Алые звезды Прованса - Ксения Баженова

– Не поеду я, совсем неохота.

– Ну ладно, хозяин-барин. А только ты Максимку уже через пару дней забудешь, а зимой задницу-то нечем прикрыть будет. Да я тебя понимаю, сама наотмашь страдаю. Такие мы, русские бабы! Хочешь в номере у меня оставайся?

– Да нет. Я к себе пойду.

– Ну возьми вот водочки с соком на всякий случай.

Таня весь день провалялась в номере с головной болью, бутылкой, пультом от телевизора и в слезах, размышляя о том, что, видно, не судьба ей встретить свое простое женское счастье, надо с этим смириться и начать новую жизнь, не влюбляться в каждого встречного, кто доброе слово скажет. Утром за завтраком она встретила Свету.

– Ой, Танюха, какую шубку вчера отхватила, отпад. Зря ты не поехала. И поляну накрыли на пятерочку. Ой, слушай, ну совсем забыла! – Света махнула рукой, что-то вспомнив, и стала рыться в маленькой сумочке. – Где ж она, где? Тебе ж Максимка бумажку передал, с этим, как его, е-мейлом. Вот! – Она вручила Тане салфетку. Рядом с нарисованным сердечком плясали пьяненькие, корявые буквы.

Магазин

Франция, городок Ситэ, 1960-е

Пьер уже какое-то время учился в новой школе и интересующимся говорил, что его отец – хозяин магазина. Друзей он себе не заводил, хотя многие пытались сблизиться с умным, самостоятельным и независимым мальчиком. «Если общаешься с человеком близко, то он непременно узнает о тебе то, что знать не положено», – решил Пьер и со всеми держался вежливо, но на дистанции. Немногие взрослые к своим зрелым годам обучаются таким защитным стратегиям, какие Пьер вывел для себя в своем мальчишеском возрасте. Надо быть осторожным, внимательным, трудолюбивым, больше наблюдать за другими, нежели рассказывать о себе, и отметать все, что мешает на пути к цели.

Когда Пьетро предложил переехать к нему и перейти в другую школу, Пьер воспринял это не как чудо, а как логичное продолжение его стараний. Вместо того чтобы поддаться на уговоры соседских дружков и одноклассников прогуливать уроки, покурить или украсть из магазина бутылку спиртного, или «пощипать» развесивших уши прохожих и одиноких туристов, забредших непонятно зачем в их неблагополучный район, он хорошо учился, добросовестно помогал Пьетро и всем своим видом давал понять, что он здесь – в этом пространстве бедных домишек и в этой социальной плоскости – находится временно. В итоге его не любили, задирали, обзывали, подставляли, но он не реагировал, не сдавался, воспринимая все, как мелкие препятствия на пути в другой мир. Лучшая месть – равнодушие, – это была еще одна формула, выведенная маленьким Пьером на пути к счастью. «Все они – мелкие, недостойные моего внимания, жалкие людишки. Пусть развлекаются так, если им больше нечем заняться. Я не имею к ним никакого отношения», – успокаивал он себя, в который раз получив в подворотне в глаз после очередного отказа пойти вместе с ними. Били не по одному, а сразу несколько человек. Но он настолько не считал их достойным своего внимания, что даже никогда никому не жаловался. В итоге они отстали, но Пьеру уже было все равно, его пригласили подняться на первую ступеньку новой жизни.

– Я нашел себе работу, – сказал он бабушке, расплывшейся на диване у телевизора в обнимку с наполовину пустой бутылкой дешевого виски, вернувшись из магазина после разговора с Пьетро.

– Давно пора, хватит сидеть на шее у женщины. А то все вы, мужики, не прочь за мой счет устроить себе красивую жизнь.

– Это далеко, поэтому я жить тут больше не останусь. Буду по выходным к тебе приезжать, привозить еду. – По давно сложившейся привычке он не отреагировал на выпад мадам Арналь. Несмотря на то что за всю их совместную жизнь бабуля лишилась ради него суммы франков, не превышающей ту, что она тратила на порошковое молоко и некоторое количество продуктов. Да и большую часть денег небось вытребовала в службе социальной помощи. Но спасибо ей и на том. Без нее он бы не выжил.

– Еду он будет привозить! Ну надо же! Мне что, нужно в благодарностях теперь рассыпаться?! Я все свои сбережения до последнего сантима на него потратила, а он будет привозить еду! Мне нужны деньги… – Услышанная новость и последовавшее за ней праведное негодование заставили ее даже подняться с дивана, но ноги ближе к ночи уже не держали, и она плюхнулась обратно. – Ну и еда, конечно, тоже, – подытожила она заплетающимся языком и усмехнулась, гордясь собственной сметливостью: нас, мол, не проведешь. – А что за работа? – спросила вдруг она через несколько минут, но, не дождавшись ответа, заснула.

Пьер подумал, что, наверное, не стоило ей все это говорить. Мадам Арналь и так бы обрадовалась, если б внук просто тихо съехал и не мешал ей жить. Но Пьер решил, что все-таки бабушка не чужой человек и надо как-то о ней заботиться, наверное, она начнет в конце концов волноваться, куда он подевался. Заявит в полицию. Лучше уж предупредить сразу. И потом, в школе наверняка заинтересуются. А так пусть она скажет, что он переходит в другую. После сегодняшней ее реакции он также понял, что спокойной жизни ему не видать. Но может быть, Пьетро ему назначит какую-то небольшую зарплату, и он будет привозить ей деньги. Он вообще мало представлял, как все произойдет на самом деле, но чувствовал, что будет лучше, чем сейчас. «La nuit porte conseil…»[4] – совсем по-взрослому подумал он и лег спать, решив сосредоточиться на главном и не распылять себя на мелкие препятствия. Все разрешится, надо просто помнить о своей цели.

На следующий день после школы, пока он шел по улицам, составлявшим его привычный маршрут от уродской действительности до манящей, правильной и красивой, Пьер дал себе слово, что расскажет Пьетро о своей жизни без утайки. По сути, тот вообще ничего о нем не знает. Ничего – это, конечно, громко сказано. Главное, что должен знать будущий патрон, это что бабушка его юного помощника – жадная алкоголичка. Пьер очень волновался. Месье Аголини не захочет связываться с парнем, из-за которого могут случиться проблемы, а Пьер после вчерашнего выступления пьяной мадам Арналь не сомневался, что они возникнут. Но все же лучше рассказать сейчас, чем потом, когда он начнет привыкать к другой жизни, а его из нее выкинут. Он подумал еще и о том, что его выстраданное и выстроенное годами равнодушное отношение к бабушке претерпевает изменения. В него вселились злость и обида, пришло понимание того, что из-за бабки, которая, в сущности, ничего хорошего для него не сделала, а только попрекала его рождением на свет и считала обузой, может разорваться такая важная ниточка, по которой он только-только осторожно, как начинающий альпинист, пытался взобраться на вершину волшебной горы. Но стало понятно, что она не отступится, не выжав из ситуации все, что возможно. И обо всем этом он должен предупредить Пьетро. Если откажется от своего предложения, ну что ж, он, Пьер, будет искать другие пути.

На самом деле все эти мысли о том, что ему будет все равно, если месье Аголини откажется от своего предложения, были простой бравадой. Пьер не представлял, что никто его уже не позовет после закрытия магазина за овальный стол на кухне, где висят на стенах потертые шкафчики цвета морской волны, расписанные нежными букетиками, переплетенными красными бантами, и сливочный кафель соединяет их со столами темного дерева, а на газовой плите стояла большая чугунная кастрюля с рагу. И Пьетро огромным половником черпал оттуда сочные куски мяса с морковкой и картошкой и клал ему в глубокую синюю тарелку со словами: «Da, figliolo, mangia…»[5] И никто не станет давать ему из библиотеки книги в красивых переплетах, которые читали еще дети Аголини, а теперь он их проглатывал по ночам. И невозможно было представить, что старенькая мадам Бриге, заходя в магазин за очередной порцией отбивных, не принесет ему несколько конфет. Пьер не любил конфеты, но принимал их с благодарностью, и обязательно съедал: в отличие от тех, что он когда-либо пробовал по праздникам или по случаю (иногда оставляли бабушкины кавалеры), они действительно были вкусные. Как отказаться от того, чтобы не поиграть с двумя белыми терьерами месье Дюпрена на улице, пока тот выбирает себе паштет и колбасу к вину на ужин. Или просто от того, что любой из постоянных клиентов треплет его дружески по макушке и просит позвать месье. Отказаться и оказаться снова среди пьяниц, проституток, воришек и наркоманов, и просто бедных, несчастных, разочаровавшихся в жизни людей. И еще не факт, что ему выпадет второй такой шанс. Так что нечего зря бодриться, что все это он легко оставит и найдет новый путь, на самом деле он жутко этого боится, но нужно быть готовым ко всему.

Потом они вдвоем сидели и долго обо всем говорили. Пьетро думал, что действительно при таких обстоятельствах его желание помочь парню выглядит довольно сомнительным, но, с другой стороны, мальчик оказался в еще более худшем положении, чем он представлял, и теперь отказаться от него будет так же бесчеловечно, как, например, выкинуть на улицу домашнего, но внезапно заболевшего и доставляющего неудобства кота. Вообще-то, рассуждал он, можно оставить все как есть, пусть Пьер приходит, он будет ему помогать, но очень не хотелось оставлять этого умного, доброго и работящего парнишку на произвол судьбы, он уже привязался к нему. Мечтал, чтобы он стал его правой рукой, пока родные дети строят карьеру в далекой Америке и приезжают к нему раз в несколько лет. Хотелось, чтобы в старости у него была опора. Он верил, что Пьер никогда его не бросит, если все сложится так, как он задумал, и можно не бояться одинокой старости и ему будет на кого оставить лавку. Шут с ней, с этой бабкой. Надо дать ей денег, пусть она сходит с мальчиком в школу и напишет заявление о переводе. Пьетро понимал, что ступает на скользкую дорожку, что стоит один раз дать ей денег и потечет ручеек, который рискует превратиться в речку, потому что аппетит ее будет расти. Но что делать, не бросать же пацана, который уже привязался к нему, и, самое главное, видно, что Пьеру очень нравится магазин и работа в нем. Может, все будет не так уж плохо, как им представляется. В конце концов, qui ne risque, qu’il ne boit pas de champagne…[6]