Река времен (СИ) - Чи Лана

Темные короткие коридоры перемежались более широкими прямоугольными и светлыми проходами, стены в которых были искусно расписаны. Теплые снопы света падали из узких окон под крышей, образуя на полу узоры золотых пятен. Я ощутила, что легко могла бы потеряться в бесконечном лабиринте дворцовых проходов. Владыка же уверенно шел вперед, и вскоре мы оказались в просторной комнате-веранде, где вместо одной стены был ряд прямоугольных колонн, открывавших вид на чудесный дворцовый садик. Над весенней зеленью жемчужной белизной горели вершины заснеженных гор, а над ними царила Иират, божественный предел, вознесшийся над миром. Прохлада дворца смешивалась тут с теплым ветерком, и пение птиц услаждало слух.

Здесь уже ждали многочисленные рабы и слуги, толпившиеся у дальней стены зала, а в глубине помещения уже был накрыт стол, уставленный яствами. Привыкнуть к местной пище было довольно трудно. Мое появление во дворце пришлось на конец «зимнего» сезона – эттена. В это время сады и поля отдыхали, коровы давали меньше молока, питаясь скудной посохшей травой и ветками, а люди доедали свои запасы. Все, что я здесь попробовала за этот месяц – каши. Огромное количество зерновых каш, ароматные, но суховатые лепешки, яйца и сухофрукты с медом. Последний мне выдавали совсем по чуть-чуть, вероятнее всего он был в дефиците. На царском же столе было жареное мясо и птица, сыры и различные лепешки и даже сладости. Желудок радостно заурчал, предвкушая такое изобилие.

Слуги, подбежавшие к нам, приняли меня под локти и осторожно опустили в маленькое плетеное кресло, а мальчик с опахалом пристроился за спиной. Сейчас же появились девушки с кувшинами для омовения. С отца же аккуратно сняли тяжелый расшитый золотом и дорогими камнями головной убор, обнажив копну густых иссиня-черных курчавых волос. Затем он избавился от массивного драгоценного оплечья, широких запястий, накидки из шкуры леопарда и тяжелого плаща с бахромой, оставшись только в длинной, богато изукрашенной шерстяной юбке-шубату, которую здесь носили мужчины вместо штанов, и расшитой канди*.

Девушки умело омыли его руки и обтерли их отрезами мягкой ткани. Только после этого Владыка опустился на свое сидение. Царица расположилась на легком плетеном стуле по левую руку от супруга и сверлила меня глазами. Мое место было напротив отца, и я восторженно разглядывала этого древнего властителя. Широкоплечее, мощное тело выдавало в нем опытного воина. Несмотря на годы, он поддерживал его в отличной форме. Несколько тоненьких шрамов, едва белевших на смуглой коже рук, говорили о давних ранениях. Волосы на голове вились тугими кольцами, намного сильней, чем у царевны, но от меня не смогло укрыться, что цветом своей шевелюры он обязан краске. Волосы отца давно поседели под гнетом лет и забот, но показать это он никак не мог. От этого царственного мужчины даже без всех его богатых одеяний веяло спокойной мощью, властью и какой-то неземной силой. Только его карие глаза, в лучистой сети морщинок, совсем как у всех остальных людей, глядели на меня с легким беспокойством и бесконечной нежностью. Отец, казалось, что-то хотел спросить, но почему-то не делал этого. Я почувствовала, что щеки мои покраснели, и отвела взгляд.

Наконец владыка откинулся на спинку кресла и хлопнул в ладоши. Слуги немедленно засуетились и принялись наливать напитки и разрезать яства.

Я посмотрела на узорный бронзовый кубок, в который мне налили мутноватого золотистого напитка, скорее всего являвшегося разновидностью пива или вина и опустили туда золотую соломинку. Взрослый внутри меня возликовал, но в сознании мгновенно всплыла мысль о том, что на данный момент я больная несовершеннолетняя девочка. А жидкость своим сладким запахом уже манила меня. «К черту, – решила я. – Меня совсем скоро выдадут замуж, видимо, я для этого времени уже вполне взрослая. Так что пейте, Юленька, и радуйтесь, что алкоголь здесь детям не запрещают!» Но мысли мыслями, а притронуться к еде первой я не решалась и, видимо, правильно сделала, царица тоже сидела и делала вид, что любуется пейзажем. Наконец глава семьи кивнул нам и отломил ножку жареной птицы. Другой рукой он потянул напиток из большого сосуда, в который слуги опустили две более длинные соломинки. Вслед за ним и царица аккуратно пригубила вторую, принимаясь за еду. Моя душа возликовала, а руки немедленно захватили хороший кусок мяса. Вкус был божественным! Я совсем не рассчитывала, что здесь в еду добавляют иные специи, кроме сушеных горных трав, лука и чеснока. Но мой сиятельный родитель откуда-то добыл черный перец или что-то очень похожее на него.

Наслаждаясь едой, я чуть было не выдала себя. Царевны ж они как птички, едят помалу и аккуратно. Бросив осторожный взгляд на родичей, я поняла, что пока непоправимого не случилось, но слегка замедлила процесс насыщения. Боги, как же я соскучилась по нормальной пище! Пиво же оказалось не совсем привычным, пряным и освежающим с нотками фруктов. Все портил только вездесущий тонкий осадок, но при аккуратном использовании выданной соломинки, от него получалось избавиться. С алкоголем пришлось быть осторожнее, освежающий напиток мог быстро выключить хрупкую царевну, хоть и имел совсем небольшой градус.

– У тебя хороший аппетит, дочь, это веселит мое сердце! – прогудел владыка, весело взглянув на меня. – Я уже начинал думать, что поспешил в своем решении. Все же ты, наверное, еще не совсем оправилась от недуга своего?

Я смутилась. Чего я никак не ожидала, что его так волнует мое мнение. А может, он просто не хочет выдавать замуж любимую дочь? Отлично, я тоже не в восторге от этого, попробуем потянуть время.

– Благодарю за заботу, родитель, – опустив взгляд, ответила я, – силы мои растут с каждым днем, но верно о моем здоровье знает только почтенная Каи из старого храма Великой Матери, что заботится обо мне.

Отец кивнул и, подозвав к себе одного их слуг, зашептал ему указания.

– Я справлюсь об этом, – пророкотал он и повернулся к супруге. – А ты, мать моих детей, хочешь ли сказать мне чего-нибудь?

Владычица склонила голову в почтенном поклоне, а потом положила свою узкую изящную ладонь на могучее предплечье супруга.

– Не может жена твоя возражать против решений твоих, но видят Боги, царевна только вернулась к нам, и ум и тело ее еще не крепки, – промурлыкала она, словно большая и очень хищная кошка. – Позволяют ли дела земли нашей ждать с замужеством дочерей?

– Нет, Шахриру-даши нужно выдать замуж немедля! – царь говорил быстро и твердо. – Это ждать не может. Владыка Кумиш не простит обиды. А хонниты должны быть довольны, получив нашу дочь. Она красива лицом и умела, как и должно женщине. Союз с братом моим Кумиш-Шебешем очень дорог моему сердцу и приносит много пользы нашему царству, нельзя, чтобы доверие ослабло. Уже больше месяца тому назад получил я от него весть с просьбой не откладывать далее укрепление нашего союза. А потому свадьбе быть! Что касается союза Юилиммин-даши, то здесь все немного сложнее. И хотя Кумиш тоже скорбит о моей потере, но не слишком охотно может принять мое предложение отдать мне своего младшего сына.

– А если те слухи, что знаем мы об Амминат-аше правдивы, и прекрасная сестра наша не возвышена до великой владычицы? Не будет ли какой беды и нашей дочери от хоннитов? – осторожно спросила Нинмах-аша, нервно теребя один из золотых браслетов на своих тонких руках. На ее лице же отразилась неподдельная озабоченность.

– Это тревожит меня сильно, – мрачно ответил царь. – Нужно посмотреть, какие плоды принесет посольство и какой ответ даст брат мой на мою просьбу. Но сама понимаешь, союз этот нам необходим более, чем им. Будем надеяться, что Мандару-Кумиш покажет себя достойно.

Он хотел было снова заняться едой, но мачеха опять отвлекла его.

– Могу ли я поговорить с тобой еще, владыка мой? – она кротко и выжидающе посмотрела на царя. Тот вздохнул, отложил в сторону уже смоченной в подливе кусок лепешки, и кивнул.

– Дочь твоя, Юилиммин-даша, ранее не была прилежна в учении и здоровьем нынче слаба… Да будет милостива Всеблагая, но справится ли она со всем? Еще же весенние обряды нужно совершать. Может, не стоит спешить?