Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера - Генрих Гофман

Мне снова повезло оказаться в нужном месте в нужное время, и я снова выныривал то тут, то там, запечатлевая своей фотокамерой сцены этого исторического события.

Всеобщее ликование просто не поддавалось описанию. Подобно молнии весть облетела город, и за считаные минуты отель с радостными криками окружила огромная восторженная толпа. Вечером Гитлер отправился в рейхсканцелярию, чтобы принять парад – факельное шествие, организованное Геббельсом, в котором участвовали войска СА, СС и вермахта. Геббелье подготовил настоящий шедевр, и это поразительное и ошеломляющее проявление энтузиазма показало, что в искусстве пропаганды для него не осталось секретов.

– Этот маленький доктор, – сказал мне Гитлер, – настоящий волшебник. Как только ему удалось за какие-то несколько часов из воздуха сотворить тысячи факелов?

Один за другим Геринг, Геббельс, Фрик и Бломберг вставали рядом с Гитлером у небольшого окна рейхсканцелярии, так как там было недостаточно места, чтобы встать всем вместе. Шествие продолжалось несколько часов кряду, непрестанные крики «ура!» в честь нового рейхсканцлера и его соратников сотрясали воздух. Это зрелище произвело неизгладимое впечатление на иностранных дипломатов и журналистов, впечатление, которое они с точностью донесли до своих правительств и газет.

В окне президентского дворца, соседнем от рейхсканцелярии, виднелась фигура престарелого и седого президента Гинденбурга, его тоже приветствовали радостными возгласами, такими же сердечными и восторженными, и они явно тронули его до глубины души.

Гитлер относится к Гинденбургу с глубоким почтением. Он называл Гинденбурга отцом, другом и советчиком.

В последовавшие дни девизом Гитлера и его нового правительственного кабинета, как, впрочем, и моим, стало «полный вперед!». Конца не было просьбам что-нибудь сфотографировать: Гитлера в должности рейхсканцлера, потом всех новых министров, присягу чиновников старого рейха и канцелярии, и прочая, и прочая.

Кроме того, я получил привилегию быть единственным присутствующим при том, как Гитлер впервые выступил по радио в роли рейхсканцлера с обращением к немецкому народу и всему миру. Мне также позволили делать фотографии во время этой исторической радиопрограммы. Его желание поставить радио на службу пропаганде сбылось. Хотя он сам никогда не слушал радиопередач, он полностью отдавал себе отчет, какое значение имеет радио в политике.

Однажды, когда генерал Шляйхер должен был выступать с важной речью, Гитлер отказался слушать радио.

– Я не желаю, чтобы кто-то оказывал на меня влияние, – заявил он, – и по этой причине принципиально отказываюсь слушать какие бы то ни было политические речи по радио.

Этих принципов он придерживался неукоснительно и отказывался слушать даже речи иностранных государственных деятелей.

Текущие политические события потребовали коренным образом изменить и мои собственные дела. Мне пришлось переехать в столицу. В доме 10 по Кохштрассе я основал «Иллюстрированную прессу Гофмана», а чуть позже открыл фотоателье в отеле «Бристоль». Геббельс настаивал на том, чтобы я вошел в министерство пропаганды, но я с благодарностью отказался от его предложения. Я не испытывал желания занять государственный пост и был твердо намерен и дальше оставаться частным предпринимателем. Я стремился создать коллекцию своих фоторабот, которая представляла бы истинную историческую ценность.

Так или иначе, но в 1933 году я не имел ни малейшего намерения становиться работником какого бы то ни было министерства или получать приказы от кого бы то ни было. Моя дружба с Гитлером носила характер личной привязанности, такой я и хотел ее сохранить.

Мое равнодушие к политике, власти или высокому положению, упорные отказы занять какую-либо должность в партии и мое искреннее желание сохранить чисто личные отношения с Гитлером позволили ему не просто поддерживать нашу дружбу, но и полностью доверять человеку, который, как ему было прекрасно известно, не преследовал никаких своекорыстных целей и всегда говорил с ним откровенно и свободно в меру своих ограниченных способностей. В одном я совершенно уверен: мы никогда не стали бы близкими друзьями, если бы я согласился на какой-нибудь пост под эгидой партии. Как мне кажется, он тоже придавал важность нашим личным отношениям и желал, чтобы я продолжал обращаться к нему «герр Гитлер», а не «господин рейхсканцлер» или «мой фюрер».

Сразу же после прихода Гитлера к власти Геббельс в узком кругу сотрудников Гитлера объявил, что к Гитлеру следует обращаться «господин рейхсканцлер», так как это соответствует его новому статусу. Я спросил у Гитлера, как мне следует отныне к нему обращаться.

– Для вас, Гофман, – сказал он, положив руку на мое плечо, – я всегда останусь просто герром Гитлером.

На мою работу эта дружба тоже никак не влияла. Я был и остался газетным фотографом и продолжал рассылать свои снимки во все иностранные издания, которые были готовы их напечатать, независимо от их принадлежности к левым, правым или центристским политическим движениям. Конечно, после 1933 года на родине мои фотографии публиковали исключительно нацистские газеты, ибо партия взяла под полный контроль всю печать в стране и других газет просто не было.

Одной из акций Геббельса, которая отнюдь не была единодушно одобряемой и вызвала в партийных кругах самую резкую критику, было знаменитое сожжение книг на берлинской площади.

Я без колебаний и вполне откровенно сказал Гитлеру, что я об этом думаю.

– Такие вещи, – сказал я, – попросту дискредитируют рейх и партию, особенно когда происходят огульно, без разбора, а все, чего можно ими добиться, – это дешевая популярность у толпы и черни. Многие сожженные книги действительно ничего не стоили, но там было и много трудов, имеющих солидную репутацию во всем мире. Да ведь жгут даже словари, только потому, что их составляли евреи!

Тем не менее Геббельсу удалось настоять на своем.

– Люди должны сами увидеть, что это настоящая революция, хотя она и была бескровной, – заявил он.

Сожжение книг стало символическим актом. Но поджог Рейхстага был актом вандализма, которому суждено было стать сигналом!

26 января 1933 года мы с Гитлером приняли приглашение отобедать с Геббельсом на Рейхсканцлерплац. Из уважения к Гитлеру мяса не готовили. Однако, помимо вегетарианских блюд, подали рыбу; но, когда Гитлеру предложили крупного карпа, он отказался.

– Я думала, вы едите рыбу, мой фюрер, – сказала фрау Геббельс. – Рыба – это же не мясо.

Гитлер улыбнулся не без сарказма.

– Значит, по вашему мнению, дорогая сударыня, рыба – это овощ!