Седьмая свеча - Сергей Пономаренко

Он, даже не удивившись тому, что покойница в саване, а не в темной одежде, в которой ее похоронили, с диким воплем, без всякого уважения к покойной, швырнул в нее пакет с набранной землей и бросился прочь. От страха он перепутал направление и, вместо того чтобы бежать к ближайшим домам, вновь попал, петляя, на старую часть кладбища. Даже поняв это, он не стал менять направление, так как никакие сокровища мира не могли заставить его вернуться к могиле тещи, а только увеличил темп. После встречи с привидением его уже не пугали стаи одичавших собак. Он спотыкался, падал, не чувствуя боли, поднимался и снова бежал, объятый ужасом, изгнав из головы все мысли, ибо понимал: если начнет думать о произошедшем, то вообще перестанет соображать, что делает. Он не ощущал усталости, только страх руководил им, гнал его прочь от зловещего места. И лишь в очередной раз упав и сильно ударившись ногой, лежа на земле, он нащупал рядом обыкновенное корыто и осознал, что находится в чьем-то дворе. Тут силы полностью оставили его, он находился во власти единственного желания – спрятаться где-нибудь, чтобы призрак тещи не смог до него добраться. Не в силах подняться, он на локтях и коленях продвигался вперед, пока не натолкнулся на стену. Нащупав дверь, закрытую только на засов, он проник внутрь. По запаху догадался, что это хлев. В дальнем углу возилось и громко дышало какое-то животное, но теперь Глебу не было страшно – оно было живое, реальное. Он нащупал пустую загородку для свиней, догадавшись о ее предназначении по специфическому запаху. Пока он раздумывал, как дальше поступить, снаружи раздался громкий женский голос:

– Кто здесь?

От неожиданности Глеб перепрыгнул через загородку, попал ногой во что-то липкое и дурно пахнущее и, поскользнувшись, упал. Только тогда он понял, что голос ему знаком, и нисколечко этому не удивился. Маня, не заходя в хлев, повторила вопрос и грозно добавила:

– И чего бы там шкодничать? Сейчас соседей позову!

– Это я, Глеб, – тихо отозвался он.

– Не надо там отсиживаться. – Она словно и не удивилась неожиданному появлению Глеба в хлеву и зажгла свечку. – В хате сподручнее.

Глеб встал, перешагнул через загородку, вышел из хлева и, замявшись, сказал:

– Извините, Маня, у меня небольшая катастрофа… Я тут немного того… ну, словом, немного испачкался. – И, нащупав дыру на колене, добавил: – И штаны порвал.

– Не страшно. Идемте со мной. На веранде оставьте верхнюю одежду. Я ее замочу, а через час, когда включат свет, постираю. До утра она, конечно, не высохнет, но мы ее досушим утюгом.

– А как же… Меня могут начать искать… а я здесь… Неудобно получится, – заколебался Глеб.

– Ничего, все будет в порядке – Олечка не станет возражать, – твердо сказала Маня, и ему сразу вспомнились недавние слова Ольги: «Запомни: Маня – последний человек, через кого я стала бы тебе что-либо передавать».

– Вы так думаете? – неуверенно произнес он.

– Я это знаю наверняка! – категорично заявила Маня, и Глеб послушно проследовал за ней на веранду.

Сбросив верхнюю одежду, оставшись только в трусах и майке, он сунул ноги в услужливо предложенные тапочки и прошел по коридору в комнату. Странное дело, на улице он чувствовал себя так, будто ослеп, а здесь прекрасно ориентировался в темноте, хотя, по логике вещей, все должно быть наоборот.

Без труда обнаружил софу, на которой уже было постелено, и нырнул под пуховое одеяло. «Тепла, именно тепла мне сейчас не хватает. А еще лучше прижаться к горячему женскому телу!» – подумал он и увидел рядом смутно вырисовывающийся в темноте женский силуэт в белом. Ему показалось, что это вновь теща в белом саване, и у него на мгновение остановилось сердце, а легкие сжались в спазме. «Привидение» молча нырнуло под одеяло – у Глеба крик застрял в горле. Но это была Маня, живая-живехонькая, в тонюсенькой ночной рубашке, прикрывающей упругое молодое тело, охваченное огнем разбуженной страсти. И его холодное, как у мертвеца, тело стало отогреваться этим огнем.

«Как это она так быстро разделась?» – мелькнула у него мысль, но сразу же была вытеснена желанием в дальние уголки подсознания. Вспомнив ощущение эйфории, испытанное прошлой ночью, он не стал противиться зову природы и окончательно отбросил все сомнения.

7

Глеб проснулся на рассвете в маленькой комнатке, под старым одеялом, из которого лезла вата, заправленным в штопаный-перештопаный пододеяльник. Ему стало казаться, что вчерашнего дня и ночи не было, а был только один очень длинный сон, и похороны должны состояться лишь сегодня. От этой мысли ему стало легче, и он не удивился, когда, войдя в гостиную, увидел застеленную покрывалом софу. На стульях была развешана его одежда, а на столе лежала записка без подписи: «Глеб! Извините, что ушла, не попрощавшись, но мы, сельские жители, привыкли ложиться рано и вставать с петухами. Одежду вашу починила и выстирала, да вот незадача – электричество так и не включили. Чтобы вы, не дай Бог, не простудились, возьмите, не побрезгуйте, белье моего покойного мужа – оно почти новое. Завтрак не оставила. Вас уже ждут, поторопитесь».

– Боже мой, значит, и эта ночь была не сном, а явью! – прошептал потрясенный Глеб и, взглянув на будильник, который стоял на серванте, чуть не застонал от ужаса – он показывал ровно шесть часов!

Наверное, Ольга уже бросилась на его поиски. Дрожа, натянул на себя мокрую одежду и чуть не околел от холода. Сразу потекло из носа, глаз. Проклиная все на свете, сбросил с себя одежду и, последовав совету Мани, натянул на голое тело трикотажные кальсоны и такую же рубаху, а уже поверх них свою одежду. Не высохшая за ночь одежда все равно холодила, даже через трикотаж, но он чувствовал себя уже терпимо. Одевшись, он бросился из дома бегом, надеясь на чудо, рассчитывая, что Оля проспала. Но чудеса здесь происходили в основном ночью и только с ним – жена ожидала его у ворот дома покойной матери.

– Где ты провел эту ночь? – спокойно спросила она его.

– Понимаешь, произошла неразбериха. Ночью, прогуливаясь, заблудился, попал в какую-то долбанку, полную ледяной воды, так что поневоле искупался. Постучал в ближайший дом, напросился к незнакомым людям. Большое им спасибо, обогрели и даже спать уложили, – безрассудно врал Глеб.

Он говорил первое, что приходило в голову, и только тут вспомнил, что землю, которую собрал на могиле, он швырнул в призрака, когда убегал, и идти к священнику не с чем. Стал лихорадочно придумывать новую версию, но ничего спасительного на ум не приходило.

«Может, рассказать правду или хотя бы полуправду?» – подумал Глеб в отчаянии.

– Считай, что поверила тебе, – холодно сказала Ольга. – Особенно когда увидела, из чьего двора ты выходишь.

У Глеба тревожно екнуло сердце.

– Предупреждала тебя: не к добру она приманивает тебя.

От сердца немного отлегло: значит, Оля понимает, что виноват не он.

– Бери землю и пошли быстрее к священнику, пока тот дома и никуда не уехал.

Снова екнуло сердце – теперь уже не отвертеться! Почему он не догадался прихватить земли с Маниного огорода? Поступью обреченного на смертную казнь через четвертование он подошел к своему верному «БМВ» со стороны водительского места и не поверил своим глазам – возле закрытой дверцы стояла трехлитровая банка, полная земли! Вздохнув с облегчением и не задумываясь, как она могла здесь оказаться, Глеб быстро поставил банку на пол возле заднего сиденья и забрался в машину. Нервное напряжение постепенно отпускало Глеба, и настроение у него улучшилось.

«Жизнь как тельняшка, темные полосы чередуются со светлыми», – вспомнил он чей-то афоризм. На этот раз счастье привалило в виде полной земли трехлитровой банки с запахом сивухи.

– Что ты там копаешься? – недовольно спросила Оля. – Нам пешком идти километра два.

– Почему пешком? Поедем на авто. Ночью, до того, как я влез в лужу, сумел устранить неисправность – причина была не в аккумуляторе. Доберемся быстро и с комфортом, – довольный, заявил он, открывая ей дверцу.

С внезапно проснувшимся подозрением он взял банку, открыл ее и понюхал. Запаха самогонки не было – это была другая банка!

Оля пристально посмотрела на него:

– Что происходит?

– Все в порядке. Просто на меня что-то нашло.

– Ты говорил, что землю запаковал в газету, а она, оказывается, в банке. Что-то ты темнишь!

– Да ничего я не темню! Ночью, когда чинил машину, пересыпал землю в банку, так удобнее.

– Хорошо, если это так, хотя, похоже, ты чего-то не договариваешь. Да и земли набрал, словно решил на ней огород развести.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но все обстоит так, как я сказал. – Глеб постарался придать своему лицу правдивое выражение. – А что касается количества, так я не знал, сколько для этого потребуется земли. Считай, что взял с запасом.

– Бог с тобой. Будем ехать, или мы застряли здесь навечно? – недовольно проговорила Ольга.