Служанка в высшем свете - Элизабет Роллз

Он почувствовал дуновение тихого вздоха, и теплая тяжесть немного сместилась.

— Макс? — Легчайший шепот, как будто она боялась потревожить его. Этого было более чем достаточно для Макса.

— Да, — выдохнул он. И вновь оказался на ней.

Верити проснулась с ощущением безопасности и правильности всего, что произошло. Ее окутывали тепло и нежность мускулистого мужского тела, лежащего рядом. Она глубоко вдохнула мускусный мужской аромат. Его имя вырвалось у нее само, и она почувствовала, как окрепли в ответ обнимающие ее руки, как он откликнулся, вновь накрыв ее собой.

Властные, требовательные руки бродили по ее телу, лаской возбуждая в нем жизненный жар. Его рот вновь завладел ее губами, мощное бедро раздвинуло ее бедра, открывая путь. Ее тело мгновенно растаяло в ответ. На мгновение Верити напряглась, когда он вошел в нее, причинив легкую боль, но тут же он оказался глубоко внутри, что привело ее в восторг.

Макс охватил ее лицо ладонями, удерживая его для поцелуев, пока скользил в тугом, гостеприимном тепле ее тела. Он застонал, пытаясь замедлить темп. Он не хотел брать ее слишком быстро, но это было выше его сил. И каждое движение его тела исторгало из нее тихие вскрики боли и наслаждения, умоляющие не останавливаться. Никогда еще он не испытывал такого.

Огонь совсем потух, когда он проснулся опять, разбуженный неуспокоенным желанием.

Она уютно лежала в его руках, ее дыхание тихо ласкало его кожу, шелковистые кудри рассыпались по его груди. Ее тело, полностью расслабленное, прижималось к нему всеми выпуклостями и впадинками, точно было отлито по его форме. Одну ногу она согнула, округлое бедро улеглось на него мягкой тяжестью. Сердце его забилось.

Ни за что в жизни он не повезет ее в Лондон. Теперь он знал, где ее поселит. Среди его владений имелся домик, где она могла жить. Он стоял совсем отдельно, высоко на холмах Даунса, но она не будет одинока. Он намеревался часто к ней приезжать. Он зарылся лицом в ее волосы, глубоко вдыхая теплый, сладкий аромат женственности.

Никогда и ни с кем так не было. Тут было что-то совершенно другое. И пока не поймет, что именно, он и мысли не допустит о том, чтобы отпустить ее.

Шум просыпающегося дома окончательно разбудил Верити как раз перед рассветом. Она лежала тихо, вдыхая теплый мускусный аромат своего любовника. Вскоре ей придется встать, но еще не сейчас. Ощущение безопасности и уюта было слишком сильным, слишком драгоценным, чтобы с ним расстаться.

Она знала, что должна чувствовать себя виноватой, бояться последствий своего поступка. Но это ее выбор. Ее ответственность. Она пришла к нему и предложила себя по собственной воле. Мир осудит ее без колебаний, но ее это не беспокоило. Пять лет она мечтала о нем, воображая невозможно счастливый конец ее кошмара: что однажды он придет за ней и попросит ее принадлежать ему. Что он будет любить и защищать ее. Половина сна была все же лучше, чем ничего. Он предложил ей защиту.

Она должна была уйти. Быстро. Скоро придет горничная убирать комнату. Если она задержится дольше, ее застанут, и заплатить придется очень дорого.

Макс дремал в раннем утреннем свете, и часть его наслаждалась неизмеримой радостью, но другая часть ощущала потерю. Что-то пропало бесследно. Каким-то образом он чувствовал неполноту. Со вздохом он повернулся и потянулся к… пустой постели. Внезапно он понял, что или, вернее, кто пропал бесследно. Где, черт возьми, она была? Он откинулся со стоном. Конечно, это же не его дом. Последнее, чего хотела бы Селина, — это чтобы ее поймали в его постели, даже если они сегодня уедут. Подумать только — она ведь может даже не знать, что они сегодня уедут! Он не помнил, упомянул ли об этом прошлой ночью.

Прошлой ночью… Заложив руки за голову, он лежал на спине и улыбался воспоминаниям. Она была именно такой, сладкой и отзывчивой, какой он ее себе представлял. Нет, она была еще слаще. Он никогда не знал женщины, способной так откликаться и дарить себя с таким безоглядным доверием.

Он подумал, что теперь знает, что именно было иначе. Женщины всегда дарили ему удовольствие, но никогда еще он не думал, что женщина отдает ему самое себя. Господи, он никогда не понимал, что женщина может отдать себя так полно. В этом никогда не было ничего больше простого обмена удовольствием. Но теперь… Чем раньше он поднимется и отправится обратно в Лондон, тем раньше сможет вновь заполучить Селину в свою постель.

И в свою жизнь. Теперь он знал, чего хочет. Он не мог вступить в брак. Он дал слово. Но все-таки он мог заботиться о Селине, как будто у него есть семья. Она будет принадлежать ему. И только ему. Вот в чем разница. Она принадлежала ему. Чтобы он защищал ее. Заботился о ней. И… любил?

Он откинул одеяло и спустил ноги с кровати. Скоро придет Хардинг, так что… А это, дьявол побери, что такое?

Небольшое пятно в центре простыни темнело как обвинение. Он сидел на краю кровати и потрясение смотрел на него, пронизываемый волнами жара. Это не могло быть правдой. Но доказательство у него перед глазами заверяло его, что это было. Он ошеломленно стал вспоминать: да как вообще мог пропустить подобное?

«Ты не ожидал этого. Ты думал, что Фарингдон взял ее. А она, конечно, не сказала ничего».

Он взял ее в одно мгновение жгучей, неистовой жажды. Такой неистовой, что не осознал ее невинности. Этот крик впитал его поцелуй… Он поморщился. Думая, что она плакала от радости, от удовольствия, он вошел еще глубже, заявляя права на все, от чего ей пришлось отказаться. Он вздрогнул, сообразив, что она, вероятно, плакала от боли, что все удовольствия он дал ей позже, а в тот момент он мучил ее. И не остановился, чтобы облегчить ее боль. Он даже не понял.

Почему она не сказала ему? Он достаточно ясно дал понять свою уверенность, что Фарингдон лишил ее невинности. Она что же, думала, что он не тронет ее, если будет знать, что она девственница? Он сомневался, что до такой степени способен на бескорыстное рыцарство. Но, по крайней мере, мог бы пересилить себя и не брать ее более чем один раз — так он надеялся.

Его кулаки упали на смятую постель. Почему Фарингдон не взял ее? Что удерживало его?

Макс без колебаний отмел возможность бескорыстного рыцарства в случае Годфри. Он и в своем-то усомнился. А Годфри Фарингдон, вероятно, не смог бы даже сообразить, о чем речь. И было в высшей степени маловероятно, что его когда-либо могли привлечь к ответственности за изнасилование гувернантки детей. Она стала бы еще одной уволенной девушкой с погибшей репутацией.

Слабый щелчок открывшейся двери привел его в чувство. Он благоразумно натянул на себя покрывало. И прикрыл это предательское пятно.