Экстремист - Сергей Валяев

Вернулись мы вовремя. Лучше бы не возвращались. На бульварное кольцо, которое было окружено милицейским кордоном и зеваками. Что за чертовщина? Неужели уже ведутся боевые действия? Рано, по моим расчетам. А если расчет неверен? И наше Тело уже пластается на мраморном полу вечности. Тьфу! Застрелюсь…

Я родился таки под счастливой звездой? Спасибо маме. Прорвавшись с матушкой через заслон, мы угодили в зону, где было тихо, спокойно, прохладно, как на аллеях ЦПКиО. В чем дело? Бомба, Александр Владимирович, объяснил Бибикова со значением, будто мы все находились в церкви. А где Свечкин? Так это… на рабочем месте.

— Мудак, — сказал я. Разумеется, руководителю охраной службы. — Уволю. Без выходного пособия.

Тот заныл, пытаясь объяснить ситуацию. А что тут понимать? Какой-то козырный решил поиграть… Ну-ну! От газетных мин до натуральных бомб. Лихо-лихо. Странно, что слишком резво?

— Кто обнаружил?

— Так это… позвонили по телефону… «доброжелатель», — ответил Бибикова. — А Данилыч отмахнулси: шутка… И остался у себя… вот…

— Какие требования?

— У Михаила Данилыча?

— У доброжелателя, — сдерживал я свои чувства из последних сил.

— Миллион долляров. За разминировку.

Ах ты, минер, мать твою так! За миллион я сам сяду на бомбу. Атомную имени ХХХ съезда КПСС.

Дальнейшие мои действия ввергли милицейские чины в шок. Привыкли товарищи в мундирах работать по старинке, привыкли. Ждем, говорят, бригаду из Экспертно-криминалистического центра МВД, те должны привезти приборчик, который прозывается гидродинамический разрушитель взрывоопасных объектов. С расстояния в один метр он «стреляет», и бомба рассыпается, не успев сработать. Технический прогресс на службе народу.

И где же спецы? Скоро будут: общеобразовательную школу № 793 разминируют. Могут не торопиться, сказал я на это, если уж кто и есть гидродинамический разрушитель, так это ваш покорный слуга. Вместе с собственным подрывником О.Суриковым.

Возник скандал — я не имею права рисковать. Чужими жизнями. Ясно, как день, что это шутка, да чем черт не шутит. Смутное времечко — соревнование двух систем: социалистической и капиталистической.

— Олежек, — спросил я. — А не поучаствовать нам в олимпийском движении?

— Можно, — пожал тот плечами. — Прыжки в сторону?

— И прыжки в сторону тоже, — ответил я дальновидно.

Отбившись от желающих тоже совершить подвиг, мы отправились в сортир на первом этаже. Мужской. Там, под рукомойником, находился подарок от любителя американских дензнаков.

Освобожденное от сотрудников здание напоминало корабль, готовый взорваться и пойти на дно. От магнитной мины производства Japan у острова Сахалин. Только где-то там, в капитанской рубке…

Поведение господина Свечкина мне понравилось, хотя оно и не соответствовало предписаниям инструкции. По мне: инструкции существует лишь для того, чтобы их нарушать. Умными людьми. Это я про себя. И не столь умными, сколько интуитивными, читающими ситуацию с листа.

Во-первых, если наш доброжелатель хотел достичь громкого разрушительного эффекта, не предупреждал бы… Допустим, этот чудик человеколюб. Жахни рукомойник с унитазами в полночь, и вся недолга. Во-вторых, что за сумма несусветная — миллион долларов? Да я за такую сумму на атомной, повторю, чушке летать буду вокруг земного шарика. Всю оставшуюся жизнь. В-третьих, телефонная запись доказывала, что мы имеем дело с очередным юным экспериментатором Кулибиным. Что я не понимал, почему для игры «Зарница» выбран наш клозет. Мало ли других мест, незащищенных вообще. Странно-странно?

Ну да ладно — найду юнната, выпорю, как сидорову козу! Если не разметаюсь кровавыми атомами по кафельным плиткам.

А это значит, что мы с Суриковым уже находились в зоне поражения. Пасть смертью храбрых у писсуаров и унитазных лепестков? Эх-ма, родина моя!

Только не это. Что будет рассказывать мать моих детей им же? Я уж хотел бежать, да, проявив недюжинную силу воли, остался, полюбовавшись в зеркало на себя. Видок был, как у зомби, очухавшегося от вечной спячки. Неприятное зрелище.

Это я уже о коробке из-под обуви. Картонной, как колбаса под прелестным названием «Прима». Есть такое правило, самодельные бомбы, как и женщины, не любят, когда с ними долго общаются. Раз-два! И в койку. Это с прекрасной половиной. А вот что делать с этой сучкой под умывальником? Которая к тому же ещё и тикала.

— Тикает, — сказал я.

— Тикает, — не возражал Олежек.

А я так надеялся, что это мне показалось. От страха. Жаль, что не показалось. Иногда мне кажется, а тут как на грех… Тик-так! Тик-так!

Мы присели на корточки, и возникло такое впечатление, что начался спуск по лыжному гигантскому трамплину. Еще немного и мы, участники зимних игр, оторвемся от стола и улетим в светло-небесную зыбь… пока не шлепнемся на снег ликующего Лиллехаммера.

— Ну? — спросил я. — Ключ на старт.

— Александр Владимирович, — нервно хохотнул Суриков. — Ведь может и еп`нуть.

— Что ты говоришь? — удивился я.

— Вы бы пошли.

— Куда?

— Куда-нибудь.

— Не, — подпрыгнул я на затекших ногах, как олимпиец на все том же лыжном трамплине. И… и мы, участники олимпийского движения, уже летели над кафельным чистеньким полом… в свободном полете… В такие минуты, утверждают, вся жизнь проходить перед глазами. В одну секунду. Ни хрена, господа. Ничего, кроме кафельной, в среднеазиатских узорах, плитки. Перед глазами.

Я запамятовал объяснить причину наших полетов в неудобном пространстве, далекого по качеству воздуха от легкой лиллехаммеровской белизны и синевы. Объясняю.

Дело в том, что, когда я подпрыгнул на затекших ногах, то, будто черт меня дернул за колено… Ей-Богу!

Проще говоря, пнул я коробочку, пнул! Как футбольный хавбек мог бы пнуть рефери в мягкое, но жилистое место. За то, что не назначил пенальти в ворота соперника.

Ё-мое! Тут уж не до красивых жестов. Я про нашу холерную ситуацию. А не про хавбека и судью. Что ему? Получил пинок и побежал, хромая, дальше свистеть в свисток. В нашем положении особенно не посвистишь. Когда эта гребная коробка, хряпнувшись о стену, легла на бок. Не захочешь, помчишься впереди мысли.

Вот такие вот героические наши, блядь, будни.

Изучив орнамент кафельной плитки, я задал все тот же вопрос:

— Тикает?

— Тикает, — не возражал Суриков.

— Вот сука! — ругнулся я в сердцах. Впрочем, может и хорошо, что тикает. И мы вместе с ней… того… тикаем. — Какие будут предложения? Поднимался.

— Надо глянуть, Александр Владимирович, только вы бы…

— Убью! — зарычал я.

Сапер пожал плечами и снова присел под умывальником, как под фаянсовым кустиком. А что я? Я страховал коллегу. На случай, если кто-то пожелает неурочно облегчиться. И вообще мне, как показывает практика, противопоказанно находиться близ бомбовых устройств. Я на них либо сажусь, как на пенек, либо пинаю, как мяч, либо то и другое…

— Ха, — наконец проговорил Олежек. — Шутка.

— Шутка?

— Ага, имитация, — и показал мне коробку.

Там лежала древний, как Греция, будильник, соединенный проволочками с бруском хозяйственного мыла, стоимостью в прошлой жизни 19 коп.

— А если вместо мыловарни тротиловую шашечку или грамм двести пластита?

— С хорошим детонатором еп`нуло бы! Без слов, — ответил подрывник. Мы бы уже улетели, — и показал глазами на потолок.

Я почесал затылок — нет слов. Посмотрел в зеркальное полотно. Бог мой! За нашими спинами в глубину небытия уходила костлявая старуха с остроганной косой. Могу побожиться. Я даже услышал её недовольное ворчание, вот какие сукины дети с ложными вызовами. Развинтились вконец с этой охальной девкой-демократией.

Я оглянулся — нет, стена. Белый медицинский кафель. Не пора ли мне посетить дом печали? В качестве пациента. Черт-те что! Если так дальше будут развиваться события…

— Александр Владимирович, вы как? — посочувствовал Суриков.

— Лучше всех, — скрипнул я. — Я этого… с этим мылом поймаю и голым в Арктику пущу. Я — не я буду!

— А с этим что делать? — кивнул на коробку.

Я вырвал оттуда будильник. Тяжелый массивный, как армейская мина. С единственным желанием шарахнуть его о стену, куда удалилась костлявая смертушка. Нет, оставлю себе, решил. На память. О своем уникальном мудачестве. Что-что, а я самокритичен, и это бесспорный факт в моей биографии.

Через час состоялся великий хурал всех наших служб. В свете последних событий. На него прибыл полковник Орехов. И двинул речь о безответственных личностях, которые не понимают, что они состоят на государственной службе и должны проникнуться общими интересами дела, а не заниматься самодеятельностью.

Бедняга Бибиков аж побелел, как рождественский снежок, от волнения, решив, что это чихвостят его. И правильно, что за служба такая, пропускающая на территорию самопальные мыльные бомбы?