Красавица и ветеран - Кэти Регнери

Она часто задышала, толкаясь грудями в его грудь, пока ее глаза всматривались в его лицо.

– Я с-сожалею.

– А я нет, – промолвил он, стараясь не обращать внимание на то, как закружилась голова, когда вся кровь в его теле хлынула к другому месту. Его грудь тяжело вздымалась, но не от напряжения, а от того, что она оказалась так близко, в его руках, в его крепких объятьях. Умри Ашер в этот момент, он умер бы счастливым.

– Ашер, – выдохнула она, облизнув губы. – Уже все нормально.

Когда ее слова дошли до него, он расслабил руку, отступил назад и отдал ей книгу, а она принялась рассеянно листать ее, склонив голову набок.

– Когда вы меня подхватили, то сделали это левой рукой.

Он кивнул.

– Я заметила, что правой вы почти не пользуетесь.

– Потому что у меня ее… потому что не пользуюсь.

– Тогда зачем вам протез?

– Я надеваю его только когда приходите вы, – сказал он.

– Зачем?

– Чтобы лишний раз не смущать вас.

– Не надо.

– Что?

– Снимите его.

– Что? Почему?

– Потому что я не умею печь и не ношу сарафаны в цветочек.

Две вещи произошли одновременно в его теле: его сердце взорвалось, а разум забил тревогу. Показать ей свою культю, гладкий овальный обрубок, которым заканчивалась его рука сразу после локтя? Это было рискованно. Очень рискованно. Он избегал показывать его даже мисс Поттс.

– Это всего лишь я, – промолвила она, а затем повторила его слова, сказанные в прихожей: – Вы нравитесь мне таким, какой вы есть.

***

Не сводя взгляда с ее лица, Ашер здоровой рукой начал расстегивать манжету, плотно прилегающую к силиконовому запястью телесного цвета. Пуговица поддалась со щелчком.

– Моя мама называет меня пуговкой, – глядя ему в глаза, нервно пробормотала Саванна.

Далее он поднес руку к воротнику и одну за другой расстегнул пуговицы, пока рубашка, распахнувшись, не открыла его широкий торс с агрессивно проступающими под белым хлопком футболки мышцами. Саванна сделала глубокий вдох, приказывая себе успокоиться.

– Помогите мне, – произнес он, протягивая к ней свою здоровую руку.

Она шагнула к нему и, пока расстегивала манжету, ощущая исходящий от его запястья жар, неожиданно осознала, кто он. Не просто раненый ветеран. Не просто изуродованный солдат. Не просто человек, добровольно изолировавший себя от мира. Но живой, теплый, дышащий и совершенно реальный мужчина, от близости которого ей стало жарко, а в голове закружился вопрос: каково это было бы – быть с ним?

Когда она вновь подняла глаза на его лицо, то уголки его губ оказались приподняты, а левый глаз поблескивал удивлением и озорством. Он сбросил с плеч рубашку, и она увидела ремни, которые тянулись от протеза вверх и перекрещивались у него на спине.

Она сглотнула.

– Не носите его больше ради меня. Никогда.

– Хорошо, – ответил он тихо.

Она смотрела, как он отстегивает ремни, завороженная тем, как перекатываются на его груди и руках мышцы. Он потянул за протез и, когда тот с тихим хлопком отделился, положил его вместе с ремнями на стол. Потом взялся за белый матерчатый чехол, прикрепленный к руке, и убрал на стол и его тоже. И повернулся к ней, чувствуя себя голым как никогда, пока она осматривала овальный обрубок плоти под его правым локтем.

Она потянулась было к нему, но потом ее взгляд вновь взметнулся к его глазам.

– Можно?

В изумлении глядя на нее, он кивнул, и она дрожащими пальцами дотронулась до обрубка под его локтем, осторожно исследуя поверхность искалеченной плоти.

– Такая гладкая, – произнесла она.

Он с шумом втянул в себя воздух.

– Я делаю вам больно? – спросила она.

– Нет, – пробормотал он. – Ничуть.

– Здесь сохранилась чувствительность?

– Отчасти, – признался он честно. – В основном фантомные ощущения.

Пока она продолжала осторожно гладить его культю, ее груди вздымались все выше и чаще. Он опустил на них свой голодный взгляд, а когда она заметила, куда он смотрит, вновь заглянул ей в глаза, и она приподняла брови, остро чувствуя его близость и ощущая, как под его взглядом в животе разливается сладкое тепло.

Дверь отворилась, и она отпрянула.

– О, вижу, мы решили устроиться по-домашнему, – сказала мисс Поттс, ворвавшись в кабинет с булочками и кофе. – Замечательная идея.

Саванна торопливо отошла от Ашера и шагнула к креслам возле витражного окна, по пути восстанавливая дыхание. Сев, она приложила к своим горячим щекам ладони, пытаясь понять, что между ними происходит, пытаясь убедить себя, что, чем бы оно ни оказалось, это очень, очень плохая мысль. Ашер плюхнулся в соседнее кресло, явно расстроенный несвоевременным вторжением мисс Поттс – в отличие от Саванны, которая вынуждена была признать, что испытала облегчение.

Дело было даже не в том, что Ашер был на несколько лет ее старше – разница в возрасте не имела для Саванны особенного значения, – но он был отшельником с внушительным багажом прошлого за спиной и, что важнее всего, он был объектом ее статьи. Господи, Саванна. Сперва источник, теперь объект. Бога ради, попытайся выжать из себя хоть каплю профессионализма.

Онемело приняв поданную мисс Поттс чашку кофе, она твердо настроилась больше не отвлекаться на потрясающий торс Ашера Ли, на его потрясающий голос, потрясающее чувство юмора, потрясающее… Все, хватит. Она будет тем, на кого училась – беспристрастным журналистом.

К тому времени, как в шесть вечера Саванна засобиралась домой, ей стало намного лучше. Остаток дня прошел без происшествий. Ашер отвечал на ее вопросы, не делая попыток дотронуться до ее руки или пойти на какой-то иной физический контакт. Их пальцы мимолетно соприкоснулись лишь однажды, когда они одновременно поставили свои чашки на стол, но заминки в разговоре не произошло. Более того, интервью получилось крайне информативным. Они успели обсудить не только школьные годы Ашера, но и его детские воспоминания о Дэнверсе, его отношение к принадлежности к семье Ли и трагическую гибель его родителей.

Когда он рассказывал об этом периоде своей жизни, она испытала сильное искушение взять его за руку, но сдержалась. Если они будут без конца отвлекаться на свои расцветающие личные отношения, то она никогда не напишет статью.

Стоп, подумала она, поворачивая ключ в замке зажигания. Или напишет?

Статья, интересная широкому кругу читателей, так? Что может быть интересней истории, рассказанной от первого лица, о том, как неудачливая репортерша нежданно-негаданно подружилась с нелюдимым ветераном войны? Ликуя, она ударила по рулю. Точно. Статья будет о том, как она из-за ненадежного источника потеряла работу. О том, как он потерял руку и оказался изуродован. О том, как они, двое неудачников, вернулись домой и подружились, как ощутили друг к другу нечто, отозвавшееся в каждом из них обоих.