Тусклый Свет Фонарей - Xenon de Fer
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[5] Отсылка к японским древесным духам кодама. Их изображение можно увидеть в «Мононокэ-химе» от Хаяо Миядзаки.
[6] Чжан(长) — в данном случае староста.
Глава 9. Тайна заброшенной башни
Наутро я проснулся бодрым и довольным, и довольство моё удвоилось после того, как подали воду для умывания, а потом и завтрак. Хоть дом этот и был чрезвычайно беден, и задерживаться там я нисколько не желал, всё ж я не мог не оценить гостеприимства его хозяина. Простиралось оно так далеко, что староста не пожелал «тревожить сяня» во время трапезы, и только после неё вывел меня за дверь, махнул рукой в сторону окраин и рассказал, что вот уж около двух месяцев из заброшенной башни-лоу доносятся странные и пугающие звуки, особенно по вечерам и ночам. Оттого перепуганные крестьяне вскоре уверились, что там поселились призраки или злые духи.
— И что ж, ни один смельчак не решился пойти и проверить? — осведомился я, впрочем, предчувствуя ответ.
— Мы простые люди, благородный сянь, — запричитал старик. — А ежли и вправду там ужасный призрак? Ведь мы оставляли ему еду и всячески пытались задобрить, но он не прекратил выть, кричать и стращать нас!
Со вздохом я кивнул и вернулся в его дом, где отыскал всё необходимое и попросил проводить до башни. Староста всячески пытался отговориться от такого приключения, но вынужден был с понурой головой проводить меня, когда я пригрозил, что просто уеду, коль он откажется. Разумеется, никуда бы я не уехал, не проверив этой треклятой башни, но иначе уговорить его, верно, было невозможно. Что делает с людьми страх!
День выдался пасмурный, но сухой. Мы вышли за околицу и побрели по тропе мимо рисовых полей к видневшейся за ними заброшенной башне. Легенды гласили, что эти башни, а было их там две, построили ещё во времена императора Цзюньчжу Ши[1], в действительности же случилось это в годы правления императора Цзюньчжу Сянмина в конце Эпохи Обновлений[2]. Будто бы это были некогда пагоды, построенные для последователей цзиньдао школы Цзанхонсэ Цзяо[3], которые тут же собирались построить монастырь, однако после указов императора Шань Лаоху[4] на это был введен запрет.
Монахов прогнали, а башни сначала использовали как место поклонения местным божествам, потом как склады военных припасов и дозорные башни. Позже все войска были стянуты на запад, а башни оставлены, но распоряжений о них так и не поступило. Так башни оказались заброшены, ибо никто не решался ими воспользоваться без разрешения, и начали со временем разрушаться. Не знаю точно, когда это произошло, но к тому году, когда я туда прибыл, уцелела лишь одна из башен, от другой осталась только заросшая мхом кладка. Неподалеку валялись отдельные камни, но большую их часть, верно, давным-давно местные растащили для своих нужд.
Я вошёл через давно лишенный дверей дверной проём в уцелевшую башню. Пол зарос травой, а стены — мхами, полусгнившая лестница уводила вверх, туда, где лежали нестройными рядами доски, сквозь которые виднелась крыша, тоже почти обвалившаяся. Я попытался было подняться туда, но не решился продолжить свой путь, когда ступенька подо мною провалилась, и я едва не сорвался вниз, распугав каких-то птиц, разлетевшихся с противными криками подальше. Верно, где-то там, под крышей, они свили себе гнездо. И как бы я ни храбрился, уже не казались мне лишь глупыми суевериями россказни местных, навеянные этим мрачным местом. Но я вновь вспомнил слова своего учителя, взял себя в руки и достал из котомки огниво и свечу: есть подлинные опасности, а есть лишь наши собственные иллюзии, заблуждения и порожденные ими страхи.
Я зажёг свечу в восточном углу, отошёл и, склонив голову, стал нашёптывать слова, которым обучил меня наставник. Я повторил их трижды, но пламя свечи всё так же горело ровно и ярко. Усомнившись в своём мастерстве, я взял свечу и, вновь повторяя слова заклинания, прошёл от стены до стены по всей башне, побывав всюду, куда сумел забраться. И всё ж под конец сомнений у меня не оставалось. Я погасил свечу и, положив её на место, вернулся к старосте, дрожавшему в ине-другом[5] от башни. Ближе подходить он отказался. Его сморщенное лицо выражало мысли даже лучше его языка, но сказать мне было ему особо и нечего.
— То ли твои сельчане обманули тебя, то ли ваш рассерженный дух днём находит себе иное пристанище.
Староста от этих моих слов растерялся и с озадаченно-смущенным видом стал почёсывать затылок.
— Да не может быть, чтоб не было, почтенный сянь. Люди у нас правдивые, честные.
— А сам ты видел или слышал?
— Сам-то я — нет, — пуще прежнего засмущался старик.
— Так чьи же слова мне повторяешь?
Старик обернулся и махнул рукой, указывая мне на невзрачный домишко с покосившейся изгородью, ближайший к башням.
— Сяо Тунь не даст соврать! Иль провалиться мне ко двору Кэн-Вана[6], если мы с ним вруны! И вся наша деревня!
— Ну что ж, так пойдём, потолкуем с ним.
Старик охотно согласился. То ли уверен был в своих словах, то ли на всё был готов, чтоб поскорее убраться от проклятой лоу. Быстрым шагом мы добрались до дома Сяо Туня, но дверь он нам отворил не быстро и не охотно, и по виду его я сразу понял, что не даром его так кличут[7]: был он и впрямь похож на борова, и явно любил унять свои горести и тревоги старым добрым хуанцзю, а то и чем покрепче. Одно радовало — только мы его спросили о призраке из башни, как он воздел руки к Небу и всё рассказал как на духу.
Сказал он, что началось всё в ночь Праздника Фонарей или, быть может, чуть позже. Или, напротив, раньше — точно припомнить он не мог, и посему пришлось настоятельно вернуть его к самой сути дела. Тогда-то он и поведал, что уж гости его разошлись в тот злополучный вечер, когда разыгралась гроза, но нужда заставила его, поминая недобрыми словами Тян Луна[8], выйти во двор. И тут-то он и услышал этот страшный вой, и в
