Алые звезды Прованса - Ксения Баженова

Аристократ

Франция, городок Ситэ, начало 1990-х

Пьер резко притормозил у здания полиции.

– Привет, Клод! Я за тестем. Он еще у вас?

– У нас! – полицейский усмехнулся. – И счет из бара за разбитую посуду тоже у нас. Хорош аристократ!

Пьера внутри полоснуло злобой, но вида он не показал.

– Не волнуйся, сейчас оплатим. С кем не бывает.

– Добрый ты человек, месье Арналь. В жизни, конечно, такое случается. Но не постоянно же. Хорошо, Мари все время деда спасает. А так помер бы небось давно, валяясь в какой-нибудь канаве.

– Мари? – Пьер попытался сделать равнодушное лицо.

– Да все болтают, как она вечно месье де Бриссака из баров пьяного уводит. Бедная девочка. Его давно лечить надо, а то плохо это закончится.

– Ну да, ну да… Конечно. Так где счет? – Пьер пробежал глазами бумагу и отсчитал деньги.

Клод привел месье де Бриссака. Тот пытался вырвать руку, за которую держал полицейский, и попрекал его отсутствием воспитания. Тот только посмеивался. Увидев Пьера, задержанный театрально воскликнул:

– О, зять собственной персоной! Чем обязан столь высокому визиту?

– Пойдемте в машину, папа. И перестаньте паясничать. – Он подтолкнул его к выходу.

– Полегче, молодой человек. Помните, с кем имеете дело. И откройте мне дверь.

Пьер от ненависти сжал челюсти. Но отъехать от участка постарался спокойно. У дома, убедившись, что поблизости никого нет, он выволок тестя из машины и затолкал в квартиру. Тот отбивался и требовал отвезти его в бар.

– Слушай ты, старый хлыщ, или ты перестаешь позорить меня перед всем городом, или я найду способ избавиться от тебя в кратчайшие сроки. – Пьер держал старика за грудки и четко проговаривал каждое слово ему в лицо.

– Да как ты… Да я… Да кто ты такой?! – Тестя трясло от праведного гнева, он брызгал слюной, не мог подобрать слова, пытался отстраниться от Пьера и от натуги краснел все больше и больше. – Да я! Да я аристократ! Отпусти сейчас же меня! – наконец он собрался и заявил срывающимся визгливым голосом. Пьер лишь плотнее прижал его к стенке:

– Ты – аристократ помойки и канав. А я содержу твою малахольную дочь, такую же чеканашку внучку, которая вроде биологически хоть и моя, но на деле совсем не моя дочь, и тебя, между прочим, тоже!

– Да ты за честь должен… все что у тебя есть… Это наше… – месье де Бриссак говорил с трудом, краснея и потея, он как мог ослабил шейный платок. – Ты продал все наши вещи, антиквариат…

– Какие вещи?! Опомнись, старый алкаш. Когда я, слышишь, я, оказал вашей затхлой обнищавшей семейке честь, женившись на твоей умалишенной чахоточной дочурке, ты уже променял все свои вещи, в том числе и дом, на сорок градусов и дешевые политические амбиции. Кто станет голосовать за горохового шута? Да все потешались и продолжают потешаться над тобой и заодно надо мной! А я этого не потерплю!

– Ты продал нашу коллекцию картин и купил себе это вонючее кладбище мертвых животных!

– Воняет от тебя! – Пьер прихватил тестя за шею, потом с ненавистью оттолкнул его и поднялся к себе.

Франция, городок Ситэ, конец 1970-х

Когда Пьетро заболел и долго лечился, а потом собрался умирать, Пьер был уверен, что лавка останется ему, по этому поводу не возникало никаких сомнений. Пьетро всегда говорил, что детям магазин не нужен, и они действительно были равнодушны к тому, как идут у отца дела и что вообще происходит. Зато Пьер оказался мясник и продавец от Бога, и Пьетро был счастлив, когда уже с утра едва проснувшийся Пьер несся в лавку. А для парня одним из самых счастливых мгновений дня был тот, когда он открывал жалюзи на окнах и на двери магазина. Пьер досконально разбирался во всех сортах и видах мяса, знал, какой кусочек для какого блюда идеально подходит, ювелирно разделывал и резал туши, разговаривал с ними, как с живыми, и ласково поглаживал, перед тем как сделать первый надрез, потом, как художник, выкладывал куски на витрине, и делал все это с трепетом и удовольствием. К тому времени, как здоровье Пьетро стало давать серьезные сбои, Пьер успел закончить школу и проводил в магазине сутки. Покупатели обожали его и многие заскакивали просто так, поболтать о погоде или о футболе с веселым симпатичным парнем и справиться о здоровье хозяина, который все реже и реже спускался вниз. А если и спускался в хорошую погоду, то просто сидел на стуле у двери, любовался на небо и радовался за Пьера, в очередной раз убеждаясь, что сделал правильный выбор.

Когда дети Пьетро Аголини заговорили о том, что собираются продавать лавку, Пьер пришел в бешенство и отчаяние. По завещанию ему полагалась лишь некая сумма денег, скопленная его практически уже отцом, и маленький полуразрушенный рыбацкий домик в Бретани на берегу океана. Пьетро много лет не посвещал времени своему хобби, но когда-то он был страстным рыбаком.

Пьер не понимал, как могла произойти такая несправедливость с наследством. Ведь он посвятил магазину всего себя. Никто не полюбит эти стены и эти прилавки так, как он, никто не знает этот маленький мир лучше него, никто не сможет достойно заменить его, у этой кассы и у этих полок с вином. Неужели Пьетро был настолько уверен, что, даже завещай он магазин своим родным детям (а больше завещать им было нечего), они все равно оставят его Пьеру. С другой стороны, они могли опротестовать завещание, если бы магазин доставался Пьеру. Да что гадать? Все равно он никогда не узнает, почему так получилось. Последнее время старик Пьетро вообще отсутствовал мыслями в материальном мире. Витал в каких-то других мирах, совершенно расслабленный и даже счастливый, хотя это определение несколько удивительно применять к умирающему человеку, но Пьер мог поклясться, что он был именно счастлив. На все касающиеся торговли и управления вопросы Пьера он лишь махал рукой и улыбался: «Ты же сам все знаешь. Как сделаешь, так и хорошо». И теперь Пьеру уж точно некому дать совет, что делать дальше. Он попросил наследников Аголини озвучить цену, и стало понятно, что полученных денег не хватит, чтобы выкупить дело. В рассрочку они ждать не хотят, им нужно уехать домой с полной суммой. Взять кредит он не решался – сможет ли он достаточно зарабатывать, чтобы расплатиться. У маленьких магазинчиков сейчас не лучший период. Хотя на отсутствие покупателей он не жалуется, но зарабатываемых денег хватает только, чтобы поддерживать приемлемый уровень жизни, а вот еще тянуть кредит… Пьер был не уверен. «Родственники» сказали, что уезжают, что наняли агента и пока тот будет искать покупателя и оформлять бумаги, Пьер может оставаться в доме и работать, но в любой момент он должен быть готов съехать. У него оставалось еще какое-то неопределенное время, чтобы подумать о будущем. И он панически размышлял, и не мог представить, как он останется без магазина и любимой работы. Если только наняться продавцом к будущим владельцам. Пьер усмехнулся. Какая жестокая ирония, но он обязательно что-нибудь придумает.

Пьер никогда не отличался романтическими умонастроениями, но когда в магазин первый раз зашла Адель, тонкая и бледная, в белом сарафане и белой же шляпке, из-под которой торчал длинный, но не очень густой хвост белокурых мягких волос, Пьер подумал: это белый ирис, такой распускается каждую весну в их палисадничке у старой пихты, и сердце его забилось сильнее. В любовных чувствах Пьер оставался абсолютно неискушенным. Не то чтобы у него никого не было. Заходила симпатичная и неунывающая студентка Вера, она попросилась подрабатывать уборкой в магазине и оказалась не прочь весело проводить свободное время с симпатичным парнем. Еще нашлась пара симпатичных девчонок, готовых скрасить его досуг. Но досуг досугом, а чувств он не испытывал ни к кому. Доступные девушки без комплексов из мидлкласса, любящие выпивать и веселиться, в его планы не входили, в этом он поклялся себе еще в детстве и не собирался сворачивать с намеченного пути.

«Белый ирис, – подумал он. Но когда она заговорила тихим голосом, опустила глаза, и ее бледные щеки залил румянец, воображение Пьера совершило еще один романтический прорыв: – Роза, настоящая утренняя роза».

Тихим голосом она попросила кусочек какого-нибудь мяса. Пьер включил все свое обаяние. Она не знала, какое ей нужно мясо. Чтобы пожарить или потушить? Она не знала. Они только недавно сюда переехали. Ей нужно купить папе мяса на ужин, и поскольку она никогда в жизни не готовила… «А кто же готовил, мама?» – «Нет, мама умерла». – «Ох, простите, я не хотел». – «Не волнуйтесь…» – Она улыбнулась, сверкнув белыми маленькими зубами. Жемчуг! (Пьер и не подозревал, что он знает столько названий красивых вещей, которые существуют в мире помимо прекрасных колбас и мясных туш.) «Готовили слуги», – продолжила она и подняла на него свои огромные глаза. Фиалки! (И откуда он знает столько названий цветов?!) Он вышел из-за прилавка и, отодвинув стекло витрины, показывал ей кусок за куском с подробными кулинарными отсылками, художественными отступлениями и маленькими смешными комментариями. Она смотрела на него восхищенными глазами, тихонечко смеялась его шуткам, гладила мясо длинными тонкими пальцами и не могла ничего выбрать. Пьер попросил довериться ему, и она доверилась. Он пригласил ее приходить к нему еще, тогда у ее отца всегда будет гарантированно вкусный ужин. Выходя из магазина, она полуобернулась, и солнце осветило нежный профиль: