Целительница моей души (СИ) - Чекменёва Оксана

В общем, отправила я радостного лавочника к его жене, делать долгожданного наследника, а матери его обещала сказать, что это жену его я вылечила от бесплодия, если вдруг разговор такой зайдёт. Мне не сложно, а человеку легче, если о его «позоре» никто, кроме любимой жены, знать не будет.

Наконец, проводив последнюю пациентку и повесив на дверь табличку «закрыто», я направилась на кухню — до появления брюнета было ещё несколько часов, и я намеревалась провести их со своей семьёй.

Девочки готовили ужин, радостно очищая кубики картошки — прежде, чем отправиться за покупками, тройняшки, по их слёзной просьбе, вырастили несколько кустов на ужин, запасы на зиму будем делать завтра. Ронт отправлял в духовой шкаф натёртую травами курицу — готовить умели все дети, не деля работу на мужскую и женскую, — а Бейл, пристроившись на другом конце кухонного стола, что — то писал в тетради, время от времени глядя в потолок, шевеля губами и загибая пальцы — давняя привычка, так ему легче думалось.

Оглядев умиротворяющую картину, я надела фартук и полезла в шкафчик за мукой — раз выдалась свободная минутка, напеку печенья, и сами полакомимся, и студенты наши его с собой заберут. Разговор крутился вокруг школы, в которую детям предстояло пойти послезавтра, это была первая школа в их жизни, они и ждали, и побаивались, ведь другие ученики занимались уже несколько лет, а им придётся вливаться в уже сложившийся коллектив.

Я напомнила, что в классы они придут по двое, это проще, чем одному. А вообще их четверо, и, если что — всегда смогут дать отпор тем, кто начнёт задираться. В очередной раз подчеркнув, что наша сила — в единстве, семья — это то, что помогает нам выжить в этом полном опасностей мире. Даже в очередной раз напомнила старую притчу о метле и прутиках.

Когда из духового шкафа потянуло запахом почти уже готовой курицы, а печенье подходило на противнях, дожидаясь своей очереди, в дом ввалилась пятёрка старших, держа в охапках добычу и радостно обсуждая удачные покупки, и как успели у кого-то из-под носа какую — то последнюю и очень важную методичку перехватить. Снова объятия и поцелуи перед скривившимися рожицами Ронта и Бейла — старшие мальчики уже переросли тот возраст, когда объятия матери или сестры принижают мужественность «взрослых парней», и с радостью со мною обнимались.

— Завтра придётся поработать в упор, — со вздохом заявила Льюла, когда первый голод был утолён, а на столе появился чай с еще горячим печеньем. — Следующие две недели я без увольнительной. Наказана. В этот — то раз отпустили только из-за покупок, в этот выходной любых штрафников отпускают, отодвигая наказание.

— Да когда же ты успела — то? — ахнула я. — Пять дней всего учитесь.

— Я ещё раньше успела, — усмехнулась девушка, беря очередную печеньку. — Когда только приехали.

— Это из-за меня, — вздохнула Вела. — Я виновата.

— И ничего не из-за тебя, не выдумывай! То есть… за тебя, а не из-за! И он сам виноват.

— Льюла, что произошло? — я строго взглянула на девушку, потом обвела взглядом остальных студентов, но все старательно жевали, отводя глаза. Заметив слабое звено — старшая девушка бросала на сестру виноватые взгляды, — обратилась уже к ней: — Вела, почему ты считаешь, что это из-за тебя.

— Не из-за неё! — тут же взвилась Льюла. — Она вообще ни при чём, она просто шла, и всё, а этот! И правильно я ему в глаз дала!

— Tы подралась? С парнем?! — нельзя сказать, что меня это сильно шокировало. Вот если бы Вела или Лана, я бы сильно удивилась, но Льюла и правда могла залепить обидчику в глаз, не раздумывая. Хотя, стоит отдать ей должное — дралась она только за правое дело, или за то, что считала правым, а в это понятие для неё в первую очередь входила защита членов нашей семьи. — Он тебя оскорбил? — обратилась я к Веле, сделав единственный возможный вывод.

— Нет, — тихо ответила Вела, и Льюла тут же возмущённо взвилась:

— «Нет»?! Ещё как оскорбил! «Ну, что, блондиночка, еще не передумала? Готова согреть мою постель?» — это, что не оскорбление? Да он еще мало получил, ничего, я ему ещё добавлю!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— С ума сошла! Не вздумай! — Вела тоже повысила голос.

— А что, позволить ему остаться безнаказанным?!

— Наказанной оказалась в итоге ты. И хорошо, что только увольнительными.

— Tак, стоп, — Рин негромко хлопнул ладонью по столу, и девочки притихли. — Льюла, ты поступила глупо, подставилась. Нельзя было драться у всех на глазах, сказала бы нам, мы бы сами с ним разобрались.

— Нет! — воскликнула Вела.

— Tеперь ты, — Рин поднял руку, пресекая возражения. Ещё десять лет назад он взял на себя роль старшего мужчины в семье, изо всех сил стараясь хоть как-то облегчить мне заботу о младших. И среди детей он пользовался непререкаемым авторитетом. Поэтому сейчас я решила не вмешиваться, давая ему самому разобраться. — «Εщё не передумала», — так он выразился, верно?

— Да, — кивнула Льюла, хотя вопрос задан был не ей.

— Значит, неприличное предложение этот тип делал тебе не единожды, так?

— Дважды, — неохотно выдавила Вела, — это был третий.

— Тогда почему ты не сказала мне об этом раньше?

— Потому что, это всего лишь слова! Он ничего не делал, ни разу не прикоснулся. А слова — я просто пропускала их мимо ушей.

— Нельзя пропускать подобное мимо ушей. Нельзя спускать хаму подобное поведение. Ты должна была сказать мне об этот, я бы сам с ним разобрался.

— Да именно этого я и не хотела, ты что, не понимаешь? Льюлу только увольнительных лишили, потому что она девушка, да и не так уж и сильно ударила.

— В смысле — не так уж и сильно?! — возмутилась провинившаяся. — Это просто он — бык здоровый, вот и не упал, покачнулся только. Но глаз я ему знатно подбила, не зря его декан к целителю сразу отправил.

— Если уж Льюла бьёт — то не вполсилы, — даже обиделся за сестру Сев.

— Сами учили, — поддакнул Нев.

— Нужно будет самим ему надавать, — Сев стукнул кулаком по ладони и переглянулся с братом, тот кивнул. — Чтобы неповадно было нашу сестру оскорблять.

— Не вздумайте! Слышите, даже думать не смейте! — Вела даже с табуретки вскочила. — Вы хоть знаете, кто он такой?

— Нет, — близнецы дружно пожали плечами, потом Нев добавил: — Мы ж когда подошли, его уже не было.

— Кто он? — Рин впился глазами в сестёр. — Вы сказали, что не знаете имя.

— Я и не знаю, — кивнула Льюла. — Здоровый такой, — подняла вытянутую руку над головой, показывая ладонью рост, — волосы чёрные, лицо как лица, обычно. В форме был. Пальцем покажу, а имени не знаю. Хотя… стой, его ж декан как-то назвал, когда к целителю отправлял. Как его… лорд Вилард?.. Вилент?.. Вилдон?..

— Лорд Вилмер, — выдохнула Вела, не поднимая глаз.

— О, нет!.. — простонал Рин и схватился за голову. — Чтобы даже близко к нему не подходили, слышите? — это он тройняшкам. — Увидели — обходите по кривой дуге!

— Да кто он такой? — не удержалась я.

— Принц, — подняв на меня расстроенный взгляд, ответил Ρин. — Младший брат короля Лурендии. Девочки, как же вас угораздило-то, а?

ГЛАВА 5. ОГОРОДНИКИ

День шестой. Суббота

— Льюла… — мне тоже захотелось схватиться за голову.

— Да откуда ж мне было знать? Формы — то у всех одинаковые! А таблички «Осторожно — принц. Ρуками не трогать!» на нём не было. Мам, ну он же первый начал!

Все дети знали, кем мы приходимся друг другу. Старшие — с самого начала, младшим я всё рассказала, когда Аве и Бейлу исполнилось по восемь. Они знали — но продолжали звать меня мамой, малыши — потому что другой мамы, кроме меня, они не помнили, а тройняшки — потому что им тоже хотелось маму, а других вариантов у них просто не было. Когда они немного подросли, то стали звать меня по имени, но в такие вот минуты, когда эмоции захлёстывают, снова сбивались на «маму».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Он не начал драться, начала ты, — нравоучительным голосом, который и сама терпеть не могла, возразила Льюле.