Рома едет. Вокруг света без гроша в кармане - Роман Свечников

Медвежья берлога

С самого утра пушистыми хлопьями падает снег. Намахавшись топором на морозе, я зарабатываю простуду. Меня перестают пускать в дом, чтоб не заразить детей. Тем не менее я продолжаю колоть дрова. Когда заканчивается моя дневная смена, Влад выносит мне кастрюлю с супом, и я иду ужинать к себе в карантин. Греть еду приходится на печи. Это занимает много времени, но еда становится в два раза вкуснее.

Долгими зимними вечерами, сидя под единственной тусклой лампочкой в своей берлоге, я пишу письма Оле на лэптопе. Утром я выпрошу у Влада разрешение подключиться по кабелю к интернету, чтобы отправить свое послание. Если повезет, к этому моменту Оля тоже пришлет мне весточку. Из-за того, что Влад будет следить за каждым движением курсора по монитору, я быстро скопирую Олин текст и прочитаю его только вечером, после смены у топора.

Наконец приезжает Женя, с которым мы расстались еще в Дагестане. В две руки мы за день разбираемся с опостылевшими дровами. Пока мы складываем нарубленные запасы в поленницу, из леса на нас выходят незнакомые люди. Выясняется, что они живут неподалеку, на соседней поляне. После долгого рабочего дня мы отправляемся к ним в гости.

В доме, который больше напоминает медвежью берлогу, живут Вова, его жена Настя и друг семьи Юра. Их жилище собрано за несколько месяцев тремя парами рук из обычных картофельных мешков, набитых землей. Стены сделаны по той же технологии, по которой строят военные укрепления, дамбы и бомбоубежища. Мы планировали заскочить к соседям всего на часок, но зависаем в гостях до самого утра. Ребята перебрались в эти места буквально две недели назад. Мы первые гости в их необычном доме, и по этому поводу Настя достает из заначки праздничный брикет халвы.

Я расспрашиваю хозяев о причинах, заставивших их покинуть город и перебраться в эти дикие места. То, с какой искренностью они рассказывают о своей жизни – о вере, поиске и разочаровании, – заставляет меня записать этих ребят в список своих героев. Я слушаю их истории, разинув рот.

Вова ушел из дома в шестнадцать и с тех пор никогда туда не возвращался. Родители не смогли простить того, что их сына показали в программе “Времечко” в репортаже с анархистского митинга, где малый тряс своим ирокезом и размахивал флагом. Пять лет парень скитался по московским сквотам, бухал и закидывался чем попало. Зарабатывал преимущественно торговлей всяким хламом на блошином рынке. Однажды друг позвал Вову поработать в кино, и Вова согласился. Следующие пятнадцать лет он, словно отчаянный матрос, провисел на осветительных мачтах. Проблемы с деньгами исчезли.

В киношной тусовке Вова познакомился со своей будущей женой Настей. Настя выросла в курортном Новороссийске в лихие девяностые, поэтому не понаслышке знает все прелести бандитских разборок. В семнадцать Настя перенесла клиническую смерть от передозировки. Год назад ребята продали все свое имущество и уехали на Алтай. Почти все средства пошли на покупку земли. Уже год ребята живут практически без денег.

Я влюбляюсь в этих настоящих людей, в атмосферу их волшебного дома. Неровные стены, косые проемы дверей, скрип пола – все здесь такое живое. Вечером мы зажигаем свечи и проваливаемся в разговоры о свободе, выборе и совести. Мы спорим до рассвета и с первыми лучами солнца, которые пробиваются через окно в потолке, отходим ко сну.

Пролетает еще одна неделя, пора двигать дальше. Мы с Женей стоим на горе Чептоган, рядом с самодельным ретранслятором Влада. Я давно хотел подняться на эту вершину, да все дрова не отпускали. Рюкзаки упакованы, термосы наполнены под завязку – мы снова выдвигаемся на трассу. По дороге на Паспаул еще разок заскакиваем к Вове, Насте и Юре, чтобы попрощаться. Прощание затягивается на два дня.

Мне снова грустно уезжать. Я думаю о том, как через несколько лет внезапно нагряну к ребятам в гости. Вова достанет из тайника еще одну праздничную халву, Настя заварит горный бадан. Я улыбаюсь этим мыслям, протаптывая тропу в глубоком снегу. С каждой минутой расстояние между нами растет.

За колку дров Влад заплатил мне сто баксов. На них в Горно-Алтайске я залечил себе разболевшийся зуб. Там же я встретил свой двадцать первый день рождения.

Глава 6

Рома в Монголии

Красота по-монгольски

Мотор глохнет посреди заснеженной степи.

– Коза драная! Два километра не дотянула, тварь! – выпаливает водитель “скании”. В тягаче закончилось топливо.

Он выскакивает из кабины, хватает ведро и сливает несколько литров соляры из тридцатитонной цистерны, которую мы тащим на приграничную заправку. Сердце машины по-прежнему молчит. Мы обнимаемся с топливным насосом три часа, за это время мимо нас проезжает всего один дохлый уазик. Наконец наша громадина заводится, и мы догребаем до последнего русского поселения. На холме виднеется пустая российско-монгольская граница.

Голубоглазый русский пограничник говорит, что через час сюда прибудет табун монгольских автомобилей, чтобы вывезти с заправки все наше топливо. Военный не соврал, довольно скоро ревущая колонна машин пересекает границу и ровным строем направляется на ту же заправку, куда мы только что завезли соляру. Один из водителей без лишних вопросов пускает меня с Женей к себе в кабину.

Мы заправляем машину под завязку и уверенно выруливаем на Монголию. Русскую границу проходим гладко. Пограничники откровенно смеются над нашими планами доехать до Улан-Батора автостопом:

– Да вы в своем уме?! Там на полторы тысячи километров ни дорог, ни машин, ни хера! Здесь только летом туристы ездят. До Улгий доберетесь, там прыгайте на самолет и уже через два часа будете в Улан-Баторе.

Еще недавно их скептицизм заставил бы меня засомневаться в собственных планах, но теперь я уверенно отшучиваюсь.

Как только кончается Россия, начинается грунтовка. Монгольский страж границы интересуется, есть ли у меня виза. Я отвечаю, что визы нет. Он говорит: “Хорошо” – и ставит штамп в мой паспорт. Алтай остается позади. Пока я не знаю о том, что во сне еще тысячу раз вернусь в свой милый домик на склоне горы. Впереди дикая и чужая Азия. На долгие месяцы, а может быть и годы, я превращусь в “белого мистера”, а значит – в другого.

Часа полтора в полной темноте мы прыгаем по холмам. Не представляю, как водитель определяет направление движения – ничего похожего на дорогу я рассмотреть не могу. Неожиданно нас выносит на асфальт. Откуда-то из-под земли появляются огни города.

– Вам где выходить? – спрашивает водитель, и мне становится смешно.

– Да неважно. Хоть прямо здесь.