Умри сегодня и сейчас - Сергей Донской
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виноградский с хрустом распрямился:
– Извините, я на минутку. Мне нужно подняться наверх.
Вернувшись обратно, он долго водил руками по скатерти, бессмысленно приговаривая:
– Так-так-так… Так-так-так…
Можно было не сомневаться, что подобная задумчивость была порождена изучением словаря иностранных слов или энциклопедии. Вера едва сдерживала шкодливую улыбку. Она-то знала, что скрывается под термином «геронтофилия». Болезненное стремление молодых людей к контактам с партнерами старческого возраста.
Ее, Верино, стремление к сидящему напротив хрычу в пижаме!
– Так-так-так, – бубнил Виноградский. – Любопытно, любопытно… Так-так-так…
Сейчас начнет лапать, добиваясь от меня неоднократных оргазмов, поняла Вера. Это уже перебор. Она посмотрела на часы и поспешила сменить тему разговора:
– Долго же они шляются. Вот возьму и тоже отправлюсь на прогулку. Пярну красивый город?
– Несравненный, – воскликнул Виноградский, пожирая ее глазами. – Но красивая одинокая женщина должна соблюдать при прогулке некоторые простые правила поведения. Хотите несколько практических советов?
– Конечно! – преувеличенно оживилась Вера.
– Хотя русский язык у нас знают почти все, но все же встречаются исключения. В таких ситуациях общайтесь либо по-английски, либо с помощью жестов.
– Я только один жест знаю. Ну тот, который делают с помощью среднего пальца.
Закашлявшись, побагровевший Виноградский продолжал:
– Главное, что надо запомнить, так это приветствие – tere.
– Тере?
– Тэрэ. Если вы не скажете этого слова, то вас могут принять за невежду. Кроме того, не нарушайте общественный порядок, не позволяйте себе каких-либо экстравагантных выходок, местные полицейские этого не любят. Вызывающих жестов тоже делать не рекомендую. – Виноградский насупился, явно припоминая какой-то случай из собственного опыта. – Например, у нас под угрозой большого штрафа запрещено распивать на улице спиртные напитки и пиво. Поэтому в Пярну вы не увидите людей с бутылками и банками в руках, как в России. Если уж очень захотелось пива, а до ближайшего бара слишком далеко (что само по себе в Эстонии маловероятно), то емкость с пивом необходимо поместить в пластиковый или бумажный пакет.
– А если мне захочется курить? – поинтересовалась Вера. – Куда прятать сигарету? В кулак или существуют какие-то специальные кулечки?
– Ну вы утрируете, – засмеялся Виноградский. – Курильщиков пока что не приравнивают к нарушителям порядка.
– Вопрос времени.
– Может быть, может быть. В Эстонии, как в любом высокоразвитом европейском государстве…
– Высокоразвитом? – переспросила Вера. – В чем это выражается?
Запнувшийся Виноградский нашелся лишь по прошествии нескольких секунд.
– Прежде всего, – сказал он, – это выражается в том, что у нас почти искоренена преступность. Гуляя в центре города, вы будете в полной безопасности даже в вечернее время.
– А в ночное?
– Сейчас, в марте, туристам ничего не угрожает ни днем, ни ночью. Преступления совершаются в основном летом. – Виноградский расправил плечи, словно это было его личной заслугой. – Вместе с туристами в Пярну приезжают воры-карманники, цыганки-гадалки и прочее отребье. Их жертвами становятся преимущественно финны, не знающие меры в употреблении спиртных напитков. Их специально подпаивают в барах, чтобы потом облегчить их карманы. Свиньи!
– Да, некрасиво, – согласилась Вера. – Подпоить, а потом обворовать – в этом есть что-то подлое.
– Я назвал свиньями финнов, которые надираются до поросячьего визга, – уточнил Виноградский.
– Вы не любите финнов?
– За что мне их любить?
– А эстонцев?
– В целом да. Но они совершенно не интересуются моими трудами, – досадливо поморщился Виноградский. – Ни защитными механизмами выживания бактерий и их токсинов, ни их приспосабливаемостью к хлористой среде. Поразительное равнодушие!
– Вы такой умный! – восхитилась Вера. – Я впервые общаюсь с настоящим ученым. Вы, наверное, очень состоятельный человек?
– Разбогатеешь тут, – буркнул Виноградский. – Эстонцы во всем стараются подражать своим капиталистическим братьям из Финляндии. Цены в магазинах запредельные. Коммунальные услуги раза в три дороже, чем в России. В каждом доме стоят счетчики не только на электричество, но и на газ, горячую и холодную воду. Приходится на всем экономить, считать и выкраивать. – Пощипывая мочку уха, Виноградский признался. – Надоело прозябать в нищете и безвестности. Скорее бы в Америку. Уж там мои мозги не останутся невостребованными.
Вера проследила за горделивым жестом, которым профессор погладил себя по волосам, и увидела целую тучу белесых пылинок, осыпавшихся вниз.
– Мозги теперь и у нас в почете, – произнесла она, проглотив тошнотворный комок в горле.
– Сомневаюсь, – сказал Виноградский. – Россия никогда не баловала своих лучших сынов. В советские времена три тысячи специалистов более двадцати лет трудились над тем, чтобы превратить в оружие сибирскую язву, сап, чуму, туляремию и другие смертельные болезни. Я был одним из них. А где благодарность?
«Тебе мало, что тебя до сих пор не поставили к стенке?» Изображая заинтересованность, Вера подперла кулаком подбородок и спросила:
– Если вы так стремитесь в Штаты, то почему вы до сих пор тут?
– Получить американское гражданство сложно, но мои шансы значительно возросли с появлением Ингрид, – пояснил Виноградский. – Она мой ан-гел-хранитель. Сама хлопочет о получении визы, ведет переговоры с американскими университетами, окружает меня заботой и лаской. Фея, настоящая добрая фея, иначе ее не назовешь.
«Тогда ты старый злобный гном, усыпанный перхотью с головы до ног!» – Вера сочувственно щелкнула языком.
– У вашей феи один существенный недостаток, – сказала она.
– Какой?
– Фригидность. В ваши годы рановато отказываться от плотских утех.
– А никто от них и не отказывается, – поспешил заявить Виноградский. – Что касается фригидности, то вы ошибаетесь. Ингрид ни разу не отказала мне в близости.
– Балтийская селедка тоже никому не отказывает в близости, – усмехнулась Вера. – Исправно спаривается с самцами, исправно мечет икру.
– Ну знаете ли! Сравнивать девушку с селедкой, это… это…
– Так ведь не с бледной же поганкой.
Виноградский хохотнул, но тут же взял себя в руки:
– Давайте сменим тему разговора, – строго сказал он. – Мне не нравится, когда посторонние люди обсуждают недостатки моей невесты.
– Как тогда насчет моих недостатков? – осведомилась Вера, сделавшись еще более порочной, чем она была на самом деле. – Их вы готовы обсуждать?
– Я… – Кадык Виноградского судорожно дернулся. – Я не понимаю, чего вы от меня добиваетесь.
– Мой муж со дня на день ожидает звонка из Лондона, – вдохновенно соврала Вера. – У него там намечается открытие совместного предприятия с англичанами. Если дело выгорит, Женя проведет в Лондоне не меньше месяца, так он сказал. В этом случае я буду вынуждена возвратиться в Москву без него. Давайте поедем вместе!
– А Ингрид? – заволновался Виноградский. – А помолвка? А Штаты?
– Никто ничего не узнает. – Вера перешла на страстный шепот. – Пусть Ингрид продолжает оформлять документы. Вы скажете ей, что должны забрать в Москве какие-то важные черновики… или пробирки с микробами… или… или не знаю что…
– Пробирок с микробами не бывает. Бывают…
– Ах, какая разница! Я живу одна, представляете? Ваши руки… – Вера покосилась на две пятнистые пятерни с набрякшими венами и подагрическими суставами. – Они, наверное, умеют ласкать по-настоящему.
– Чтобы выяснить это, совсем не обязательно ехать за тридевять земель, – оживился Виноградский, завладевая напрягшимися пальцами девушки.
Она выдернула их так поспешно, словно они угодили в пасти удава.
– Нет-нет, здесь у нас с вами ничего не получится.
– Но почему? – это был даже не возглас, а страстное мычание.
– Я не умею скрывать чувства, и муж сразу заметит, что со мной творится неладное, – сказала Вера, вставая. – Но если вы примете мое предложение, то не пожалеете. Дорога и проживание за мой счет. Кроме того, – поколебавшись, она решила выложить еще один фальшивый козырь, – кроме того, мой отец – большое светило в области макробиологии, вы могли бы выяснить у него условия работы в России.
– Но такой науки не существует! – воскликнул потрясенный Виноградский.
– Я имела в виду микробиологию, – поправилась Вера. – Папа выдвинут на соискание Нобелевской премии.
– Спицын, Спицын… Гм, Спицын? Странно. Никогда не слышал о таком бактериологе.
– До замужества я носила совсем другую фамилию, – выкрутилась Вера.
– Какую? – осведомился Виноградский, явно вдохновленный открывающимися перед ним перспективами.