Беспредел - Игорь Бунич

Уже не думая о том, рехнулся я или нет, желая задать еще массу вопросов, я сказал по-русски:

— Успокойтесь, ради Бога! Я не собираюсь причинять вам какой-нибудь вред. Мне нужно знать...

— Что вы от меня хотите? — она отняла руки от лица. Глаза ее были совершенно безумными. — Я не знаю, где он! — закричала она. — Если бы я знала, то никогда бы не пришла к вам. Я надеялась, что вы мне скажите, где он. Он...

Она снова зарыдала, закрыв лицо руками.

— Вы видели его у метро?

Не отнимая рук от лица, Жанна кивнула головой.

— Почему же вы не подошли к нему?

— Вы думаете, — сказала она по-французски, не отнимая рук от лица, — вы думаете, что это так легко взять и подойти к нему, когда он этого не хочет?

Она подняла на меня свои заплаканные глаза и неожиданно спокойно сказала:

— Извините, Михаил. Ничего, я сейчас успокоюсь.

— Хорошо, — согласился я, усаживаясь за стол, — а кто же изображен на этой гравюре?

Она улыбнулась сквозь слезы:

— Это моя прапрабабушка.

— А мужчина?

Что-то непонятное появилось на ее лице. Улыбка не улыбка. Какая-то усмешка:

— Вы что же, не узнаете? Это он.

— Кто — он, черт побери? — я аж подскочил на стуле.

Мне показалось, что Жанна хотела что-то ответить, но в этот момент Кути залилась таким лаем, на который способны только маленькие собачки вроде болонок и шпицев.

— Кути, Кути, — Жанна стала гладить болонку, — Кути, успокойся, милая!

Сама она, казалось, совершенно пришла в себя, и я надеялся получить ответ по меньшей мере на дюжину вопросов.

— Сейчас, — сказала Жанна, — я принесу сигареты из комнаты.

Она вышла из кухни. Кути побежала за ней.

Я вспомнил, что ее сигареты остались лежать на столе в комнате. Почему я ее отпустил с кухни, а не предложил ей свои сигареты, ума не приложу. Впрочем, она всегда могла отказаться, сказав, что предпочитает ту марку сигарет, к которой привыкла.

В тот самый момент, когда я стал думать о том, что Жанна слишком долго ищет свои сигареты, погас свет по всей квартире. Только отблеск огней из окон соседних домов несколько разбавлял наступившую темноту.

— Что случилось? — я встал и наощупь пошел в комнату.

Никто не ответил.

— Жанна Николаевна, — громко сказал я, — что случилось?

Тишина. Фонарика у меня с собой, разумеется, не было. Я слишком здесь расслабился в последнее время, катаясь на бывших обкомовских ЗИЛах и черных "Волгах" КГБ.

Я щелкнул зажигалкой. Комната была пуста. Если бы дом был старым, я бы предположил какой-нибудь тайник в стене. Но в таких домах между стен могут прятаться разве только клопы я тараканы. Я даже заглянул в шкаф, в кладовки в коридоре, в ванную, совмещенную с туалетом, и вышел на балкон, отодрав заклеенную на зиму дверь.

Квартира была пуста. Но уйти никуда Жанна не могла, так как, сидя на кухне, я видел прихожую и входную дверь.

Нащупав выключатель, я обнаружил, что везде выключатели просто находились в положении "выключено". В том числе и на кухне. Кто-то просто выключил свет во всех помещениях квартиры. Заодно я заметил, что с вешалки в прихожей исчезло пальто Руановой, ее шарфик и шапочка. Выходит, она просто выскользнула из квартиры, чтобы не отвечать на мои вопросы, и сделала это так, что я, как последний осел, ничего не заметил. Потом выяснится, что она просто пошла погулять с Кути. Или что-нибудь в этом роде.

Погасил свет, я вышел на тускло освещенную площадку. Дверь в соседней квартире приоткрылась и оттуда появилась голова в бигудях. При виде меня голова тут же юркнула обратно, и я услышал сварливый женский голос:

— Опять от этой блядищи мужики идут. И все разные.

— Ее ж на "скорой" недавно увезли, — отвечал глухой мужской голос, — сам видал. Мы как раз с Данилычем на халтуру собирались, гляжу, а ее носилками несут. Еще пытались в лифт впихнуть — да никак.

— Впихнуть! — передразнил женский голос. — Ей впихивают, да не там. Тут давеча такой приходил со шрамом. А сейчас — я поглядела — уголовник стоит, аж жуть. Надо бы в милицию сообщить. Выселить такую надо давно. Спекулянтку эту...

Я не стал слушать дальше и стал спускаться по темной лестнице, ощущая страх. Хотя никакой опасности и быть не могло. Видимо, то, что произошло сейчас в квартире, на меня довольно сильно подействовало.

Я вышел из дома, с удовольствием вдохнув свежего воздуха. Машинально огляделся вокруг — не гуляет ли кто с собакой? Между домами с импровизированной ледяной горки катались дети. Несколько человек действительно выгуливали собак, но Жанны среди них не было. Да и не могло быть. Я это внутренне понимал, но здравый смысл, видимо, решил сражаться до последнего, подсовывая то одни, то другие доводы. Я закурил, слушая визг катающихся с горки детей, думая о том, как мне добраться до консульства, по возможности, так же незаметно.

VI

Я вышел на темный, почти неосвещенный проспект. Тенями маячили прохожие, лавируя между лужами и сугробами. Вдали, подняв тучу воды и грязи, рассыпая голубые искры, прошел троллейбус. Я вспомнил, что здесь ходит какой-то троллейбус, который бы мог довезти почти до самого консульства. Кажется, 49-й. А может быть и нет.

Пока я думал о подобных глупостях, черная "Волга", скрипнув плохо отрегулированными тормозами, остановилась прямо против меня. Из нее выскочил майор Шепелев.

— Господин Макинтайр, — сказал он, жестом приглашая меня в машину, — полковник очень просил приехать. Дало какое-то важное.

Беркесов был мрачен. Он мне напомнил, что я все-таки не комендант захваченного города и подобные вещи не имею права делать без ведома местных властей. Хорошенькие дела! Помощник американского культурного атташе вламывается в квартиры (Беркесов поперхнулся на слове "советских") российских граждан без ордера и производит там несанкционированный обыск!

— Вы, наверное, переутомились, полковник, — сказал я. — О чем вы говорите? Я, как и все мои соотечественники, исключительно законопослушен, особенно в чужой стране. Я съездил к Руановой, чтобы передать ей вознаграждение, которое, кстати, обещали вы, а платить пришлось мне.

— И что же? — поинтересовался Беркесов. — Передали?

— В собственные руки, — заявил я, — ровно сто долларов.

— Расписка у вас есть? — на лице Беркесова появилось выражение, свойственное каждому человеку, которому врут в глаза.

— Вы что, собираетесь мне компенсировать эти деньги? — полюбопытствовал я, не понимая причин его раздражения. Без всяких санкций я посещал и не такие объекты, как однокомнатная квартира на Ржевке.

— Так есть ли у вас расписка в том, что вы выплатили вознаграждение гражданке Руановой в сумме сто американских долларов? — не унимался полковник.

— Нет у меня расписки, — ответил я, тоже начиная влиться.

Если это и есть то самое "важное дело", ради которого Беркесов приказал доставить меня к нему, то я бы предпочел отправиться в консульство и поужинать. Я не ел с самого утра.

— На такие мелкие суммы у вас не принято брать расписки, полковник. Если она подаст на меня в суд, то я дам судье еще десять долларов, чтобы он не принял иск.

Беркесов покраснел и поиграл желваками, видимо, сдерживаясь. Затем он откинулся на спинку кресла и, как мне показалось, улыбнулся.

— Просто удивляюсь, — сказал он, — что вы с вашим опытом и возможностями позволяете себе такие проколы. Подобными методами на нашей территории работает только северо-корейская разведка. Этот метод так и называется "Чучхе". Что вы искали в квартире Руановой? Из-за чего стоило столь романтично исчезнуть из Эрмитажа? Кого вы надеялись там обнаружить? Койота?

Я чуть было не ответил утвердительно, что не только надеялся, но и обнаружил, но сдержался и спросил:

— Я все-таки совершенно не понимаю, полковник, что вы так разволновались? Ну, съездил я к Руановой. Мне нужно было задать ей несколько вопросов, которые я не успел задать в вашем присутствии, да и не хотел, если угодно. Все-таки она единственный человек, который видел Койота после того, как ваши доблестные подчиненные упустили его в подземном переходе.

Несколько мгновений Беркесов молча смотрел мне прямо в глаза. Взгляд этот он, наверное, отработал, когда был еще рядовым следователем и "раскалывал" бедных интеллигентов за чтение антисоветской литературы.

— К вашему сведению, — медленно произнося слова, отчеканил Беркесов, — Руанова находится в больнице с сердечным приступом, который у нее случился вечером того же дня, когда она приходила сюда. Вы, видимо, этого не знали, когда проникали в ее квартиру? Так спросили бы меня. Это было бы проще, чем выпрыгивать в окно эрмитажного туалета.

Я оторопел:

— Полно, полковник. Я еще не сошел с ума. Что за вздор вы несете? Я не "проникал" в квартиру Руановой. Я позвонил, и она мне открыла. Лично. И я с ней беседовал...

— Поэтому и ходили по квартире с зажигалкой, роясь в шкафах и кладовках. А потом только зажгли свет? — во взгляде Беркесова сквозило явное разочарование моими умственными и оперативными способностями.