Мечта каждой женщины - Наталья Никольская

Но все-таки одной справится с сыном-сорванцом было нелегко, поэтому каждый год Стас гостил у деда с бабкой, а потом – только у деда. Валентин Петрович частенько помогал не только с воспитанием, иногда даже денежные переводы присылал. Впрочем, и мужской авторитет играл немаловажную роль.

А теперь вот наследство оставил… Только на него еще одна претендентка нашлась – Марина. Конечно, присваивать всю квартиру целиком Тамара не собиралась, но зато у другой племянницы Кавериных были как раз такие намерения – это было понятно с первого взгляда.

Честно говоря, Калинина немного побаивалась городских из-за их «продвинутости», как говорил сын, и наглости, как она сама для себя определяла. Поэтому в добрые намерения Андреевых не очень-то поверила, когда они встретили ее на вокзале. Но все-таки это общество приходилось терпеть, потому что хотя бы часть наследства надо было отвоевать.

«Стасу уже пятнадцать, через два года – поступать куда-нибудь надо, – рассуждала Тамара Григорьевна. – А тут такая возможность в городе жить в собственной квартире… Тем более, Валентин Петрович сам так решил, мы у него ничего не просили. в конце концов, эту четырехкомнатную даже разменять можно, нам с сыном и двух вполне будет достаточно, лишь бы свой угол был»…

– Кто это может быть? – переглянулись мать и сын, услышав звонок в дверь.

На всякий случай Стас, конечно, заглянул в дверной «глазок». Но убедившись, что за дверью стоит не Аркашка и особого повода для радости в ближайшее время не предвидется, он открыл ее сразу. Никого, кроме Андреевых, он в этом городе не знал.

На пороге стояла маленькая старушка с каким-то узелочком:

– Милок, ты что ль не узнаешь меня?

Не узнать ее было просто невозможно: только она одна никак не могла научиться правильно выговаривать простое имя «Стас». Весь двор просто покатывался со смеху, когда баба Дуся начинала разговаривать с приезжим мальчиком, особо звучно выговаривая последний звук его имени.

Сначала тот от нее просто шарахался, как от огня, и обижался почти до слез. «Мало того, что мальчишки меня с тараканом сравнивают, так еще она масла в огонь подливает!» – чуть не плакал он.

Но пообщавшись с Евдокией Тимофеевной поближе понял, что старушка со зла ничего делать не станет. Просто однажды ошибившись в произношении, она навсегда решила для себя называть мальчика только «Тазом», причем, обязательно акцентируя внимание именно на звучной «з», которая так его раздражала поначалу.

Даже сам Валентин Петрович пробовал ее перевоспитать: просил называть внука полным именем или хотя бы уменьшительно-ласкательно – Станислав или Тасюля, как звала его покойная Маргарита Семеновна. Вот только старушке эти варианты чем-то не понравились и она упорно продолжала называть мальчика только Тазом. Впрочем, скоро и сам «Таз» с таким положением вещей смирился. Правда, позволялось это только бабе Дусе, и никому больше.

Стас только успел кивнуть, как проворная бабушка уже оказалась в квартире – это тоже на нее было очень похоже.

– А я гляжу, Таз приехал, – начала с ходу Евдокия Тимофеевна, – а ведь Валентина Петровича нет. Вот я и подумала, что у вас тут, наверное, и продуктов-то нет никаких. Нате, я вам пирожков принесла к чаю. Да вот еще котлеток, – начала она выкладывать из узелочка съестные припасы.

Стас ничуть даже не удивился: этим летом он уже привык к тому, что добросердечные соседки подкармливали их с Аркашкой, когда у деда случался очередной «День граненого стакана». От родителей они предпочитали скрывать сей позорный факт, но от помощи не отказывались. Зато Тамара Григорьевна просто не знала, как реагировать на такое.

– Мам, ты не волнуйся, – успокоил ее сын, – все нормально. Евдокия Тимофеевна в соседнем подъезде живет, и дедушка ее хорошо знал.

Кое-как справившись с испугом, Калинина взяла себя в руки:

– Спасибо Вам большое, только у нас все есть, – судорожно начала она, замирая от стыда, что ее сочли за бедную деревенскую родственницу, которая спала и видела, когда кто-нибудь оставит ей наследство в городе.

– Таких пирожков нигде не найдете, – компетентно заверила старушка, как бы читая ее мысли, но совершенно не обращая никакого внимания на мучения Тамары. – Я и сама в деревне всю жизнь прожила, а как внук в город-то забрал, заскучала. Так что вы мне теперь заместо родных будете, я вас буду подкармливать.

Женщина хотела еще что-то возразить, но Стас с улыбкой взял ее за руку:

– Мам, это бесполезно.

Пока семейство Калининых в недоумении исполняло немую сцену, баба Дуся успела и чайник поставить, и стол накрыть. Им оставалось только односложно отвечать на ее многочисленные вопросы и слушать множество советов, которыми старушка весьма щедро с ними делилась.

Но, странное дело, ни Тамара Григорьевна, ни Стас не чувствовали при этом никакого раздражения. Наоборот, только сейчас они поняли, что даже после смерти кого-то из близких жизнь продолжается, тем более, какая-то новая жизнь.

– Молодцы вы, что прямо сюда приехали, – щебетала Бабуся. – И нечего в вашей деревне сидеть, все равно мальчонке в институт поступать скоро. Вон у меня Горяшка отучился, так сейчас ба-а-альшим человеком стал! – успевала объяснять она все выгоды их положения, подливая чай. – А коли трудности какие, так и в городе люди живут, помогут.

В общем, через час из неуверенной в себе и испуганной деревенской курицы Тамара опять превратилась в энергичную и целеустремленную женщину. Конечно, у нее еще были сомнения на счет бескорыстия такого вот участия со стороны совершенно постороннего человека, но с каждой минутой Евдокия Тимофеевна нравилась ей все больше и больше.

«В конце концов, она сейчас единственная, кто хочет нам помочь, – успокаивала себя Калинина. – И Стасик давно ее знает. Да и Валентин Петрович… знал».

Траурную церемонию родственники Каверина перенесли достаточно спокойно. Правда, Марина Аркадьевна почти висела на руках у мужа от усталости и горя. Новое черное платье, сшитое рекомендованной Ириной портнихой буквально за одну ночь, смотрелось просто великолепно. Тамара Григорьевна была очень бледна, но держалась с достоинством. Никакого особенного наряда по случаю похорон она заказывать не стала, но даже в обыкновенном черном платке ее лицо казалось застывшим ликом Мадонны.

Оба мальчика все время держались рядом с Евдокией Тимофеевной, которая, как тихий островок в бушующем море, одна внушала стабильность. Бабуся подобный мероприятия очень не любила и посещала редко, но в этом случае отказать родственникам просто не могла. Впрочем, она поспешила уйти при первой же возможности, хотя Андреевы уговаривали остаться ее чуть дольше:

– Как же так, Евдокия Тимофеевна, – укоризненно говорил Арсений Сергеевич, – Вы же больше всех нам помогали: купили цветы, заказали платье для Риночки, а теперь в самый ответственный момент нас бросаете!

Но никакие уговоры на бабу Дусю не подействовали, и она улизнула, как только смогла. «Еще мне не хватало по похоронам шастать, как бабке старой», – с возмущением думала она, вспоминая деревенское прошлое, когда каждая из ее соседок считала просто своим святым долгом проводить человека, даже совсем незнакомого, в последний путь.

Несмотря на преклонный возраст (Бабуся на вопрос об этом всегда только отмахивалась и говорила, что ей где-то «от сорока до девяносто»), думать о смерти Евдокия Тимофеевна не собиралась, поэтому старалась негативных эмоций, хоть каким-то образом с этим делом связанных, всячески избегать.

Пообещав Калининой зайти после обеда, а Андреевым – перезвонить, старушка быстренько ретировалась.

«Как дурака, обвели вокруг пальца, – ругал себя Малышев, не находя себе места. – Ну, от старушенции чего угодно можно ожидать, но чтобы моя Ирина!.. Хотя, какая там моя?! А, ладно, все равно я обещал Костикову позвонить, как только обнаружу что-нибудь новенькое. Получается, информация достигла своего адресата, пусть даже без меня. Но почему он-то мне не звонит?»

Уже который день майор милиции спал кое-как и почти ничего не ел. Зато каждое утро и вечер уборщица выносила из его кабинета огромное количество окурков. Олег Павлович заметно нервничал: начальство требовало отчет, а в деле об убийстве сантехника Каверина до сих пор не появилось ничего нового, за что можно было бы зацепиться.

Когда пару дней назад он предоставил сведения о найденных в крови покойного наркотических веществах, с Малышева сразу же потребовали более решительных действий. Но он до сих пор мучался над вопросом: с чего же начать?

Снова вспомнились все детские обиды на Игоря Костикова: «Всегда ему везло, – злился Олег. – Вот и сейчас: лежит себе на диване, за него всю работу Евдокия Тимофеевна выполняет! Тоже мне, Шерлок Холмс нашелся!»