Черное озеро (СИ) - К. Разумовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где остальные?
— Здесь.
Раздается басистый голос позади. Оборачиваюсь. Высокий темнокожий парень поправляет цветные бусины на волосах. Катунь Нахимов — лучший друг моего Амура. Единственный, за исключением Стивера Ландау, кто не желает мне мучительной смерти. Рядом с ним его собутыльник, настолько похожий на меня, что я и сама не раз задавалась вопросом, могли ли мы быть родственниками.
— И с чего нам стоит начать?
Хастах презрительно фыркает.
— С того, что у нас получается лучше всего — ограбим и без того неимущих. — с гордостью горит Нахимов, потирая здоровенные розовые ладони.
Мне определенно не нравится то, как он доволен. Это не предвещает ничего хорошего.
— Церковь? — Закатываю сползающие рукава рясы. Плотная ткань не пропускает ветер, создавая под собой парник. Хастах мерзко хихикает.
— Конечно. — Подтверждает Катунь, явно довольный произведенным эффектом. — Монастырь святого Владимира. — Уточняет он, упиваясь. Меня распирает от злости. Стивер не скрывает изумления и как глупая собака таращится на всех по очереди, крутя головой.
— Мы ограбим монастырь?
— Не мы, а Идэр. — недовольно поправляет Хастах. Его серая рубаха и широкие штаны колышутся на теплом ветру. Катунь кивает.
— Нет.
Я говорю твердо. Содержимое потайного кармана того и гляди прожжет ткань, лишь бы показать всем, что я уже наделала.
Я обворовала Спас на Крови. Я обворовала свою мать-настоятельницу! За одно это Смерть должна оставить мою грешную душу вечно скитаться в поисках успокоения.
Катунь недовольно поджимает пухлые губы.
— Как знать, может там ты заслужишь прощения Амура. — протягивает Хастах, брезгливо оглядывая служебные одежды. Просторная ряса становится тесной. Воротник душит, вцепившись в шею.
Я подвела их. Я всех подвела и мне не хватит жизни чтобы расплатиться с долгами.
Моя приемная…единственная мать никогда не отпустит мне такого предательства. Но, с другой стороны, Амур может меня простить. Всё будет как раньше. Больше мне ничего не надо. Я даже готова вернуться в монастырь, откуда пару часов назад утащила золото, лишь бы это приблизило меня хоть на шаг к искуплению перед любимым. Вероятно, Агуль уже обнаружила пропажу и нам давно пора бежать закапывать себя ещё глубже.
Поступиться своими принципами ради любви — не это ли истинное желание заслужить прощение?
Глава 5. Можно без имени. Стивер.
Недостаточно хорош. Можно без имени. Так бы выглядело надгробие Стивера Ландау, единственного сына военного врача и учительницы музыки при дворе.
***
Чертежи и бесконечные списки заполонили дощатый пол. Сижу посреди бумаг, нервно оглядывая листы в поисках нужного. Теплые солнечные лучи греют спину, заставляя выпрямиться. Рыжая кошка лениво потягивается, царапая листы. Мама без ума от комка шерсти и даже назвала её чудаковато — Катей. На все возражения и аргументы в пользу того, что это глупо, она виновато опускала взгляд и замолкала.
Кошку мы так и не переименовали.
В небольшой комнате царила тишина, нарушаемая изредка доносящимися песнопениями матери. Музыкальный слух редко её подводит, но менее странным от этого исполнение не становилось. Она родом с юга близ Рваных Берегов, тамошний говор отличается от того, как звучит речь в средней полосе, не говоря уже о землях княжества Гуриели, где мы поселились после смерти отца. Невольно устремляю свой взгляд на инструменты, лежащие на столе. Свирель, гусли, балалайка и совершенно неведомое в здешних землях изобретение. Виола со смычком. По форме инструмент напоминает крупную грушу с веточкой. Смычок же представляет собой натянутый на хитрое приспособление конский волос, делающий конструкцию отдалённо похожей на охотничий лук. На подоконнике забытая чашка иван-чая, остывшая настолько, что темная вода покрылась пленочкой. Через дверной проем в комнату вбегает два котенка, играя. Катя поднимается и нехотя плетётся к своим детям. Хватаю чернильницу и убираю ее с пола на стол, так же забросанный бумагами.
— Стивер, солнце, время обеденное. — зовет мама. Вздыхаю и поднимаюсь на ноги.
Нужно обдумать каким образом я бы мог сконструировать новое поколение чего бы то ни было, что приведет меня к должности главного дворцового чертёжника.
Когда мама проходит в комнату, то первым делом в глаза бросается посеревший оттенок кожи. Рыжая копна вьющихся волос поредела в пару раз. Локоны шмотками прилипли к щекам и плечам. Я отшатываюсь к противоположной стене. Чертежи и наработки мнутся и рвутся под ногами. Мать улыбается, обнажая полу разорванный рот и обломки зубов. Щеки кусками свисают, когда из ее рта тонкой струйкой вытекает серая вода, вперемешку с вязко кровью.
Комната наполняется сладким гнилостным запахом плоти и водоема, где я нашел ее в таком состоянии пару лет назад.
Просыпаюсь в холодном поту. В комнате слышится мерное дыхание Катуня Нахимова. За годы вместе я привык к его компании, хоть и ранее мне никогда не приходилось делить с кем-то спальню. Переворачиваюсь на спину, протирая ладонью лоб. С трудом припоминаю дорогу до привала и смотрю в открытое окно. Небо на востоке уже розовое. Рассвет наступит в течении ближайшего часа. Сажусь в кровати и чувствую, как тонкие доски прогибаются под моим весом. Простыни смяты и влажные. Отбрасываю вытертое одеяло и опускаю ноги на прохладный пол из утоптанной земли. Катунь, лежащий на таком же хилом лежаке в аршине от меня, открывает глаза.
— Чего не спишь, малец?
Его и без того грубый голос в полумраке звучит угрожающе. Я потираю шею, разглядывая здоровяка. Его темная кожа ярко контрастирует со светлым постельным бельем. Свалянные в змеек волосы, унизанные бусинками, разметались по подушке. Его ноги почти до половины свесились с небольшой кровати, хоть он и лежит.
— Думаю. — отзываюсь я, чем вызываю тихое хихикание. Нахимов ложится на бок и с выжиданием глядит на меня. Я молчу какое-то время, прежде чем Катунь заговаривает вновь.
— Ты постоянно думаешь.
— Это проблема? — скрещиваю руки на груди. Собеседник задумывается на мгновение дольше обычного. Меня поражает то, что он, кажется, вообще может соображать.
— Да, когда мысли заставляют тебя скисать на глазах.
Катунь отворачивается, накрываясь периной с головой, тем самым оголяя ноги до колен. Это самый высокий человек, которого я когда-либо видел. И финалист конкурса «Самый странный убийца и варвар всех времен и народов Райрисы». Странностей ему и вправду не занимать.
Один из Псов Разумовского — так его знает широкая общественность, осведомленная обо всех ужасах, что Амур сотворил с царевичем. Катунь совсем не похож на злобную гончую. Он веселый и жизнерадостный, пока не берется за ружье. Или лук. Или просто не начинает ломать шеи и откручивать головы, раздавая комичные комментарии. Его шутки смешные, но то, что он делает, когда издевается над своими