Комната Наверху и другие истории - Терри Биссон

— Ш-ш-ш-ш… — зашипела парочка у нас за спиной.

— Завтра вечером, — прошептала Кэнди и взяла меня за руку. Потом подняла ее так, что на ладонь упали отблески автомобильной погони на экране. — Что это? — спросила она, глядя на номер у меня на руке.

— Оно здесь, чтобы напоминать мне, как сильно я тебя люблю, — соврал я. Мне не хотелось объяснять ей, что это на самом деле значило. Не хотелось, чтобы она решила, что я рехнулся.

— Только шесть?

— Ты смотришь вверх ногами.

— Так-то лучше.

— Кэнди!

— Ш-ш-ш-ш… — снова зашипели у нас за спиной.

Мы пропустили все титры, но зато увидели пролог. В полночь Кэнди высадила меня у туалетной комнаты в «Доброй гавани». Направляясь «домой» в офис Виппера Вилла через пустырь, я поднял глаза на почти полную луну и подумал о By и его горной вершине на Гавайях. На небе было всего несколько звезд. Может, Вселенная и правда сжимается? Расчеты By, хотя я никогда не мог их понять, обычно оказывались правильными. Впрочем, какое мне дело? Несколько миллиардов лет представляются вечностью, когда ты молод, а ведь сорок один — это еще не старость. Второй брак может принести вторую молодость. Я осторожно переступил через своего старого друга — сиденье из деревянных бусин, которое в лунном свете выглядело лучше, чем когда-либо прежде. Но ведь так бывает со всеми, не правда ли?

На следующее утро я проснулся почти в десять и направился в «Добрую гавань», слегка спотыкаясь от яркого солнечного света.

— Янки Виппера Вилла, — проговорил Хоппи из ремонтной ямы, где он менял тормозные колодки еще одному «таурусу».

— Точно, — пробормотал я в ответ.

— …сказал Нуф-Нуф, — закончил он за моей спиной, когда я сделал шаг назад и уже поворачивал на пустырь.

У сиденья из деревянных бусин я остановился. Оно определенно выглядело лучше. Бусин на тропинке среди сорняков было явно меньше, чем вчера. Голых неопреновых нитей и оголенных пятен тоже было вроде бы меньше.

Но что толку гадать? У меня ведь было доказательство!

Я проверил цифру на тыльной стороне ладони: 9. Посчитал бусины в четырех рядах сверху донизу: 11. Снова проверил обе цифры, получилось то же самое.

Мне стало страшно. Я заглянул за кусты, в глубине души надеясь обнаружить там хихикающих пацанов, которые решили подшутить надо мной. Или даже Хоппи. Но в кустах никого не было. Городское предместье в будний день. Дети в школе. Никто не играет на пустыре.

Я поплевал на палец, стер со своей руки цифру «9» и вернулся в офис. Может, By прислал новое сообщение? Но факс молчал.

Было всего лишь пол-одиннадцатого, а с Кэнди мы должны увидеться только во время ленча, так что пришлось мне достать свою диетическую «колу» без кофеина и разложить «Юридический журнал». Я начал уже задремывать, когда древний, вертикально стоящий факс Виппера Вилла дзынькнул два раза и очнулся ото сна. Он дрожал и трясся, звенел и скрипел, шипел и свистел и наконец выплюнул на пол смятый и заляпанный чернилами листок, на котором красовались знаки:

Как только я пришел в себя, я подобрал его, разгладил и собирался присоединить к первому, но тут зазвонил телефон.

— Ну что? — спросил By.

— Еще немного Большого Схлопывания? — Разумеется, я спрашивал наугад.

— Наверняка ты держишь листок вверх ногами, — заметил By. — Расчеты, которые я тебе послал, касаются антиэнтропического реверса.

— Я и вижу, — солгал я. — Этот твой реверс показывает, что никакого Схлопывания все-таки не будет? — Меня это вовсе не удивило, все эти разговоры больше походили на утреннюю порцию жвачки, чем на настоящую катастрофу.

— Ирвинг! — с упреком воскликнул By. — Посмотри на уравнения еще раз! Антиэнтропический реверс ведет к Большому Схлопыванию, вызывает его! Вселенная не просто схлопывается, она разматывается в обратную сторону. Движется назад. Согласно моим расчетам, в последующие одиннадцать — пятнадцать миллиардов лет все будет развиваться в обратную сторону, от нынешнего момента и до Большого Схлопывания. Деревья из пепла превратятся в дрова, потом — в дубы, потом — в семена. Разбитое стекло снова соединится в витрину. Остывший чай нагреется в чашке.

— Интересно, — пробормотал я. — Когда все это начнется?

— Оно уже началось, — ответил By. — Антиэнтропический реверс происходит прямо сейчас!

— Ты уверен? — Я чувствовал, как вишневая диетическая «кола» без кофеина леденеет у меня в животе. Ей бы нагреваться, но она вроде бы остывает или нет? Я бросил взгляд на часы: почти одиннадцать. — Здесь у нас ничего не идет задом наперед, — прокомментировал я.

— Разумеется, нет. Пока нет, — отозвался By. — Все начинается на Краю Вселенной. Знаешь, как начинает двигаться очередь машин в пробке? Или как подкатывает прилив? Сначала ему надо вобрать в себя инерцию стоячих вод. Так что сначала кажется, что вообще ничего не происходит. В какой момент начинается прилив? Мы несколько тысяч лет можем ничего не замечать. В космических масштабах это — мгновение.

Мгновение. Я мигнул — мгновение ока. В голове тотчас возникла мысль о расшитой бусинами подушке сиденья.

— Подожди-ка! А может так быть, что какой-нибудь процесс здесь, у нас, уже идет вспять? — с нетерпением спросил я. — Раскручивается в обратную сторону?

— Едва ли, — уверенно ответил By. — Вселенная ведь ужасно большая и…

В этот момент я услышал стук в дверь.

— Ну, пока, — быстро проговорил я. — Кто-то пришел.

Это оказалась Кэнди, одетая в строгое хаки своего департамента. Вместо того чтобы поцеловать меня, своего будущего жениха, она прошла прямо к работающему на керосине офисному холодильнику и вынула бутылку вишневой диетической «колы» без кофеина. Я сразу понял: что-то произошло — Кэнди ненавидит вишневую диетическую «колу» без кофеина.

— Мы разве не должны были встретиться на ленч? — спросил я на всякий случай.

— Несколько минут назад мне позвонили, — ровным голосом проговорила она. — Из «Беличьего Хребта», из больницы. Папочка врезал Бузу.

Я постарался сохранить серьезное выражение лица и спрятать поглубже виноватую улыбку. В своем стремлении услышать то, что надо, я уловил: «Папочка врезал дуба» и мимолетно удивился вульгарности выражения. Сделав два шага к Кэнди, я взял ее за руку и сочувственно произнес:

— Мне очень жаль. — Но я, конечно, лгал.

— Но все же не так жаль, как Бузу, — торопливо проговорила Кэнди, уже волоча меня к двери. — У него теперь фингал под глазом.

Больница «Беличий Хребет» расположена в лощине к северо-востоку от Хантсвилла, а над ней возвышается Беличий хребет — гора. Это современное одноэтажное здание, которое выглядит как начальная школа или мотель, но пахнет… в общем, пахнет так, как оно и должно. Запах ударяет в нос, как только проходишь в дверь, — отвратительная смесь вони от мусора и беспорядка, от мочи, одеколона, протертой еды, сырых полотенец, испражнений, грязных простыней, хлорки, лизола. Потом в уши бьет звук: шарканье шлепанцев, храп, стоны, аплодисменты из ток-шоу по телевизору, стук подкладных суден, скрип колес инвалидных колясок; время от времени этот общий унылый фон разрывает испуганный вопль или леденящее душу завывание. Впечатление такое, как будто временами где-то там, в глубине, разгорается рукопашный бой, а вокруг шумит повседневная жизнь. Так оно и есть, здесь на самом деле идет бой со смертью.

Я прошел вслед за Кэнди к торцу длинного зала, где мы и обнаружили ее отца в дневной комнате отдыха. Приятно улыбаясь, он сидел, привязанный к креслу, и смотрел в телевизионный экран, где Алан Джексон пел и притворялся, что играет на гитаре.

— Доброе утро, мистер Нойдарт, — произнес я. Никогда не мог заставить себя называть его «Виппер Вилл». На самом деле я и не знал никакого Виппера Вилла, человека, который наводил страх на трейлерные стоянки в четырех округах. Тот, кого я знал и кто сейчас сидел перед нами, был крупным, но рыхлым мужчиной — мышцы, превратившиеся в жир. Зубов нет, волосы — длинные, редкие, белые — сегодня выглядели чуть более темными, чем обычно. Бледные голубые глаза не отрывались от экрана, а пальцы непрерывно поглаживали белую салфетку, которая прикрывала его колени.

— Что случилось, папа? — спросила Кэнди, мягко касаясь его плеча. Ответа, разумеется, не было. Виппер Вилл не сказал никому ни слова с самого января, когда его поместили в больницу и когда он обозвал старшую сестру, Флоренс Гейтере, проституткой, старой сукой и… ну, в общем, понятно. И обещал пристрелить ее.

— Я помогал ему выбраться из коляски, чтобы пойти в ванную, и тут он вскочил и как даст мне.

Я обернулся и увидел, что в дверях стоит худой негритянский парнишка в белом. В носу у него поблескивала бриллиантовая серьга, и он придерживал у подбитого глаза влажное полотенце.