Обращение Апостола Муравьёва - Аркадий Маргулис

Но Апостол не остался в одиночестве. На его левом плече, свесив ноги поближе к сердцу, примостился белый ангел. На правом, закинув ногу за ногу, устроился ангел в кровавом, в красном. Лиц Марат не различал. Подумав немного, раскрыл книгу. Решил на сей раз действовать основательно, понимая, что нахрапом святошу не взять. Бить надо его же оружием.

Внимательно прочёл Книгу Бытия. Затем отдельно двадцать шестой и двадцать седьмой стихи. Ни тот, ни другой к первому греху отношения не имели. Тогда зашёл с другой стороны, изучив описание греха, во всяком случае, всё то, что по его разумению тянуло на первородный человеческий грех. Досужая сказочка для детей. Но почему с этой книжкой носятся тысячи лет, неясно. Скорее всего, священник дурит голову, набивая цену себе и церкви, изображая, что в нескольких строчках заключён смысл мироздания. Пусть приходит и доказывает. Апостол устал, зол и не прочь кого-нибудь пришибить. Проще прочего на эту роль в одиночной камере подходит собственная тень – трусливое гнусное существо, вобравшее в себя тусклость лампочки. Но чтобы заснуть, нужен бой с тенью, обладающей сверхвыносливостью.

Апостол принял боевую стойку и ринулся в атаку, не позволяя врагу подготовиться к смертельному бою. Начинать всегда надо стремительно, с места в карьер, не потеряв ни одной секунды – их просто нет, секунд. Круши, рви, разбивай мифы кулаками. Марат некстати вспомнил слова Мастера: «Сначала научимся не вилять задницей», отвлёкся на долю секунды и пропустил сокрушительный удар. Нокдаун.

Глава 6. Ступени. Армейские каверзы

Хромой подполковник Родион Мефодьевич Кошелев, получивший Подольский райвоенкомат на откорм благодаря профессиональной травме, хмуро оглядывал будущих защитников Родины. Присматривался с крупицей едкого небрежения – здесь собрались послушные закону и равнодушные к обстоятельствам, страстные приверженцы священному долгу и те, чьи родители не сумели «отмазать» детей от срочной службы. Покупатели, в основном лейтенанты-первогодки, не спешили с выбором, дожидаясь, пока на проспиртованных физиономиях рекрутов проявятся признаки индивидуальности. Проводы в армию были незыблемой традицией. Военкому не верилось, что такой контингент справится в ближайшем будущем с возложенными обязанностями.

Свежее лицо Апостола выделялось на грустном фоне – так смотрелась бы благородная птица среди отчаянных монстров. Юноша был трезв и обнаруживал интеллект. Покупатели успели побороться за перспективу получить справного воина в свою часть, так что последнее слово, во избежание споров, оставалось за военкомом. Подполковник Кошелев взвешивал варианты. Погранец предлагал бутылку недорогого, но дефицитного болгарского коньяка. Гонец из элитного подразделения стройбата – новый шифер на крышу, простак из «химслужбы» пытался всучить набор фильтров, способных прищучить радиацию.

В свою очередь подполковник втихаря посмеивался над молодыми офицерами. Бывалому кадровику хватило взгляда на владельца блудливой улыбки, чтобы решить для себя: ничего путного в часть этот лоботряс не принесёт. Возможно, отдельные батальоны КГБ или спецназ ГРУ смогли бы обуздать паршивца, но этих пока не предвиделось.

Оставив призывников дышать собственными алкогольными миазмами, подполковник похромал к кабинету. Ему предстояло проинструктировать уборщицу, присланную из биржи занятости на время болезни постоянной работницы военкомата. Выполнив с неохотой необходимость, допустил женщину к службе и занялся долгожданным. На небольшом, но вызывающем уважение массивном столе появилась пара бутылок «Жигулёвского». Затем военком с предосторожностью вынул из сейфа вполне чистый стакан, больше для приличия, чем по надобности, подул внутрь и поставил на салфетку. За дверью послышался шум и подозрительная возня. Затем звуки щедрых затрещин. Трезвому трудно остаться неприкосновенным в пьяном сообществе – такой на Руси издавна смотрелся, как стукачок.

Картина представилась очевидная. Когда отвращение к инакомыслящему, замешанное на страхе перед армейским будущим, достигло критической точки, неконтролируемая реакция переросла во взрыв. Одного не учла стая монстров – благородная птица способна дать стремительный отпор. Что произошло в отсутствие командиров, осталось за кадром, но когда они появились, Апостол гасил последний очаг сопротивления.

– Смирррно! – оценив ситуацию, профессионально пропел подполковник.

Офицеры рассредоточились за его спиной и приготовились к экстренным мерам. На Марата вяканье хромого служаки не произвело впечатления – он был занят. Зато его жертвы, запуганные правдами об ужасах армии, прекратили сопротивление, попытавшись вытянуться во фрунт. Марат вернулся на место, не удостоив офицеров взглядом. Подполковник, ещё не решив, как проучит стервеца, решительно шагнул к нему. Апостол поднял голову. Кошелев, будто споткнувшись, с трудом удержал равновесие, до смешного похожий на аиста в вицмундире, раскинувшего в стороны крылья. Взгляд васильковых глаз напротив не предвещал радушия, скорее, унижение и позор в стенах родного военкомата, притом на глазах у младших по званию.

Родион Мефодьевич вмиг прикинул, что уж не молод для боевых учений, и оглянулся назад, справедливо рассчитывая на помощь. Молчаливый зов правильно поняли несколько офицеров и одновременно продвинулись вперёд. Действовали грамотно, сохранив линию атаки, и лишь поближе предприняли фланговые манёвры.

Марат не собирался облегчать им задачу, продолжив сидеть на полу, безучастно прислонившись спиной к стенке. Достигнув разумной границы, офицеры предусмотрительно остановились. Пассивное сопротивление не входило в расчёт. Оставалось за немногим. «Погранец» ухватил бунтаря за ворот рубахи. Пытался ухватить. И сразу, как скошенный стебель, упал на руки соратников – Марат оказался на ногах и задал смельчаку бычка. Лейтенанты, взревев, пошли на обидчика вместе. На лице Апостола подполковник различил явное желание поразмяться.

– Сто-ять… – едва слышно прозвучал голос, принадлежавший человеку, несомненно, привыкшему командовать и добиваться исполнения приказов. Всё замерло. Взоры обратились на незнакомца, высокого, тощего как смерть, старика. Откуда он взялся, и как при несусветной худобе ему вообще удавалось стоять, оставалось загадкой. При более внимательном рассмотрении, на что присутствующие не располагали ни временем, ни желанием, фигура старика напоминала повисшую плеть.

– Что здесь происходит, подполковник? – спросил так же тихо дед.

За долгую карьеру Родиону Мефодьевичу приходилось слышать много начальственных голосов. Этот – из очень авторитетных. Если не из самых. Оставалась шаткая надежда, что худосочный старикан – дед какого-то призывника, партийный бонза или громадный начальник. Тогда можно смело замять дело. Подпустив елея, Кошелев поинтересовался:

– С кем имею честь?

Живописная картина впечатляла. На полу корчились в несчастных позах тела, к стенам жался уцелевший молодняк, в ожидании распоряжений застыли лейтенанты. Прочитав вытребованные «корочки» деда, подполковник едва не сел на пол. Единственными бодряками в помещении выглядели старик и Марат. Апостол, хотя и признавал в худосочном вожака, подчиняться не считал нужным. Нарочито развязно прошёл мимо офицеров, попытавшись отодвинуть плечом деда:

– Отлить не дадут… Посторонись, дедушка…

Что произошло далее, Марат осознать не сумел. Стены, потолок, пол, закружились в хаотическом беспорядке. Перед глазами солнечно подмигнули окна, мелькнула стрелой зигзаг паркета, потерял опору портрет военного министра. С напевным фальцетом капитулировала дверь. Очнулся на полу в позе эмбриона, на нём, как на бревне, сидел старик и что-то толковал подполковнику. Кошелев с готовностью кивал, соглашаясь заранее. Заметив, что юноша очнулся, старик встал, вздохнул и, не оглядываясь, двинулся в кабинет военкома. Уже на входе, не оборачиваясь, пригласил:

– Следуй за мной… гладиатор.

– Давай топай, крокодил… – попытался восстановить статус-кво Кошелев.

Марат поплёлся за стариком, по дороге заставив военкома посторониться.

– Дверь прикрой, не в джунглях родился, – приказал старик Марату, когда тот присел напротив.

Апостол встал, но, повернувшись к двери, обнаружил, что она заперта. Сам и закрыл её секунду назад.

– Итак, лётчиком тебе не быть, как-то не уверен в себе. Сапёром – тем более. Но можешь оказаться полезным Родине в других ипостасях.

Что означает ипостаси, Апостол в точности не знал. Его ткнули носом, как кутёнка, пришлось попробовать на вкус собственное дерьмо.

– Ну что, карась, обоссался? – спросил старик, застыв мумией в кресле военкома.

– Нет, – признался Марат.

– Что-то не верится. Но есть способ проверить. Меня всегда интересовали люди, чьи поступки трудно предвидеть. Знал я, что ответишь «нет», и догадывался, что не из-за отсутствия страха. Ты точно не отморозок. Тогда что в тебе? Равнодушие к судьбе? Бывает. Принятие авторитета? Сомнительно, – Марат молчал, чувствуя, что старику не нужен ответ, одни рассуждения вслух. – В тебе сольный потенциал… Сейчас я веду интересный проект, нужны самодостаточные люди, способные мыслить автономно. И даже неординарно. Сделаем так – мне пора отлучиться, не дольше суток… Хочу застать тебя невредимым – здесь, не в милицейском участке. Если убедишь, что пригодишься, то вместо скучной… впрочем, опасной для жизни службы, станешь реально полезным Родине. Кстати, солдаты, подобные тебе, часто оказываются дома задолго до окончания срочной, обычно по причине наличия кровяных телец в моче, – Марат приподнял бровь.