Пробуждение мёртвых богов 2 (СИ) - Сороковик Александр

Поднявшись с места, я огласил приговор.

– За действия, направленные против граждан и интересов Рима, а также против законно избранного правителя, своей императорской властью я приговариваю Флавия Рицимера к смертной казни. Приговор привести в исполнение немедленно.

ГЛАВА VI. ПЕРВЫЙ ГОД ИМПЕРАТОРСТВА

Я ещё раз с удовлетворением убедился в том, что мои легионеры соблюдают железную дисциплину, и не колеблются при выполнении приказов своего императора. Сенаторы, потрясённые столь неожиданным для них решением, замерли на своих местах. Сам Рицимер, похоже, ещё до конца не осознал, что всё для него кончено, и по инерции сохранял независимый вид, а опцион Луций Антоний уже отдал короткий приказ, и трое стражников увели бывшего полководца из зала Сената.

Опцион лишь бросил на меня быстрый взгляд, как бы спрашивая подтверждения, и я, твёрдо глядя ему в глаза, слегка кивнул, тем самым утверждая приговор.

У сенаторов прошёл первый шок, и зал взорвался гулом возмущённых голосов. Члены сената повскакивали с мест, размахивали руками, кричали. Ко мне подошёл тот самый розовощёкий Валериан Красс, и, гневно сопя и брызжа слюной, потребовал отменить приговор.

Я обвёл взглядом беснующуюся толпу сенаторов, и поднял руку, призывая к тишине. Однако это не возымело никакого действия, и шум продолжался. И тогда я, набрав воздуха в лёгкие, рявкнул во всю мощь своего голоса:

– А ну, молчать! Молчать, я сказал!!!

От неожиданности на секунду установилась тишина, во время которой умница Луций отдал короткий приказ, и оставшиеся в зале легионеры выстроились у стены, демонстративно лязгнув мечами о ножны и перекрывая выход из зала.

– Вы хотели мне что-то сказать, сенатор Красс? – вежливо поинтересовался я у толстяка.

– Да, хотел! – несмотря на свою внешность рыхлого увальня, Красс трусом не был, и говорил твёрдо. – Я требую отмены приказа о казни Рицимера! Как он был прав, обвиняя вас в деспотизме! Вы хотите получить единоличную власть, уничтожить всех своих соперников, растоптать завоевания демократии и установить жёсткую диктатуру…

– Хватит, – я сказал это тихо, но очень твёрдо, – хватит заниматься словоблудием, сенатор! Вы, и вам подобные, прикрываясь идеалами демократии, хотите всеми силами избавиться от меня, как неудобного, непонятного, странного императора. Вам плевать на Рим, на его народ, на гибнущую империю! Вы хотели защитить своего парня – бравого Рицимера, который, отсидевшись в глухой провинции несколько лет, вновь бы вылез на политическую арену Рима и опять пошёл против меня. Чтобы в результате вы остались при своих привилегиях, доходах, умных, напыщенных речах и осознании своей непомерно раздутой значительности! Так вот, господа сенаторы, оставьте ваши мечты! Я пришёл сюда не для того, чтобы тешить личные амбиции, а для возрождения Империи. И если этому будет мешать ваша хвалёная демократия, то я упраздню её. Если нужна будет суровая диктатура, я установлю её. У меня достаточно сил и средств, чтобы добиться своей цели. Те из вас, кто готов заниматься возрождением Рима и принимает моё правление, как есть – добро пожаловать в наши ряды. Тех же, кто будет мне мешать и тянуть империю назад, я постараюсь убедить не делать этого. Но если что, смогу быть беспощадным, как вы, надеюсь, смогли убедиться…

В полной тишине я развернулся к выходу и покинул зал Сената.

– Наверное, тебе тоже не по душе пришлось моё решение? – мы с Майорианом остались наедине, в дальней комнате.

– Не могу сказать, что я с восторгом одобряю его, император, – после паузы ответил пропретор, – Флавий раньше был моим другом, мы оба ученики славного Аэция. Но последнее время он стал другим. Более жёстким, более самоуверенным, более упрямым…

– Я понимаю тебя, – вздохнул я, – поверь, мне очень нелегко было принять это решение. Рицимер не был прямым врагом Рима, он по-своему желал Империи добра, хотел видеть Рим сильным и независимым. Но при одном условии – своём полном контроле над императором и сенатом! Он был умён и проницателен, понимал многие неочевидные вещи, но не видел того, что губит, а не возрождает Империю… Мне жаль его, но иначе поступить было нельзя…

– Да, к сожалению, это так, – покачал головой Майориан, – если бы Флавий захватил власть, ничего хорошего Риму ждать бы не пришлось. А если бы остался в живых, он бы снова и снова предпринимал попытки такого захвата…

Очень скоро жизнь Рима вернулась в привычное русло. Сенаторы либо затаились, либо прониклись выступлением своего императора, и решили пока не дразнить гусей. Примерно через неделю после этих событий Марина проводила очередное совещание своего ведомства, и начала с обещанной проверки отчётов. Как и следовало ожидать, нормальных отчётов не сдал никто. Прикидывались тупыми: «Я не знаю, как писать эти отчёты, никогда мы не писали!», «Всегда рассчитывали на порядочность, нам рано или поздно всё равно все деньги заносили!», «Да не помню я, что было в прошлом месяце!», «Мне не до ваших отчётов было, я работой занимался!».

При этом чиновники даже особо не пытались прятать ехидные ухмылки: «Что, девочка, взяла нас? Не твоего масштаба это дело, успокойся уже!» Марина не злилась, внешне сохраняя полное спокойствие. Накануне она провела несколько встреч с Лицинией и Алексием, он обещал поддержку, а Лар Септимий помог набросать проекты законов, которые через несколько дней будут представлены в Сенат.

В конце слово снова взял Гней Ульпий.

– Госпожа Марина, очень жаль, что мы никак не можем дотолковаться до взаимовыгодного решения этих вопросов, но моя задача состоит в том, чтобы всё-таки уладить их ко всеобщему удовлетворению. Мы профессионалы своего дела, работаем очень давно, у нас богатейший опыт, вся система отлажена и чётко работает. Мы очень уважаем и нового императора-освободителя и вас, но, не в обиду будет сказано, вы имеете совсем другой опыт, даже самая мощная торговая деятельность отличается от финансовой, поэтому мы с вами и не можем наладить плодотворное сотрудничество. Ваш благородный супруг занят гораздо более масштабными проектами, и негоже ему отвлекаться на переделку хорошо работающей финансовой службы. Давайте не будем его огорчать и выставлять напоказ некоторые недочёты нашей работы, которые мы обязательно исправим. Это будет хорошо и выгодно и для римской казны, – Гней сделал короткую паузу, – и для нас, – теперь пауза была более продолжительной и сопровождалась внимательным взглядом в глаза Марины, – и лично для вас, как нашего руководителя. Вы понимаете меня?

Когда Марина выслушала главу финансового департамента, она слегка улыбнулась и развела руками:

– Увы, я плохо понимаю столь витиеватые речи, не хватает мне опыта и образования, я человек простой и бесхитростный, вижу, что мы с вами никак не можем сработаться, и кому-то из нас придётся уйти. Разумеется, речи о том, чтобы ушли вы, быть не может, без вас работа просто развалится. Потому ухожу я.

По рядам чиновников пробежала волна плохо скрытого весёлого торжества… Да, именно так они и планировали, просто думали, что это произойдёт чуть позже. Они знали что рано или поздно, сломают девочку, что та, конечно же, обратится к мужу за помощью и он, покачав головой, либо объяснит ей как делаются серьёзные дела, либо отправит на какую-то синекуру, чтоб не путалась под ногами. Теперь же оставалось дождаться, когда к ним пришлют другого человека, более толкового и сговорчивого. Мужчины за столом уже принялись перешёптываться, важно кивая головами и забывая о существовании в комнате женщины, опрометчиво решившей влезть не в своё дело.

Марина снова улыбнулась слабой улыбкой и направилась к выходу. Финансисты принялись вслух обсуждать какие-то свои вопросы, всем своим видом давая понять, что на этом поле ей больше нечего делать. Это вновь их территория, где они уже сейчас продолжат решать свои очень важные вопросы, от которых их перед этим отвлекли. Не доходя до двери, Марина остановилась и обернулась: