Перегон - Игорь Сапожков

Войдя в вагон караулки Самсонов неожиданно сбавил темп и жестом показал солдату остановиться.

— Ты Косорота не видел? — вполголоса проговорил он не оглядываясь.

— Так точно, видел. Он нас с Конём отправил, а сам стерёг здесь Момонтова. Ну этого, законника из ноль четвёртого… Часа полтора назад, наверное…

— А где он сейчас?

— Не могу знать, товарищ капитан, — по уставу ответил солдат.

Немного подумав офицер не спеша двинул вглубь вагона, расстёгивая на ходу кобуру. У входа в караулку он остановился, приложил указательный палец к губам, прижал ухо к двери и прислушался. Между тем рядовой Лавилль снял с плеча автомат и положил его цевьём на левую ладонь. Увидев это Самсонов одобрительно кивнул подбородком и медленно открыл дверь. Не смазанные петли предательски скрипнули…

По уставу караульной службы, в дни, когда температура воздуха падала ниже 35 градусов, охрана несла службу только внутри вагонов. Не успели беглецы выскочить из Столыпина и отойти на несколько шагов, как «Перегон» конвульсивно вздрогнул, зашипел и лязгнув сцепками тронулся с места. Состав отъехал всего на десяток метров, когда из вагона выпрыгнул Фадей. В руках он держал книгу, за которой его послал Мамонт.

— Здесь карта и малява для Савелия, — объяснил он остальным, — ну теперь с Богом…

Спустя минуту, разогнав морозное марево, поезд растаял за низким горизонтом.

Всё вокруг напоминало покрытое снежным саванном заброшенное кладбище. Первым шёл Чингисхан, он уверенно выбирал дорогу время от времени посматривая в небо. За ним двигались Ольга и Саша, замыкал беглецов Фадей. Он время от времени останавливался оглядывался и внимательно всматривался в темноту. Мужчины были одеты в солдатские бушлаты и валенки, за плечами у каждого висел вещмешок, Сашин казался чуть больше и тяжелее остальных. Он был плотно набит, аккуратно уложенными пачками воровских денег. Поравнявшись с волками беглецы остановились, Фадей снял с предохранителя и сжал в руке, отобранный у прапорщика пистолет. Люди и звери одновременно почувствовали, как сгустился воздух над поляной. Вожак сделал несколько грозных шагов вперёд, ему на встречу вышел Саша, их глаза встретились — человеческие провалились в красную пропасть, волчьи натолкнулись на каменную скалу. Звери остались спать на снегу, люди пошли своей дорогой…

Два часа спустя небо неожиданно порозовело. Больно царапнув глаза, первый утренний луч солнца взорвал кромешную тьму ночи. Саша двумя большими прыжками догнал Олю, укутанную в овечий полушубок Косорота и взял её за руку:

— Я тоже слышу твоё сердце!

Мамонт стал постепенно терять чувство реальности. Сперва ему показалось, что состав движется, потом он поймал себя на мысли, что это он сам летит над своей жизнью. Перед глазами он вдруг ярко увидел маму, развешивающую голубоватые простыни у подъезда их дома на Чёрной Речке. Потом Костика, принимающего присягу по окончанию военно-морского училища, его счастливые глаза и золотой кортик на ремне. Затем появился Саша, сперва в боксёрских перчатках на ринге, потом в Крестах на бетонном полу, в луже крови. Дальше бесконечные лагеря, колонии, зоны… Лица сменялись лицами, но одно появлялось чаще других. Этобыла Таня. Она стояла одна на заснеженном перроне, её лицо мелькало в просветах между летящими вагонами. Из её глаз катились слёзы, падая они замерзали и со звоном разбивались. Звон этот напоминал колокольный, он доставал до самой глубины души и приводил её в трепет. Вор почувствовал, как весь дрожит и открыл глаза. Перед ним было искажённое ненавистью лицо капитана Самсонова. Он что-то кричал и тряс его, ухватив за воротник рубашки. Уголком глаза вор уловил, как за окном, сквозь заснеженные ели, пробивается первый луч восходящего солнца. Он несколькими маленькими вздохами набрал полные лёгкие воздуха, нажал большим пальцем на кнопку оставленной ему Фадеем выкидухи и резко всадил её в шею офицера. Лезвие по рукоятку легко вошло в сонную артерию. Самоса умер даже не сообразив, что произошло. Мгновение спустя раздался выстрел, сухой и короткий, как воля. Мамонту даже показалось, что он видит полёт пули, чувствует как она прожигая кожу плавно входит в его тело, ломает ребро, рвёт на части сердце и выскочив из спины с визгом рикошетит о стену, оставляя на ней бурые пятна крови. Через мгновение этот визг и растерянный взгляд солдата, медленно растворились в его затухающем сознании.

Утром «Перегон» отогнали в тупик, на поиск беглецов была отправлена спецрота комендантского гарнизона. В помощь солдатам, Жилкявичус выпросил в авиаполку вертолётное звено. В то же время всех этапников перевезли в Хабаровскую крытку, где долго и тщательно допрашивали. Кроме зэков, оперативники допросили весь конвойно-надзирательный персонал, всех солдат и офицеров этапа. По фактам побега и поджога в Дзержинском районе Хабаровской прокуратуры, были возбуждены уголовные дела. Следствие длилось почти месяц. Постепенно следователям удалось восстановить цепь событий, произошедших той трагической ночью. Неясной осталось только одна деталь — зачем беглецам потребовалось вламываться в Ленинскую комнату и раскурочивать постамент, на котором покоился бюст вождя революции. И это в то время когда у них буквально каждая минута была на счету. Логического объяснения так и не подобрали и этот факт незаметно изъяли из толстой пачки протоколов.

После окончания следствия из морга забрали два тела. Капитана Самсонова одели в парадный мундир, запаяли в цинковый ящик и с сопровождающим прапорщиком отправили в Ярославль. Зэка Момонова заколотили в стандартный сосновый гроб и похоронили на старом тюремном кладбище за самым дальним бараком. Пожар списали на беглецов. За потерю табельного оружия, прапорщику Косороту был объявлен строгий выговор с занесением в личную учётную карточку, рядовой Лавилль так и не подал рапорт о переводе на сверхурочную службу, он вскоре демобилизовался и вернулся в Новый Авиньон. Шестинедельные поиски беглецов результатов не дали…

Таёжный лес был мрачен и зол, казалось он хранит ужасные тайны. И это не удивительно, ведь в лесу множество безымянных погостов. Когда поблизости нет водоёмов, лихие люди концы обычно прячут в недра. Свободного пространства в лесу почти не было, деревья росли плотно друг к другу, редкие поляны были густо покрыты колючими безымянными кустами и засыпаны девственно белым снегом. Скрипучий шёпот невидимых существ хмуро дразнил сонное эхо, свирепый мороз пробирал путников до костей. Лес казался равнодушным и вечным, он вызывал странное чувство страха, непобедимое рассудком.