Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера - Генрих Гофман

На следующий день я присутствовал в рейхстаге и слушал выступление Гитлера, в котором он драматически объявил парламенту:

– В то самое время, как я говорю с вами, господа, немецкие войска переходят Рейн и овладевают оккупированной рейнской территорией!

И действительно, когда самолеты приземлились на другом берегу Рейна, журналистам сообщили, что немецкие войска перешли реку и в этот самый час занимают свои старые гарнизоны!

После того как армия заняла Рейнскую землю, Гитлер сказал мне:

– Две ночи я не смыкал глаз! Я снова и снова задавал себе один тот же вопрос: как поступит Франция? Будет ли она сопротивляться горстке моих батальонов? Я знаю, что бы я сделал на месте французов; я бы ударил по врагу и не дал бы ни одному немецкому солдату перейти Рейн. Все это оказалось возможным только в условиях строжайшей секретности. Геббельс хорошо постарался. То, что мы устроили миру еще один сюрприз, – это полностью его заслуга!

– Через несколько дней я еду в Мюнхен, – сказал мне Гитлер в Берлине в начале марта 1938 года.

Когда мы приехали в Мюнхен и, как обычно, зашли в кафе «Хек», он вдруг повернулся ко мне и сказал:

– Гофман, у меня небольшое совещание в Мюльдорфе. Хотите поехать со мной? Я рассчитываю вернуться в Мюнхен к вечеру, но на всякий случай возьмите с собой все, что вам понадобится, если придется заночевать. Но в первую очередь не забудьте взять вашу «лейку»!

В Мюльдорфе, что неподалеку от австрийской границы, Гитлер прямиком направился в деревенскую школу, где его встретили несколько генералов. Я заметил разложенные на столах крупномасштабные карты Генштаба. Что же планируется? Маневры? В такое-то время года? Конечно, я слышал о том, что войска концентрируются у границы, чтобы заставить австрийское правительство задуматься о серьезности положения; но в то же время я слышал и о том, что все это не более чем блеф.

Гитлер вышел из школы в приподнятом настроении.

– Господа, – сказал он, – не хотели бы вы проехаться со мной в Зимбах? Это всего лишь в нескольких километрах отсюда, а мне бы очень хотелось посмотреть на Браунау, место, где я родился, это на другом берегу Инна.

По дороге в Зимбах стало очевидно, что Гитлера там ждали. Повсюду развевались флаги и транспаранты с лозунгами, рабочие трудились в поте лица, чтобы закончить украшение улиц и домов.

Наше прибытие встретили громкими приветственными криками. Внезапно Гитлер поднялся в машине и выпрямился по стойке «смирно».

– Итак, через мост и на Браунау!

На середине моста, у австро-германской границы, стоял в ожидании немецкий офицер. Машину окружили дети в нарядной одежде и задарили фюрера букетами цветов. Только тогда мы поняли то, что уже знали зимбахские жители, – мы едем в Австрию! Гитлер обернулся и весело рассмеялся, глядя на наши удивленные лица. Ему удался еще один сюрприз! Браунау был охвачен волнением. Именно тогда мы впервые услышали, что за несколько часов до того немецкие войска перешли границу, и везде народ встречал их с невероятным воодушевлением. Мы ума не могли приложить, откуда у местных жителей взялось столько флагов со свастикой, фотографий Гитлера и транспарантов с лозунгами, ведь все они были запрещены в Австрии под страхом сурового наказания. Встав на подножку автомобиля, я стал фотографировать энтузиазм толпы на свою «лейку». Камера не лжет, да и киносъемка окончательно доказала, что в 1938 году подавляющее большинство австрийского населения радостно приветствовало Адольфа Гитлера.

Час за часом возгласы «Хайль!» гремели в наших ушах, и, где бы ни останавливалась машина Гитлера, воодушевленная толпа взрывалась криками. Позднее тем же днем мы въехали в Линц, в котором Гитлер провел часть юности. Там мы отправились в гостиницу «Вайнцингер», где уже собрались городские власти и партийная верхушка, чтобы приветствовать нас.

В мгновение ока вся картина изменилась. «Маленькая частная экскурсия», как назвал ее Гитлер, закончилась. Гостиница превратилась в штаб-квартиру.

Телефон звонил не переставая. Из Вены прибыл канцлер доктор Зейсс-Инкварт, и Гитлер его встретил словами: «Благодарю вас за Австрию!» В тот же вечер Гитлер выступал с балкона муниципалитета перед восторженной и взволнованной толпой; там собрался весь Линц.

Заседания продолжались до раннего утра, и, даже когда Гитлер наконец-то удалился, он не лег спать, но велел подать чай к нему в номер, куда пригласил нас и господ из Вены. Обсуждались планы и оговаривались детали австрийской аннексии и захвата власти со свержением правительства и администрации. Гитлер находился на высшей точке душевного подъема, ибо заветная мечта его детства – влиять на судьбы своего отечества – шаг за шагом начинала сбываться, причем с таким размахом, который ему и не снился.

Кроме того, всю ночь он поддерживал постоянный и тесный контакт с Муссолини. Он считал, что перевал Бреннер[2] может вызвать некоторые опасения у дуче, особенно из-за того, что уже ходили слухи о празднике в честь освобождения и торжествах в Южном Тироле. Гитлер знал темперамент Муссолини и понимал, что, только постоянно и полностью информируя его о событиях, по мере того как они происходят, он может сохранить дружбу с Италией, которой он дорожил.

Владелец гостиницы отвел ему апартаменты, которые обычно занимал сам с женой, и это, право слово, был лучший номер в отеле. Но расставленные и развешанные в апартаментах всевозможные чучела зверей не доставляли фюреру никакого удовольствия, поскольку он был категорическим противником любых кровавых развлечений.

Над большой двуспальной кроватью, украшенной позолоченными ангелами, висела обрамленная гравюра с изображением знаменитой танцовщицы Жозефины Бейкер, а на стенах висели огромная копия Рубенса и пастельная копия «Цветущей» Аштета, голова длинноволосой женщины в профиль. Вот в такой-то комнате прошли окончательные переговоры о присоединении Австрии к германскому рейху.

Из Линца триумфальный марш двинулся в Вену. По пути мы обогнали походную колонну под командованием майора Ласелле, кавалера медали «За заслуги», который тут же явился к Гитлеру с докладом. Он прискакал галопом с обнаженной саблей и остановился как вкопанный перед самой машиной. Вдруг его лошадь шарахнулась в сторону, сбросила всадника, и он сломал руку.

Этот трагикомический эпизод заставил Гитлера коротко высказаться о применении лошадей в военных целях. Неужели при современном прогрессе, сказал он, нельзя прибегнуть к чему-то более надежному в техническом смысле!

Энтузиазм, с которым нас встречали до сих пор, ни в какое сравнение не шел с тем, как нас встретили в Вене. Казалось, что все два миллиона венских жителей столпились на тротуарах, и отель «Империал» на Рингштрассе постоянно окружала огромная толпа, скандировавшая: «Мы хотим фюрера!» и «Ура отечеству!». Снова и снова Гитлер был вынужден выходить на балкон и показываться перед кричащим, жестикулирующим народом.