Знаменитые судебные процессы - Фредерик Поттешер

— Чем вы вырвали глаза своей жертве?

— Пальцами!

— Зачем вам понадобился нож?

— Я сделала надрезы…

Еще одно странное слово. Глубокие резаные раны, следы побоев на телах жертв, а сказано «надрезы». Так говорит эта хрупкая на вид девушка. Словно речь идет о шитье. «Надрезы», сделанные на трупе, поскольку госпожа Ланселен к тому времени скончалась…

— Судебно-медицинский эксперт подтверждает этот факт, — отмечает председатель. — Именно поэтому вам предъявлено обвинение в убийстве госпожи Ланселен, а вашей сестре придется отвечать и за это убийство, и за убийство мадемуазель Ланселен.

В остальном Лея подтверждает слова сестры: они не испытывали никакой вражды к семье Ланселен. И не состояли в половой связи.

— Чувствуете ли вы сожаление по поводу случившегося? Может быть, хотите дать какие-либо объяснения?

Лея молчит.

— Тогда садитесь!..

Начинается допрос свидетелей. Между тем вещественные доказательства, в том числе и помятый кувшин со следами засохшей крови, переходят от одного присяжного к другому.

— Я еще ни разу не видел таких изуродованных трупов, — замечает судебно-медицинский эксперт доктор Шартье.

Публика негодует. Раздаются крики:

— Смерть им!

Кристина и Лея сидят будто каменные истуканы — ни малейшего движения, даже глазом не моргнут.

Кто же они такие, эти сестры Папен? Какой жестокий дьявол завладел их душами? Почему эти две девушки в мгновение ока превратились в разъяренных фурий-убийц? Все было бы ясно, если бы они были просто сумасшедшими…

— Доктор Шварзиммер, клянитесь говорить правду, только правду…

Доктор Шварзиммер — известный психиатр. Ему было поручено обследование обвиняемых. От эксперта ждут откровений или по крайней мере попытки объяснить, что произошло. Он начинает:

— Если на первый взгляд преступление наводит на мысль о том, что оно совершено сумасшедшими, эпилептиками, то я в состоянии доказать, что это но так. Психические заболевания здесь ни при чем…

Невозмутимый, уверенный в себе психиатр начинает перечислять доводы в подтверждение своих слов. Никаких мозговых травм, никакой дебильности. Напротив, у Кристины средний уровень умственного развития. Никаких проявлений бредового состояния, никакой порочной наследственности, однако эмоционально она существо ущербное, поскольку ее единственная привязанность — сестра. Что касается Леи, то хоть она и менее умна, чем Кристина, но тоже не дебил, как пытаются представить некоторые.

Как же так? А родственники? Дед — эпилептик, двоюродный брат умер в приюте для умалишенных, неврастеник дядя повесился у себя в комнате. Разве это ничего не значит? А как протекало детство сестер? Гулящая мать, впавшая со временем в истерический мистицизм; она не заботилась об отце, не заботилась о дочерях, а однажды и вовсе исчезла. Лея тогда была совсем маленькой. Алкоголик-отец был равнодушен к дочерям. Его интересовала лишь старшая, Эмилия.

Когда ей было одиннадцать лет, он силой склонил ее к сожительству. Став взрослой, Эмилия постриглась в монахини. Кристину, после того как родители разошлись, вырвали из дома ее тетки, которая с любовью воспитывала ребенка, и поместили в церковный приют. А Лея, забытая всеми девчушка, которую и любить некому? Некому… кроме Кристины. Весь мир Леи сосредоточился в Кристине.

Тем не менее доктор Шварзиммер явно отказывается принимать во внимание то, как сложилась жизнь сестер. Кристина и Лея несут за свое преступление ответственность, полную ответственность.

Кровосмесительная греховная связь между сестрами? Их любовь? Знаменитый доктор одним взмахом руки отметает и это. Кристина — симулянтка. Вспомните сцену в тюрьме, когда надзирательницы разрешили двум сестрам встретиться. Эта сцена была на редкость грубой и бесстыдной. Защита остановится на пей особо. А что было после этого? Психиатр с подъемом вопрошает; «Разве Кристина не призналась, что ломала комедию?» Ах, господа присяжные!

Увы! Доктор Шварзиммер не знает, что в окрестностях Ле-Мана «ломать комедию» означает «устраивать сцену». Да откуда ему это знать? Тогда пришлось бы разбираться в истории этих двух женщин, признать, что они корнями вросли в обычаи края, где до сих пор царят примитивные крестьянские нравы и где каждый живет сам по себе.

— Не греша против совести, — четко выговаривает доктор Шварзиммер, — заявляю, что за свое деяние они несут полную ответственность согласно духу статьи 64 Уголовного кодекса.

Если присяжные согласятся с экспертом, они вынесут смертный приговор.

Метр Шотан, защитник Лен, тут же задаст доктору Шварзиммеру каверзный вопрос на который тот отказывается отвечать, после чего председатель суда Беше разрешает ему покинуть свидетельское место.

Его сменяет свидетель со стороны защиты — доктор Логр, врач-психиатр префектуры полиции. Доктор Логр не ставит под сомнение высокий профессионализм своего именитого коллеги, но со своей стороны обращает внимание па ряд деталей, которые его собрат по профессии и два ассистента обошли молчанием. Прежде всего удивляет несоответствие между мотивами (гнев из-за укоров хозяйки) и изощренной жестокостью двойного убийства. Особенно поражает то, что у женщин были вырваны глаза — беспрецедентный случай в судебных анналах.

— Разве подобные увечья, — задает вопрос доктор Логр, — не свидетельствуют о сильнейшем половом импульсе, который нашел садистский выход? Занялся ли кто-либо мыслью исследовать странный дуэт, который образуют сестры? Не стоит ли рассматривать способ убийства в свете половой озабоченности Кристины в тюрьме?

И доктор Логр возвращается к так называемой «комедии» или «сцене» в тюрьме. Кристина с надрывом кричит в лицо охранницам: «Верните мне мужа». «Мужа»! Она говорит о Лее. Как только Лею приводят к ней в камеру, она принимается ласкать и обнимать сестру. Их тут же приходится разлучить.

Кристина и Лея вели себя не как сестры, а как любовники.

Любовники… Кто из судей осмелится произнести столь неприличное слово?

— Можно поставить и диагноз истерической эпилепсии, — продолжает доктор Логр. — Во всяком случае, я счнтаю необходимым провести дополнительное обследование. В противном случае останется сомнение в правильности вердикта.

Но выступление доктора Логра не поколебало позиции доктора Шварзиммера — он отказывается менять заключение.

Встает метр Шотап:

— Я требую провести новую экспертизу душевного состояния обвиняемых.

Метр Мульер, представитель потерпевшей стороны, тут же соглашается.

— Я не возражаю против обследования, но не вижу в нем необходимости.

Прокурор решительно протестует против любой отсрочки, и суд в конце концов отклоняет требование защиты. По-видимому, никто не желает верить в безумие сестер Папен. Тем не менее ни один человек по-прежнему пе понимает, почему они совершили убийство. Но слишком поздно стремиться к пониманию. Да и нужно ли это кому-нибудь? Настало время защитительных и обвинительных речей.

Адвокат — представитель потерпевшей стороны умело играет па чувствах публики и присяжных. Он восклицает:

— Кристина лжет. Мадам Лансслен не провоцировала ее. Сестры Папен устроили своим жертвам настоящую засаду. И если они вели себя как дикие звери, то и судите их. как диких зверей!

Он считает, что Кристина заслуживает смертной казни. Для Леи метр Мульер требует пожизненной каторги.

Объявляется перерыв. После возобновления заседания в 21 час прокурор республики Рижер поддерживает обвинение столь же яростно, что и предыдущий оратор:

— За нею спою долгую карьеру я ни разу не видел таких изувеченных тел… Эти девицы совершили свое преступление совершенно хладнокровно!

Сидящие на скамье подсудимых Кристина и Лея, похоже, даже не слушают. Может, говорит вовсе не о них?

— Эти женщины отнюдь не безумны, они просто не умеют сдерживать свои порывы! — надрывается прокурор. — Бешеные собаки кусают, поскольку они больны, а злые псы, которые могут питать и привязанность, кусают, когда им вздумается. Сестры Папен не бешеные собаки, а злые псы. Я призываю присяжных быть неумолимыми и требую максимального наказания: эшафот для Кристины, каторга для Леи.

Псы, собаки… Нервы присутствующих напряжены до предела, Встает метр Жермена Бриер, защитник Кристины.

— Когда я впервые увидела сестер Папен в тюрьме. — начинает она, — мне сразу стало ясно, что передо мной душевно больные женщины.

И адвокат с блеском перечисляет неточности и пробелы в докладе психиатров.

— Разве принята во внимание история семьи? Разве учтен образ крестьянского мышления? В деревне есть вещи, о которых не принято говорить.

И обвиняемые и свидетели молча выслушивают сообщение Жермены Бриер о том, что отец обвиняемых совратил старшую дочь.