Свиток 2. Непобедимый - Егор Дмитриевич Чекрыгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем-то, с последним я и так был согласен. А вот с остальным… Попытался расспрашивать Лга’нхи, что он про тот вечер помнит, благо Вождь и братец оказался не то чтобы трезвенником, но скорее уж просто «нелюбителем». Вот молока он мог выжрать сколько угодно. А к вину и пиву относился с предубеждением — вкус ему, видите ли, не нравится. Так что алкоголь был для него заменой «волшебному компоту», которым нахрючивался наш торчок-шаман. Лга’нхи либо больше налегал на еду, если вечеринка была чисто дружеской, либо быстро выкушивал изрядную дозу и сидел, пытаясь словить чудесные видения, подсказывающие, как жить дальше. Так что обычно к концу пьянки он оставался самым трезвым из нас. Но то ли я не умею допрашивать, то ли свидетель из Лга’нхи неважный, но на этот раз он так ничего особенного и не заметил. Да. Пришли в кабак. Да, встретили Бокти со товарищи. А потом еще каких-то знакомых купцов из местных. Да, сначала мы пару кувшинов купили. Потом Бокти мошну растряс и пива взял. Потом снова мы, потом и купцы вроде как на кувшинчик-другой расщедрились. В общем, выжрали изрядную дозу. Потом подходили какие-то еще купцы, нет, я их не знаю, это ведь ты с ними говорил. Но к нам они не садились, просто выпили и отошли. Потом пришли девки с музыкантами. Музыканты играли, девки плясали. Он, Лга’нхи, выбрал одну, росточком повыше, и оттащил к задней стене на шкурах повалять. Вернулся спустя… короче, когда мы уже совсем никакие были. Кор’тек и трое купцов уже лежали под столом. Гит’евек еще одну девицу тащил куда-то на улицу, Бокти начал какую-то былину петь, а его никто не слушал. А ты, Дебил, тоже с одной в обнимку, прямо чуть ли не на столе. Кинжал? Да. Кинжал точно тогда у тебя еще был. Ты его той девице показывал и говорил, что можешь с его помощью ей какое-то колдовство сделать. Какое колдовство? То ли ип*пил*ляция, то ли интимстрижка. Говорил, после этого мужики за ней толпами ходить будут, такой она красивой станет.
— А мне? — обиженно возопила Осакат, услышав самое важное — насчет мужиков и «красивой». — Почему ты мне такое колдовство не делаешь?!
— Рано тебе, — буркнул я, чувствуя, как наливаются краской мои щеки и даже уши. — Вот выдадим тебя замуж, тогда и научу. И вообще, не лезь, когда старшие мужи разговаривают!
— Ага! — гневно навела она на меня свой разоблачающий пальчик, а в голосе прорезались явственные истерические нотки: — Как девкам своим непотребным, так не рано. А мне рано-о-о!
— Так ведь ты ж не девка какая-то, — попробовал я подойти с другой стороны, поскольку почувствовал, что Осакат закусила удила, найдя повод выразить все свои разочарования, страхи и усталость последнего времени в одной конкретной истерике. — Ты племянница и внучка Царей Царей, — продолжил я увещевающим голосом. — Тебе пристало вести себя гордо и сдержанно, вот как Леокай себя держит. И красота у тебя природная. Ее уже никаким колдовством не исправишь, в смысле, я хотел сказать, лучше уже не будет, колдуй — не колдуй. Э-э-э… Короче, ты у нас и без всякого колдовства красавица, вон Витек глаз от тебя оторвать не может!
Лесть, кажется, сработала. Осакат передумала истерить, довольно заулыбалась, при этом гордо выпрямила спину, будто сидит на троне. Но не удержалась и стрельнула глазами в сторону преданно таращегося на нее со стороны Витька. Маленькая стервочка уже оценила, какой эффект может оказывать на бедолагу, и теперь безнаказанно отрабатывала на нем свои секретно-изуверские женские приемчики.
— А о чем ты камлал? — задал мне вопрос Лга’нхи и, видя мою недоуменную рожу, добавил: — Сейчас, на берегу. Песни непонятные пел и знаки на песке чертил.
Вот ведь, блин. С этими бабскими истериками даже забыл про расследование и про наше тяжкое положение.
— Да так… — неопределенно высказался я. — Психику в порядок приводил. — А видя недоумения на их лицах, пояснил: — Раньше было плохо. А я пытался сделать, чтобы стало хорошо.
Глава 4
Река вдруг резко сузилась, так что нам пришлось приналечь на весла изо всех сил, чтобы выгрести против ускорившегося течения. На реке двигать тяжелогруженые челноки в правильном направлении оказалось куда сложнее, чем на море. Иногда я даже жалел, что мы не оставили груз в Вал’аклаве, в конце концов, Митк’окок обещал приглядеть за ним. Вот, может, потому и не оставили, как-то стремно доверять такое богатство пригляду этого прощелыги. Он, конечно, вернет, если и мы вернемся, а вот если нет — обязательно себе затырит. Потому лучше уж пусть все барахло погибнет с нами, чем достанется этому гаду, с которого я так пока еще и не снял подозрения в подставе, скорее, даже они у меня усилились.
Река сделала плавный поворот, грести стало легче, и появилась возможность припомнить тот внезапный поворот судьбы, что привел нас сюда.
Собственно говоря, все произошло буквально на следующее утро. После разговора с Лга’нхи мне все же стало как-то полегче. Мысль о том, что он не винит меня во всех бедах и не алчет моей крови, как-то воодушевляла. Но, увы, не даровала спокойного сна. Скорее уж наоборот, — я всю ночь ворочался, пытаясь придумать, как вернуть другу его любимую, воодушевляющую на подвиги цацку.
Украсть! Проникнуть ночью во дворец, отыскать цацку и…
Во-первых, хрен я даже до дворца доберусь. Он на острове, и мест, где можно высадиться, не так много. Потом еще надо пройти по лабиринтам тесных улочек между домами и домиками вокруг дворца. Хоть днем иди, хоть ночью, а непременно засекут. А моя рожа тут уже всем хорошо известна, так что, стоит только появиться, сразу сбежится охрана. И мазать рожу гуталином или бороду на другой фасон расчесывать, выдавая себя за кого-то другого, тоже бессмысленно, — не такой уж большой город Вал’аклава, а тем более остров, на котором дворец стоит, чтобы чужак не привлек к себе пристального внимания. Но даже если я и проберусь во дворец, где там этот шестопер искать? Может, Митк’окок его под подушкой
