Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1) - Сергей Гусаков

— Нэд в Подарке. С Удавом.

— От-куда ты зна-ешь?

: Что-то в этот момент взяло мою голову и легонько приподняло над телом.

— А я сегодня всё знаю,— как-то необычайно ласково произнёс Мамонт,— всё-всё-всё.

— Он достал из шмотника флягу и наполнил ей до краёв своей “чернобуркой”. Затем достал вторую флягу, наполнил её — и передал мне. «Держи,— сказал он,— это НЗ: если грота не найдём...»

«Так,— забормотал он потом, загибая пальцы,— их там четверо; ну, Светик не в счёт — значит, фляги за глаза хватит... Хотя... Эх!» — он пошарил в гитарастовском трансе, выудил оттуда шуркину фляжку со спиртом, долил “чернобуркой” — до самого края — завинтил колпачок и сунул за пазуху.

— А это — для Наташи Ростовой,— сказал он. — Пошли.

— И мы п-поползли в Подарок.

: Да. Нэд действительно сидела в Подарке — у Удава на коленях, конкретно. То есть делала вид, что мёрзнет.

— Не помню, Удав,— сказал Мамонт, когда восторги по поводу нашего прибытия малость поутихли,— я тебе свой военный билет показывал?

— Нет, а что? — забеспокоился Удав.

: В этом беспокойстве Нэд могла бы прочесть смертный приговор всем своим интригам — “но было уже поздно”: вы когда-нибудь пробовали остановить Удава и Золушку, если они чуяли выпивку?..

: “Халява — плииз”...

— П Л И И З ! ! !

Тренированная Светик сразу полезла наверх — стелить спальники, по опыту зная, что потом сделать это будет крайне проблематично.

— Я всегда его показываю,— пояснил Мамонт,— потому что мало-ли что: вдруг у тебя менты слабые, или сердце почки опустило...

— По-моему, Мамонт был уже хорош. Он достал свой военный билет и сунул его в Удава.

— Это ОНА,— сказал он и положил на стол первую флягу.

— И мы будем ЭТО пить? — дрожащим от волнения голосом поинтересовался Золушка, но Удав уже орал:

— А-каааак-же!!!

— Да,— подтвердил Мамонт и честно посмотрел мне в глаза. Взгляд у него был на редкость человечный и жалостливый.

... И в этом месте я хочу поднять свой стаканчик за настоящую мужскую солидарность и дружбу — ибо ничто... впрочем, продолжу: откуда удалось потом вспомнить. Да.

— Очнулся я в ЖБК, в Хаосе: сидел и обнимал плиту с надписями. Было холодно. “Наш паровоз вперёд летит — мы едем без билета”,— видимо, по инерции продолжало грохотать в правом ухе. Значит, Мамонт сидел с той стороны.

Во рту была бяка, в желудке — пожар мировой революции, а головы вообще не было. Да. Бо не чувствовал я её. То есть это было уже где-то за пределом головной боли. «За порогом ГБ»,— как выражался когда-то старина Дизель.

: М-да... Значит, я-таки дорвался до бесплатных спасработ,—

— Добрая у меня душа. Но где ж тогда Мамонт?

Последний раз я его видел, пока ещё был в сознании — когда они в Подарке орали, обнявшись с Удавом и Золушкой: «Для нас любовь лишь — перекуры; вперёд, друзья, вперёд, друзья,— вперёд!.. А БАБЫ —— ДУРЫ, ДУРЫ, ДУРЫ, ДУРЫ, ДУРЫ! А БАБЫ БЕШЕННЫЙ НАРОД!!!» То есть, насколько я понимаю в опьянениях, в ближайшие сутки в гроте Подарок с сексуальной толерантностью было покончено. Да.

: Значит, упал там — или дополз до Весёлого. Третьего не дано.

Во фляге — НЗ-шной фляге, что почему-то ещё была у меня, нечто плескалось, и это давало мне некоторый шанс живым добраться до Весёлого. Бо надо было довести до конца начатое — я имею в виду поиски Шурки-Гитариста.

— Да. Во фляге оставалось ещё целых два глотка, и один я сделал сразу — чтоб выползти из Чёрт-лифта, а другой — перед Сейсмозоной.

— И сразу нашёл Весёлый.

Точнее, я их услышал. Потому что то, что было в Подарке — ещё не звук был,— а так: пьяниссимо полушёпотом. Да.

По этому вою, как по пеленгу наведения, можно было идти сквозь породу — на хорошем щите, конечно.

— ПОСЛЕ КАЖДОЙ ПОПОЙКИ — ВСПОМИНАЯ О НЕЙ,— надрывался Гитараст, и Мамонт вторил ему своим диким рёвом:

— Я ИДУ НА ПОМОЙКУ — И КОРМЛЮ ГОО-ЛУБЕЙ...

: Собственно, главное было сделано.

— Ой, вы ВОЛЬНЫЕ ПТИЦЫ — ПТИЦЫ АНГЕЛЬСКИХ ЛЕТ!!!

: Шурка был жив — и даже более,—

— ВЫ ЗНАКОМОЙ Д—ДЕВ-ВИ-ИЦЕ

ПЕРЕЕДА’ЙТЕ ПР-РИВ-ВЕЕЕТТТТ!!!!!!

: Судя по звуку, трёх струн на гитаре уже не было. Значит, Гитарист был в ударе. И слегка ’дат.

— И продолжал играть: что ему — три каких-то струны? Он на трёх струнах лабал, как иному на тридцати шести в консерватории на выпускном концерте не снилось —

— ТЫ ЖЕ С ДЕТСКОГО ДОМА ОБЕЩАЛА ЛЮБИТЬ...

: Я пёр на звук, как проходческий комбайн.

— К-КОЛЬ ПОЛ-ЛЮБИШЬ ДРРРУГООГО — М-МОГУ МОРДУ Н-НАБИТЬ...

: На этот звук можно было идти и без света.

— А-А-А-Т-ТЕПЕРЬ В ТВОИХ ПА-АТЛАХ НОЧЬЮ СПИТ Э-ЭФИОП...

— Не спит,— раздался в паузе рык Мамонта,— он не в патлах спит, он на столе в сгущёнке...

: В гроте что-то звякнуло.

— Я Ж Л-ЛЮ-ЮБИЛ ТЕБЯ, ПАДЛА!..

— И БЫТЬ МООООООООООЖЕТ —— ПОО ГРООБ!!!

: бом!!!

— Судя по звуку, это была четвёртая.

Конечно, Шурка — гитарист-виртуоз, у него семь верхних ладов в ладони — как у меня три умещаются; музыкант он от бога, на любом инструменте играть может — только полчаса, чтоб пальцы аппликатуру запомнили,— но на двух струнах...

— После каждой помой... Вспоминая о... ней...

— И Песня начала выдыхаться.

— Я иду на... иду...

..: Последнее слово утонуло в дивном храпе Мамонта. Но я уже взял пеленг —

— предо мной возникло препятствие; я упёрся в него, нажал — и оказался в гроте.

— Вообще-то здесь была стена,— пробормотал, не открывая глаз, Мамонт,— всё, допился до сталкеров... Спокойной всем крыши.

Я, как мог, поднялся на ноги и попытался отряхнуть прах стены.

— А-а, это ты, Сталкер, — не удивился Гитараст,— ну что ж, заходи — коль вошёл.

: Словно ничего не было. Или Мамонт ничего ему не сказал?

— Да ты сядь, не суетись,— говорит Шурка,— как голова-то: не болиД?

— Слушай,— говорю я ему,— чёрт с ней, с головой. Ты знаешь, что Нэд твою Свечу у Шагала задула?

Шурка сплюнул.

— Тьфу,— говорит,— и ты туда же... Я думал, хоть ты — нормальный в этом филиале Сифра-Сербского-Кащенко... Ну ладно, ладно — не злись. Ну, может, я такое гОвно — да что тут поделаешь? Не нравится — как говорится, не ешь. Но я убираюсь там иногда — от вас же там столько срача! — спички, бычки, парафин... Не серчай — просто каждый чтит мёртвых по-своему. Вы свечи жжёте и плекс, а я порядок за вами навожу.

— Не понял,— говорю,— значит, ты не ставил Свечу?..

— Ну, заладил! — начинает нагреваться Гитараст,— если ты так этого жаждешь — в следующий раз обязательно там что-нибудь под’ставлю. Считай, об за твою пустую голову загашу. Хотя и не по мне эти глупости...

— Погоди,— говорю,— так ставил ты сегодня Свечу Шагалу — или не ставил???

: Надо же внести ясность. А то все эти ваши намёки да ‘междуимения’... Терпеть не могу ‘междуимений’, да.

— ДА ЗАТРАХАЛИ ВЫ ВСЕ МЕНЯ СВОИМИ СВЕЧАМИ!!! ВСЁ!!! СЕЙЧАС Я ТЕБЯ ИЛИ УБЬЮ — ИЛИ НАПОЮ ДО СМЕРТИ, ЧТОБ ЗАТКНУЛСЯ К ...........................!!!!!!

— Странно: когда это я успел его затрахать?..

Но ясность внёс, да. У меня бы и мумия ясность внесла:

— НЕ СТАВИЛ Я НИКОМУ СВЕЧ!!!

: Корректно и чётко. Да.

— Ты лучше скажи, тебе Мамонт сегодня свой белый, то есть фиолетовый, билет показывал? А то тут ещё пол-канистры осталось... Не тащить же домой?

— Только всё равно ничего не понятно. Выходит, Нэд обманулась так же, как я? Но тогда чья же это была Свеча?..

— Это была Свеча К. С.,— сказал Пищер,— К. С. или К. Д. С. — Костя Симак; его ещё Саймаком звали. У него и отчество, почти как у Саймака было — Данилович... А когда это случилось?

— В декабре, я же говорил. В декабре 81-ого года. Загребли меня 25 сентября 78-ого; соответственно, вернулся я 13 декабря 81-ого — ещё отпускать на дембель не хотели, гады,— соплю широкую на плечи порывались наклеить... Видите-ли, замены моему замечательному знанию разговорного английского слэнга найти не могли,— сволочи. Можно подумать, я один такой слухач-перехватчик на весь тихоокеанский ‘флэт’ случился... Что ещё раз говорит об укомплектованности нашей советской армии — и флота, да! — интеллигентными солдатами, матросами,— а также старшинами и мичманами. Мичманами особенно, да... была у нас на корабле одна дюже умная сука... Об офицерском же ‘составе данного должностного преступления’ и не говорю —— произведение звания на интеллект, как известно, есть величина поЦстоянная... Да. А история эта, соответственно, в самом конце декабря приключилась. В аккурат перед Новым...

: Пит смотрит во все глаза — ещё бы! Самый мовемент сообщить ему сейчас что-нибудь покруче — да уж ладно... Пусть живёт: пока,— даже рот не буду напоминать, чтоб закрыл.