослепил глаза».Он недолго будет думать так,Хладна смерть к нему приближится:Он увидит заблуждение,Он увидит. Совесть страшнаяПрилетит к нему тут с зеркалом;Волоса ее растрепаны,На глазах ее отчаянье,А в устах — упреки, жалобы.Полно! Бросим лучше дале взгляд.Посмотри, как здесь беспечнаяВ скуке дни влечет Аталия.День настанет — нарумянится,Раза три зевнет — оденется.«Ах!.. зачем так время медленно!» —Скажет тут в душе беспечная,Скажет с вздохом и заснет еще!

Бурун ищет удовольствия,Ездит, скачет... увы! — нет его!Оно там, где Лиза нежнаяСкромно, мило улыбается?..Он приходит к ней — но нет его!..Скучной Лиза ему кажется.Так в театре, где комедияНас смешит и научает вдруг?Но и там, к несчастью, нет его!Так на бале?.. Не найдешь его:Оно в сердце должно жить у нас...

Сколько в час один бумаги яИсписал к тебе, любезная!Всё затем, чтоб доказать тебе,Что спокойствие есть счастие,Совесть чистая — сокровище,Вольность, вольность — дар святых небес.

Но уж солнце закатилося,Мрак и тени сходят на землю,Красный месяц с свода ясногоТихо льет свой луч серебряный,Тихо льет, но черно облакоПомрачает светлый луч луны,Как печальны вспоминанияПомрачают нас в веселый час.

В тишине я ночи лунныяКак люблю с тобой беседовать!Как приятно мне в молчанииВспоминать мечты прошедшие!Мы надеждою живем, мой друг,И мечтой одной питаемся.Вы, богини моей юности,Будьте, будьте навсегда со мной!

Так, Филиса моя милая,Так теперь, мой друг, я думаю.Я счастлив — моим спокойствием,Я счастлив — твоею дружбою...

1804 или 1805