Черное озеро (СИ) - К. Разумовская

— Вы — невыносимы!

Идэр вихрем проносится мимо меня. Взбегает по лестнице, и алая ткань солдатской одежды всполохами исчезает за покосившейся входной дверью. Усмехаюсь, наблюдая за тем, как старый развалившийся дом, словно свирепый хищник, сожрал мою предательницу живьем.

Ещё немного и я избавлюсь от неё. Отомщу за всё, что она сделала.

— Может не надо было так грубо?

Стивер равняется со мной и виновато опускает голову. Катунь подходит со спины и обнимает за плечи сначала мальчишку, а потом меня.

Здесь тихо, но совсем не так, как в Лощине. Умиротворяюще. Спокойно. За годы заключения я слишком привык к одиночеству, но мне трудно представить миг, где я буду более счастлив, чем сейчас. Катунь молчаливо достаёт сверток и протягивает его мне. Рву бумагу и на ладони оказывается золотой компас, инкрустированный рубиновыми цветами. У меня перехватывает дыхание. Переворачиваю компас. На обратной стороне хорошо знакомая мне гравировка.

Никогда не сбивайся с пути и компас выведет тебя к свету. Он приведёт тебя ко мне.

Провожу по витиеватым буквам пальцем. Не думал, что увижу его снова. Катунь печально улыбается и хлопает меня по плечу.

— Кажется, ты потерял. Она была бы недовольна. — неуверенно говорит Нахимов, поджимая губы. Сжимаю компас и прячу его в нагрудный карман. Ближе к сердцу.

Он прав — Селенга Разумовская была бы недовольна. Как, впрочем, и всегда.

— Больше не теряй. — добавляет Катунь. Стивер опускает голову. Этот разговор явно не предназначен для чужих ушей. Хастах выскакивает вперед и разводит руками:

— Ну чего застыли? Пойдём уже!

Ну, здравствуй, свобода, я вернулся для разрушений.

Глава 4. Боги, что предпочитают слушать молча. Идэр.

Ветви хлещут по лицу. Босые ступни, исцарапанные и исколотые ветвями, онемевают.

Уже не больно.

Дождь давно прошёл, оставив за собой густой туман и проблески ясного неба, среди тяжелых туч. Этот вечер мог быть одним из тысячи, что я провела в доме Разумовских. В моём доме. Спокойным. Среди вещей Амура, моих драгоценностей и терпкого запаха парфюма, которым пользуется Селенга. Я могла быть в постели под персиковым балдахином, среди десятка подушек, обтянутых шелком, разглядывать свечи с их недвижимым пламенем, стремящимся ввысь.

— Прости…прости, прости, прости меня!

Кричу я небесам, глумящимся между елями и соснами. Голос срывается на хриплый кашель. Слёзы закончились. Холодный ветер пронизывает до костей. Мокрая ночная сорочка прилипает, заключая в ледяные объятия.

— Это всё, потому что я отвернулась от вас? Поэтому вы прокляли меня?

Ответа не последовало. Как и всегда. Боги предпочитают слушать молча и отворачиваться в тот момент, когда ты в них больше всего нуждаешься.

***

Прогуливаюсь мимо лавок торговцев. Запах рыбы и свежеиспеченных пирогов окутывает торговую площадь, заманивая немногочисленных покупателей. В памяти невольно возникают образы столицы. Ее богатых домов, магазинчиков с украшениями и шикарными одеждами, лавок с духами и театров. Все это развеялось прахом с падением Асквы. В Граде Дождя побывать не удалось, да и, надеюсь, не придется.

Это будет мое последнее путешествие.

Мощёные улицы с полуразваленными двухэтажными домишками привели меня на небольшой рынок. Серые и зеленые палатки, одна за другой, сменяют друг друга на моем пути. Речные города почти не отличаются друг от друга. Безликие, как и их обитатели.

Как мы, пришедшие сюда, чтобы затеряться.

— Красавица, посмотри, какая рыбка! — кричит мускулистая женщина в грязной косынке, но я продолжаю свой путь не оглядываясь. Галдеж торговцев, привлекающих редких покупателей, давит не хуже камня на сердце.

Слишком много людей. Чересчур громко.

В потемневшем от времени деревянном ведре шевелится несколько темных длинных тел. Сомы выплеснули половину воды, от чего их скользкие жирные спины торчат на воздухе, извиваясь. Сворачиваю на узкую извилистую дорогу, параллельную длинной площади. Тишина. Долгожданная и от чего-то такая же гнетущая, как и атмосфера рынка. Оборачиваюсь, панически ища глазами слежку.

Никого. Вообще никого.

Крепко вцепившись в гладко выструганную ручку, продолжаю свой путь без промедлений.

Дружинники могли позабыть обо мне.

Лгунья.

Опять я вру себе сама, в бездарных попытках успокоиться. Конечно, они вспомнят, не найдя моего тела среди полёгших солдат. Моё лицо будет красоваться на каждом столбе во всех грязных городишках царства.

Прислушиваюсь к каждому шороху травы и скрипу ставней, дрожа под порывами холодного ветра.

Озноб означает, что кто-то прошел по моей будущей могиле — так всегда говорила мать-настоятельница, сердце собора Спаса на Крови, в центральной Райрисе.

Моя единственная мама.

С раннего детства я отличалась от остальных. Темноволосая и загорелая в отличии от бледных и конопатых детишек средней полосы. В приюте при Спасе на Крови я нашла себя и своё единственное предназначение — служить Богам. Новым и Старым.

Я просыпалась с молитвой на устах, с ней же и проваливалась в сон. Агуль всегда была внимательна к монахиням и даровала им то, что по какой-то причине отняли у нас боги — семью. Она рассказывала о послушницах — монахинях, которые дослужились до того, что боги сами являлись к ним, даруя возможность проповедовать их слово. Эти рассказы даровали мне смысл трудиться в познании книги Святых. Там рассказывалось о Смерти — главном божестве. Богиня над богами.

Поначалу это привело меня в ступор, но потом мать-настоятельница разъяснила, что никакое божество жизни, если бы оно и появилось, не превзошло бы своим могуществом Смерть. В конце концов, мы все когда-нибудь покинем этот мир и станем доказательством того, что Смерть всегда побеждает. Каждое мгновение жизни, будь оно счастливое или нет, просто приближает нас к концу.

Агуль любила рассказывать о Грехах, семи приближенных Смерти. Каждый из них имеет по несколько приспешников, облачающихся в вид, привычный людскому глазу, и бродящих по свету, склоняя людей на сторону зла. Ими она пугала нас, когда мы были совсем юными, чтобы оберегать от неверующего люда вне церкви.

Если Агуль и была права насчет Грехов и их приспешников (в чём я ни на миг не сомневаюсь), то с одним из них мне посчастливилось встретиться лично. Позже он едва не стал моим мужем.

Дойдя до небольшого двухэтажного домика в конце улицы я мотаю головой по сторонам. Никого. Юркаю в проем, где должна была быть калитка и мелкими перебежками, держась тени деревьев, добираюсь до порога. Преодолеваю три ступеньки в один шаг и глубоко дышу, чувствуя, как остатки воды выплеснулись из ведра на ноги. Мокрые штанины облепили икры. Холодно. Пошарпанная дверь тихонько скрипнула и закрылась за моей спиной. В нос ударяет запах крепкого алкоголя.

Чревоугодие их побери.

Стянув кожаные сапоги, я