Герой смутного времени (СИ) - В Ли

На пиру, как не раз заведено царственными предшественниками, объявляю уложение "ради царского обиранья без мест", то есть не обязывающий бояр и чинов садиться за столом по значимости мест, тем самым исключающий споры, отравлявшие все праздничные пиры "с местами". Все же без "разборок" не обошлось, кто-то кого-то пытался оттеснить от лучшего места, ближе к царю. Но мои окольничие и стольники быстро наводили порядок, возвращая возмутителя обратно. Пир удался, три дня народ пил, ел, говорил и слушал речи, были и потехи со скоморохами, шутами, плясками и песнями, ручным медведем, приглашались музыканты и сказители, пели мне хвалебные песни и сказания.

Но, конечно, главный интерес для всех вызвал мой указ о награждение отличившихся мужей. Я не обошел вниманием каждого, кто помог преодолеть ворогов, услужить государству и мне. В указа названы бояре и боярские дети, дворяне и служилые, воеводы и ратники, купцы и посадские, все, кто ратным трудом или мирными деяниями, деньгами, имуществом или своим участием внес лепту в нашу победу, всего около сотни. Получили боярский чин Семен Головин, Корнила Чоглоков, Семен Ододуров, окольничими стали Лазарь Осинин и Яков Барятинский, поместным дворянством награждены казацкий атаман Тимофей Шаров и купцы Строгановы, командиры рот и батарей нашего славного войска. Федор Шереметев получил вотчину в Поморье, награжден клинком в золотых ножнах с изумрудом.

Дорогими подарками поощрен боярин Михаил Шеин, воевода героического Смоленска, также отмечены другие воеводы городов и крепостей, давшие отпор польским и запорожским ворогам. Награждены почетным оружием Андрей Голицын и Данила Мезецкий, воеводы Шуйского, но неплохо воевавшие со мной в походе на Смоленск, а затем в северскую землю. Я с ними так и не сблизился, но уважение к ним сохранил. Свою награду получили командующий шведским отрядом Якоб Делагарди и его командиры, пусть и были с ними трудности из-за денег, но ратный долг они исполняли честно.

Все награжденные по моему особому приглашению прибыли на венчание и сейчас на пиру познают час своей славы. Каждому из них, вызываемому к моему столу думным дьяком-секретарем, я нахожу доброе слово о его деянии, самолично вручаю подарок, а затем преподношу кубок с вином со своего стола. После такого внимания от самого государя солидные мужи тают от восторга и гордости, а затем низко кланяются, да не по разу. Награждения шли все три дня пира, по чинам, сначала боярам и воеводам, затем дворянам и ратникам, в последний день купцам, посадским, селянам, но вниманием никого не обделяю, оказываю почет и уважение невзирая на чины.

В дни пира на женской половине тоже проводился свой прием и угощение приглашенных боярынь и других достойных, по мнению матушки, барынь. В первый день я оказал внимание гостьям, посидел час с ними, поблагодарил за поздравления и пожелания. Остальные дни дамы пировали сами, верховодила над ними, конечно, матушка по чину царицы-матери, да и нрав у нее поистине царский. Я позволил близким провести праздник, скрасить свой замкнутый быт. О женской доле по принятому Домостроем порядку и уложению у меня с первых дней в этом мире сложилось сочувственное отношение. Практически женщины сейчас бесправны, почти рабыни своих повелителей - отцов или мужей. Их можно бить до смерти, держать взаперти, на хлебе и воде. Без воли мужа не могут выходить даже в церковь, говорить с посторонними, приглашать кого-либо в гости, сидеть за столом со всеми.

Моя душа, да и воспитание 21 века не позволили принять такие отношения, со своими родными с первого дня установил ласковое и уважительное обхождение, отличаясь в этом от Михаила. Тот при всем почтении к своей матери все же допускал пренебрежение к ее мнению, иногда милостиво соглашался. К Сашеньке же отнесся как к своей забаве, предмету похоти и самоуправства, без какого-либо, даже малого пиетета. Правда, до избиений не доходил, но и особой ласки не высказывал. Сашенька привычно, раболепно принимала свой удел, старалась угодить мужу, как ранее отцу. В первое время даже терялась, видя от меня совсем иное отношение, потом немного привыкла, всей душой потянулась ко мне, радея уже не от страха наказания, а от заботы за милым ей супругом.

Менять в обществе отношение к женщинам сейчас практически невозможно, да и не ставлю себе такую задачу, но надо постепенно, шаг за шагом, идти по этому пути. Время петровских реформ еще не пришло, в сознании всех крепко сидят вбитые уклады и нормы. Но, как вода точит камень, планомерные и продуманные меры смогут в отдаленной перспективе привнести новые правила и мораль, как в отношении женщин, так и во всех других сторонах бытия. Мне надо самому продумать такую долгосрочную программу, помочь никто не может, нужно совсем иное воспитание и восприятие, пока недоступное современникам в этом прошлом.

Сразу после пиров я передал в Боярскую думу три указа - о приговоре Шуйскому и заговорщикам, свергшим и убившим государя Дмитрия, об учреждении Тайного приказа и о создании полков нового строя, воинских школ, учреждении генерального штаба. Все эти указы вызвали переполох среди бояр и думских чинов, по их мнению, как слишком решительные и скорые, резко меняющие существующие устои. С Шуйским они уже смирились, готовы отдать мне на растерзание, но с остальными заговорщиками, среди которых известные боярские имена, особенно братья Голицины, растерялись. Открыто идти против воли всенародно избранного и венчанного государя они не решились, но и сдавать своих авторитетных собратьев тоже не могли.

Тайный приказ, находящийся в прямом ведении царя, также их обеспокоил, почувствовали подрыв своего влияния на государственную службу, исполнительную и судебную власть, пока контролируемую ими через существующие приказы. Новые регулярные полки вместо поместного воинства тоже не вписывались в их традиционные понятия, страшили своей необычностью и неизвестностью нового, также, как и учреждаемый генеральный штаб и школы. Зачем принимать что-то непонятное, когда старая воинская служба справляется, пусть и худо-бедно, со своими заботами, такая мысль не давала боярам согласиться с нововведениями. По всем моим указам дума так и не смогла дать прямой ответ. Как мне донесли соглядатаи из думы, бояре решили заморочить с их обсуждением, протянуть время, а там как судьба ляжет.

По царскому Судебнику без согласия думы мои указы просто не принимались к исполнению, предписывалось условие "Царь сказал, бояре приговорили" или "По указу царя бояре приговорили". Царские распоряжения без ведома думы допускались в исключительных случаях, и то по незначительным вопросам. Даже Иван IV Грозный, несмотря на свою крутость в отношении боярства, вынужден был указы проводить с такой формулировкой. До абсолютной монархии в России еще долгий век, только Петру I удалось переломить ситуацию. Проводившаяся Иваном IV и последующими царями политика сильной царской власти, обуздания боярского самоуправства серьезно пострадала при Василии Шуйском, "боярском царе". При вступлении на престол он дал обещание, что наиболее важные судебные дела будут рассматриваться совместно с Боярской думой, не подвергать опале бояр без согласия Думы.

Вот с таким наследием пришлось мне вступать в свое царствование. Придется мне применить силу и влияние, продавить сопротивление бояр. Указом от своего имени отменяю послабления Шуйского, объявляю его клятву-грамоту отступлением от царского Судебника, принятого Великими князьями и царями рода Рюриковичей, посему неправомочной. Против такого хода у думы нет законного основания противопоставить мне свое несогласие, и я следом ввожу указ о наказании государственных преступников, коим я вправе по уложению сам учинить приговор. По моему приказу Федор Шереметев с отрядом службы безопасности арестовал всех заговорщиков, собрал на лобном месте московский люд и зачитал указ о преступных деяниях обвиняемых и вынесенном приговоре.

Собравшийся народ, помнящий недавнее низложение законного государя и его убийство, вызвавшее новую смуту и появление Лжедмитрия II, восторженно принял приговор цареубийцам, а затем все увеличивающейся толпой направился за повозкой с преступниками на Болотную площадь, к месту казни. Там уже воздвигли эшафот, палач с секирой ожидал приговоренных у плахи. Под охраной служилых людей из Земского приказа приговоренные поднялись на помост, им дали помолиться, а потом по указанию дьяка подводили к плахе, насильно ставили на колени, палач одним ударом отсекал голову. Так казнили Григория Валуева, Ивана Воейкова, Николая Мыльникова.

Василия Голицына поместили в Троицкую башню Кремля, по соседству с Василием Шуйским, им предстоит постриг в монахи и заточение в удаленном монастыре. Остальных заговорщиков с семьями, а также семьи казненных под конвоем служилых людей Разрядного приказа отправили в ссылку в Сибирь - города Тюмень и Тобольск, не столь давно основанных казаками Ермака и переселенцами из центральных и восточных земель. Большая часть имущества приговоренных обращена в казну государства, малую долю оставили им на обзаведение и пропитание. Особо было проведено дознание с Екатериной Шуйской, она призналась в содеянном отравлении и оговорила своего покойного мужа - Дмитрия, в принуждении к сему злодейству. Об участии деверя - Василия Шуйского, она не знает, муж ей не рассказывал.