Комната Наверху и другие истории - Терри Биссон

Я испытывал почти ужас, не решаясь поднять трубку. А вдруг это опять Буз? Но это оказался не Буз.

— Мои поздравления! — с энтузиазмом выкрикнул By.

Я покраснел (всегда-то я краснею).

— Ты уже слышал?

— Слышал? Да я вижу! Ты что, не получил мой факс?

— Я как раз поднимаю его с пола.

Надпись была сделана все теми же красными чернилами, листок был еще теплым.

— Должно быть, это эффект бабочки, — продолжал энергично By.

Конечно, бабочки — существа романтичные, но даже я начал подозревать, что By говорит все-таки не о моем предложении, и не о том, что его приняли, и не о вытекающих из этого привилегиях.

— Ты о чем? — решившись, спросил я.

— Хаос и многоплановость, — чуть не выкрикнул By. — Бабочка взмахивает крыльями во влажном лесу и тем вызывает снежную бурю в Чикаго. Гармония обратной связи. Взгляни на цифры, Ирв! Цифры — самая суть науки! Ты поднял гармоническую волну реверса, которая распространяется по Вселенной, заставляя ее трепетать, как флаг на ветру! Кстати, чем ты стукнул по тому наборному сиденью?

— Палкой. — Про Виппера Вилла я решил ничего ему не рассказывать.

— И правильно сделал. Красное смещение вернулось. Вселенная снова расширяется. Правда, не знаю, надолго ли это.

— Надеюсь, до моей свадьбы она дотянет, — мрачно заметил я.

— Свадьбы? Ты что…

— Вот именно, — с глупой улыбкой подтвердил я. — Вчера вечером я сделал предложение. И Кэнди его приняла. Со всеми вытекающими из моего нового статуса привилегиями. Ты прилетишь со своих Гавайев? Будешь свидетелем.

— Ну разумеется! — воскликнул By. — Только не с Гавайев. Со следующей недели я преподаю в Сан-Диего.

— В Сан-Диего?

— Моя работа здесь в качестве метеоролога закончена. Джейн и дети уже в Сан-Диего. У меня там будет кафедра метеорологической энтомологии.

— А это что такое?

— Жуки и погода.

— При чем здесь жуки и погода?

— Я же только что объяснил, Ирвинг! — нетерпеливо вскричал By. — Я пришлю тебе расчеты, и ты все поймешь.

И он прислал. Но это совсем другая история.

ЧУЖОЕ ШОУ

Длинный это был день.

Когда дверь за моей спиной захлопнулась, я вздохнула наконец с облегчением. Задвинула задвижку, накинула цепочку, засунула на место засов, а потом еще и щелкнула маленьким замочком внизу. В конце концов, это — Нью-Йорк. А я — одинокая девушка.

И слава Богу.

Не включая свет, я сделала шаг, оставляя за собой туфли, и повесила на крючок искусственную шубку от Лиз Клеборн. Затем прошла в единственную дверь моей крохотной квартирки-студии и пустила воду в ванну. И температура, и напор были уже отрегулированы. Маленькая, похожая на алказельцер таблетка соли для ванны уже ожидала на дне.

Закрыв за собой дверь (чтобы отсечь шумы), я выхватила пульт дистанционного управления из кучи хлама на кухонном столике и включила плейер. Он тоже уже был настроен — Майлз Дэвис «На линии огня». Что я могу сделать, если мы с Клинтом друзья — не разлей вода.

Повесив свой блейзер от Клиффорда и Виллза в просторный шкаф — хоть на велосипеде въезжай, — я бросила шерстяную юбку от Дж. Кру и шелковую блузку от Твидз на пол — все равно их ждет химчистка, затем стянула колготки, скатала их в мячик и зашвырнула в угол. Майлз начинал оглушительное соло, когда я стала расстегивать мандаринового цвета бюстгальтер на косточках стиля секрет королевы Виктории, стряхнула его, потом перешагнула через такого же цвета трусики-бикини, высоко вырезанные на бедрах, с изящной отделкой по бокам. Как вы, наверное, уже догадались, я всю одежду выписываю по почте. Все, кроме туфель.

Швырнув лифчик и трусики в кучу грязного белья вместе с колготками, я остановилась у зеркала полюбоваться роскошной новой стрижкой за семьдесят восемь долларов, потом прошла в кухонный закуток, наполнила стакан тяжелого стекла белым вином, достав бутылку из самого холодного местечка в холодильнике, отнесла его в ванную, поставила на бортик и выключила воду — и без единого лишнего движения! В конце концов, это Нью-Йорк. Майлз уже закруглялся. Я присела на унитаз и закурила приготовленный косячок, который давно поджидал меня в спичечной упаковке. Две чудесные глубокие затяжки — и Колтрейн начал свое соло. Я затушила косяк и переступила бортик ванны. Моя рубенсовская (как любил называть ее мой экс-бойфренд Рубен) попа уже начала погружаться в пену, когда Колтрейн вдруг накрылся медным тазом.

Колтрейн накрылся?

Я встала, вода ручьями полилась в ванну.

Неужели моя система «Сони», четырех месяцев от роду, уже выдает глюки? Колтрейн блеял как овца, потом вообще заткнулся. Кто-то нажал не ту клавишу на пианино. Ритм-гитары (Кобб, Чэмберс, Эванс) прекратили играть, но как-то отрывисто, одна за другой.

Я схватила полотенце и выбралась из ванны, на голый деревянный пол потекла вода, повалились клочки пены. «Все блюзы» начались снова, на этот раз безупречно. Не зная, что делать дальше, я подобрала пульт и нажала на паузу.

На этот раз музыка прекратилась сразу, как положено.

— Простите, я не хотел, — произнес чей-то голос.

Прижав к себе полотенце, я оглядела студию.

— Я думал, с музыкой будет просто, как с речью, но это не так, — прозвучал тот же голос.

— Кто здесь? — решительно спросила я.

— Вы хотите короткий ответ или длинный ответ? — поинтересовался голос.

Черт возьми, это точно был не Майлз и не Колтрейн. Тоже парень, но не черный, он отчетливо произносил каждый слог, вроде как иностранец.

— Мать твою, кто здесь? — заорала я. Самое странное, что я не испугалась. Возможно, если бы я находилась в доме или в большой квартире, то мне стало бы страшно, но в крошечных студиях не водятся привидения — они слишком малы.

— Я не здесь, не в вашей квартире, — отозвался голос.

Я не могла понять, откуда он доносится. Вспомнились было фильмы, которые бывают только на видео, — какой-нибудь полоумный идиот разглядывает тебя в телескоп, а сам при этом болтает с тобой по телефону. Но у меня-то шторы были закрыты. И говорила я не по телефону.

В качестве эксперимента я двумя пальчиками, как будто она была горячей, подняла трубку и поинтересовалась:

— Алло?

— Алло! — ответил тот же голос. Из моей телефонной трубки.

— Что ты делаешь в моем телефоне? Это что, какой-нибудь псих звонит? Ты сексуальный маньяк?

Я потуже затянула полотенце вокруг бедер. Несмотря на закрытые шторы. Что-то я слышала насчет инфракрасного света. А еще бывают рентгеновские лучи. Кстати, именно это всегда беспокоило меня в истории с Суперменом. Как, спрашивается, он мог сосредоточиться на борьбе со злом, если все время видел девушек сквозь платья?

Но я отвлеклась.

— Мать твою, кто ты такой? Что ты делаешь в моем доме?

— Успокойся, Виктория. Я не в твоем доме. Я в твоем телефоне. Ты сама взяла трубку.

Никто не называл меня Викторией с тех пор, как умерла моя мать.

— Кто ты?

— Я уже спрашивал: ты хочешь длинный ответ или короткий ответ?

— Короткий, — буркнула я.

— Я — временная электронная сущность, которая заняла твой телевизор.

Я молчала.

— Виктория, ты еще здесь?

— Пожалуй, лучше послушать длинный ответ, — наконец отозвалась я.

— Хорошо. Тогда положи трубку и включи телевизор, я все объясню.

И без малейших размышлений я, как последняя идиотка, сделала, как он просил. Или оно просило. Какая разница. Телевизор включается тем же пультом, что и плейер. Было еще только полдевятого, но уже шло какое-то ночное ток-шоу. Там был какой-то парень, он сидел за столом и выглядел, прямо скажем, неважно. Похож он был на Конана О’Брайена.

Что-то он там бормотал, я прибавила звук.

— Спасибо, — заявил он. — Так как я являюсь частью матрицы, то имею доступ ко всей электронике в твоей квартире. К плейеру, к телефону, но телевизор — это реальный я.

— Ага, реальный, — пробормотала я — дескать, нас не купишь. А потом заглянула в кладовку и под диван.

— Разумеется, относительно реальный, — согласился он. — Реально меня реального не существует. Я — временная электронная сущность, созданная из ТВ-матрицы, чтобы вступить в контакт с…

— И как же тебя зовут? — перебила я. Мне показалось, что самое лучшее в этой ситуации, чтобы он — или оно — продолжал говорить. А я тем временем стала заглядывать в кухонный закуток, в ящики стола, в посудомоечную машину, даже в туалет. Я и сама не понимала, что ищу. Провода? Спрятанный динамик? Может, домового или гнома?

— Как зовут? — повторил он. — Я не подумал про имя.

— Даже временная электронная сущность должна как-то называться, — уверенно пояснила я. Двое, считаю я, всегда могут сыграть в игру, какой бы она ни была. Что-то вроде опроса Леттермана. Ну, знаете, когда он является к вам под дверь? Только на этот раз за дверью никого не было. Я уже посмотрела в глазок.